EN
Старый сайт
Мой отец, человек глубокой мысли и несокрушимой воли. Он давно уже оставил научные труды, выйдя на заслуженный отдых. Однако покой для него был лишь словом, ибо в нём жила могучая жизненная сила и разносторонний талант, которые не позволяли успокоиться его душе.
Папа знал семь иностранных языков и продолжал изучать новые. Так, он увлёкся голландским и французским языками, стараясь понять, как изменился современный немецкий - язык его детства, родной для немцев Поволжья.
Вместе мы ходили на рыбалку, бродили по осеннему лесу, в поисках грибов и беседовали о жизни, о прошлом, и будущем.
Все говорили, что я очень похожа на него: у нас были общие вкусы и пристрастия. Мне хотелось во всём подражать ему. Мы понимали друг друга без слов - и это было самое ценное, что могло быть между отцом и дочерью. Я любила папу и дорожила его мнением. И он меня очень любил, гордясь моими маленькими победами.
Его рассуждения были всегда полны смысла и мудрости. В них я открывала для себя мир и училась видеть и чувствовать то, о чём он говорил.
По воле судьбы папа стал доктором наук по химии и математике, но всегда чувствовал себя музыкантом и художником. Он великолепно играл на фортепиано, так, что слушая его, можно было забыть обо всём на свете, кроме красивой мелодии. Когда-то папа мечтал стать пианистом. Его учителя пророчили ему славу великого исполнителя. Но вместо консерватории, он попал в концлагерь. После побега из него, в 50-градусный мороз, истощённый и плохо одетый, он сильно обморозился и потерял чувствительность на пальцах рук. Концерты, выступления остались для него лишь воспоминанием, но любовь к музыке не угасла. Он играл. Для себя и друзей.
Но больше всего, в последние годы, ему нравилось рисовать. Перенеся на полотна образы природы, натюрморты, он находил в этом особую отраду.
Одна картина стала для него последним трудом, как будто она подвела итоги прожитой жизни.
Когда болезнь овладела его телом и приковала к дому, то художественная кисть стала для папы отвлечением и утешением.
Отец работал над картиной долго, невзирая на боли и слабость, словно видел в ней что-то, что должно было остаться после него. Каждый мазок краской казался ему не просто цветом, но частью человеческой жизни, которую он стремился выразить в картине.
На полотне величественно высится собор, символизирующий и Бога, и душу человеческую, что простирается за пределы нашего земного существования. Его высокий шпиль устремился к небу, словно молитва, застывшая в камне и металле. Вокруг собора раскинулся парк, утопающий в золотых красках осени. Опавшие листья мягко устилают землю. Спокойное озеро, на котором плавают уточки, отражает храм и небосвод. На скамье у воды сидит пожилая пара. Я сразу же узнала её. Это мои родители. Папа изобразил себя и маму такими, какими видел в этот момент жизни - спокойными, любящими, принявшими вместе свою зрелую пору.
Мама, чуть наклонившись, кормит диких птиц, которые доверчиво подошли к ней, а папа, опершись на трость, смотрит куда-то в даль. О чём он думал? Какие мысли тревожили его душу? О прошедших годах? О том, сколько времени ещё подарит им судьба? Может он сравнивал осень природы с осенью жизни? О периоде увядания и неизбежности? О смысле бытия?
Когда картина была завершена, папа долго смотрел на неё, а потом сказал:
- Это моя лебединая песня. Она о жизни, о времени и о том, как искусство может отражать чувства и переживания человека, когда наступает его старость. Ведь мы часть природы и наша жизнь, однажды, тоже начинает окрашиваться в те же золотые тона, что и осень. Я назову картину "Осень жизни"... Больше я уже ничего не напишу.
Теперь картина висит на стене над пианино, на котором играю я. А картина... она живёт. В каждом мазке - тепло папиных рук, в каждом отблеске света - дыхание осени, а в тишине, что окружает её, я слышу музыку его души.
На фото папина картина - "Осень жизни"
Буторин Николай 
Андерс Валерия 
Андреевский Александр 