Ключи от круглой Земли
 
Действующие лица:
 
- Судья: Строгий, но с налетом житейской мудрости.
- Прокурор: Амбициозный, ищущий сенсаций.
- Фрося: Простая женщина, заботящаяся о кошках, любящая танцы и знакомства.
- Адвокат: Остроумный, циничный.
- Судебный пристав: Молчаливый, исполнительный.
 
Место действия: Зал суда.
 
 
АКТ I
 
СЦЕНА 1
 
Зал суда. Судья сидит за столом. Входит Прокурор.
 
Прокурор: Ваша честь, есть важное дело. Нужно проверить, знает ли одна гражданка, а именно Фрося, что Земля круглая.
 
Судья: (Слегка приподнимает бровь) Прокурор, вы уверены, что это дело стоит нашего внимания?
 
Прокурор: Уверена, ваша честь! Это вопрос фундаментальных знаний! Общественная безопасность!
 
Судья: (Вздыхает) Хорошо. Каковы ваши предложения?
 
Прокурор: Я предлагаю прицепить к Фросе микрофон. Пусть она пока занимается своими обычными делами: кормит кошек, танцует, знакомится. Мы послушаем, что она говорит, и таким образом проверим, знает ли она, что Земля круглая.
 
Судья: (После паузы, задумчиво) Интересное решение. Суд постановляет: прикрепить к гражданке Фросе микрофон. Прослушивание вести круглосуточно. Цель: получить показания о ее знаниях относительно формы Земли.
 
Судебный пристав: (Кивает, уходит.)
 
 
 
АКТ II
 
СЦЕНА 1
 
Прошло некоторое время. Зал суда. Судья, Прокурор, Адвокат, Фрося (немного растерянная).
 
Судья: (Обращаясь к Фросе) Гражданка Фрося! Мы прослушивали вас целый год!
 
Фрося: (Удивленно) Прослушивали? Меня? А зачем?
 
Судья: Чтобы выяснить, знаете ли вы, что Земля круглая! И, знаете ли, выяснилось... Вы ничего не знаете! И даже отрицаете, что Земля круглая!
 
Фрося: (Шокирована) Как это? Я знаю!
 
Судья: Мы слушали вашу "бубнежку" целый год! Ни слова о круглой Земле! Только про кошек, про танцы, про новых знакомых.
 
Фрося: (Слегка обиженно) А вы не могли бы мне сразу объяснить, что вам от меня нужно? Я бы вам сразу сказала, что знаю, что Земля круглая. Вы зачем исподтишка, в спину меня прослушивали, что я там бубню, а прямо и честно спросить, помню ли я, что Земля круглая, мне не предложили?
 
Адвокат: (Хихикает, затем громче) Ха-ха-ха! Ее не так допрашивали!
 
Судья: (Пожимает плечами, с улыбкой) Се ля ви, жизнь есть жизнь!
 
В зале суда раздается смех. Фрося смотрит недоуменно, но потом тоже начинает тихонько смеяться.
 
Судья: (Серьезно, но с улыбкой) Гражданка Фрося, оказывается, вы знали, что Земля круглая. А в ходе тайного прослушивания это не выяснили.
 
Судья: (С улыбкой) Фрося, вы не виновны!
 
Фрося: (Усмехается) А кто бы спорил?
 
Судья: (Смотрит на Прокурора) Оказывается, кто-то поспорил, знает ли Фрося, что Земля круглая. И мы целый год этот спор разрешали.
 
Все в зале суда смеются.
 
Занавес.

*

Версия суда

Действующие лица:
Прокурор, Судья, Фрося, Адвокат, Технический специалист (Оператор прослушки), Секретарь суда, Публика (хором), Голос за кадром (раскладывает монтаж).
 
Место действия: небольшой городской суд; сцены также показывают кабинет прокурора и задний двор Фросиного дома.
 
Примечание для постановки: текст — абсурдная комедия. Сцены можно ставить лаконично, с элементами монтажных вставок (музыкальные фрагменты, хроника «прослушивания»). Микрофон, наделённый комедийным акцентом (например, большой подслушивающий прибор), — важный реквизит.
 
Действие I. Кабинет прокурора. Утро.
 
Прокурор (взволнованно листает бумаги):
- Надо проверить, знает ли Фрося, что Земля круглая. Это важно! Это — общественный интерес!
 
Секретарь (неподвижно):
- А вы уверены, что это наша юрисдикция? Вроде бы физика...
 
Прокурор (со священным рвением):
- Уверен. Если люди не знают элементарных вещей, кто вообще гражданами управлять будет? Принесите технику — прицепим к ней микрофон. Пусть Фрося кормит кошек, пусть танцует, пусть знакомится — главное, мы послушаем.
 
Звонок. Смена плана — коридор суда, за дверью слышны шаги.
 
Оператор прослушки (подмигивая, словно шопоголик от науки):
- Я готов. У меня есть микрофон. Он почти не отличается от обычного, только выглядит очень подозрительно.
 
Звук: монтажная музыка. На заднике — таблички «1 месяц», «3 месяца», «6 месяцев», «12 месяцев». Камера/свет мелькают. Сцены: Фрося кормит кошек, танцует на кухне, знакомится в парке; в углу — маленький микрофон, прилипший к её плечу, выдающий легкое жужжание. Оператор сидит в каморке и записывает.
 
Голос за кадром (монтаж):
- День 1: «Ар-рр… кошки…»
 День 42: «Эй, парень, ну можно хотя бы комплимент?»
 День 168: «Танцы — это жизнь!»
 День 365: «Земля? Ну да, шар этот… или плоский бутерброд?»
 
Оператор делает пометки. Он устал и начинает фантазировать.
 
Оператор (записывает, шёпотом, себе):
- Видимо, не знает. Или притворяется.
 
Действие II. Зал суда. Через год.
 
Судебная скамья. Люди заняли места. Сидят прокурор, судья на высокой кафедре, Фрося в кресле свидетеля (или ответчика?). Адвокат рядом. Публика возбуждённо шепчет.
 
Судья (торжественно):
- Суд обязан установить: знает ли Фрося, что Земля круглая.
 
Прокурор (уверенно):
- Мы слушали её круглосуточно целый год. Записи — на руках. Никаких свидетельств знания нами не обнаружено. Более того — в ряде фраз Фрося отрицает круглый характер Земли.
 
Фрося (искренне и удивлённо):
- Как это? Я знаю! Я — я помню географию… разве никто не мог просто спросить? Вы ведь могли прийти и спросить: «Фрося, знаешь ли ты, что Земля круглая?» — и я бы ответила: «Знаю!» И всё! Но вы что — исподтишка слушали меня целый год? Почему вы не спросили прямо?
 
Адвокат (встаёт, с театральной интонацией):
- Ха-ха-ха. Её допрашивали неправильно. Мой подзащитный — простая женщина, и вопросы ей нужно задавать прямо, а не через годовое прослушивание. Методология под вопросом!
 
Судья (смягчаясь):
- Се ля ви, жизнь есть жизнь.
 
В зале слышится смешок. Аплодисменты вяло прорываются, как будто люди не уверены, смеяться ли над судебным фарсом или над собой.
 
Публика (хором):
- Ха-ха!
 
Фрося (с нарастающей решимостью):
- Что это за правосудие, где людей слушают за спиной, затем обвиняют в незнании? Мне что — давать лекции по географии на каждом углу, чтобы кому-то стало спокойнее? Кто спорил, знаю ли я, что Земля круглая?
 
Тишина. Камера/свет — пауза. В этот момент из заднего ряда встаёт маленький, нервный юноша — студент-стажёр, один из тех, кто инициировал «проверку» как научный эксперимент или спор.
 
Молодой стажёр (голос дрожит, но звучит правдиво):
- Я… я спорил с другом. Мы поспорили, может ли человек быть убеждённым и в то же время молчать. Ну, и… я предложил эксперимент. Я не думал, что это перерастёт в суд.
 
Прокурор (покраснев, пытаясь сохранить лицо):
- Это была научная проверка общественного сознания…
 
Адвокат (гладит бороду, смотрит на судью):
- Значит, обвинение было поставлено по спору двух частных лиц. Без оснований. Процесс — без предмета.
 
Где здесь справедливость, Ваше честь?
 
Судья (медленно, устало, но с тёплой иронией):
- Здесь — человеческая глупость, случайность и бюрократия в одном флаконе. Суд приходит к следующему заключению: если мы должны судить о знании лишь по годовому бубнению — мы судим неверно. Если же кто-то устраивает опыты над гражданами — ему следует заниматься философией, а не прокурорским ремеслом.
 
Судья стукает молотком. Громкая, добродушная всеобщая смешинка заполняет зал.
 
Судья (улыбаясь):
- Фрося, Вы не виновны.
 
Фрося (растерянно, с ноткой сарказма):
- А кто бы спорил? Но — кто бы спорил?.. Разве кто-то действительно спорил, знает ли Фрося, что Земля круглая?
 
На это внезапно встаёт ещё один человек — друг стажёра, тот самый, с кем велся спор. Он смущён, краснеет.
 
Друг (простодушно):
- Спорил… и проиграл. Я считал, что можно доказать любым способом. Прости, Фрося.
 
Фрося (смеётся, вдруг лёгкая, искренняя):
- Ты мог бы просто спросить. И я бы ответила: «Да, Земля круглая. И кошки — дивные создания. И танцевать хорошо. И знакомиться можно культурно».
 
Публика (аплодирует, смеётся, кто-то машет платком):
- Ура! Возвращение здравого смысла!
 
Оператор прослушки (приподнимается, задумчиво):
- А записи? Что с записями?
 
Судья (деловито):
- Записи пойдут в архив «Ошибки века». Пусть послужат в учебных целях: как не надо проводить проверки.
 
Прокурор (покорно, с огрызком достоинства):
- Я хотел только… справедливости.
Версия суда
Фрося (тепло):
- Справедливость требует прямой речи. А не шпионка.
 
Адвокат (в шутку, подмигивая залу):
- А ещё — требует хорошей методологии. И кофемашины в прокурорской.
 
Смех. Аплодисменты. Завеса. Звучит музыка — лёгкая, ироничная, почти марш. В финале — свет на Фросю: она снимает с плеча микрофон, гладит его ладонью и кладёт обратно в сумку. В зале народ расходится, обсуждая абсурд произошедшего.
 
Голос за кадром (финал):
- Так легко из шутки выходит трагедия, а из трагедии — урок. Люди любят спорить. Люди любят доказательства. Но ничто не заменит простого вопроса: «Ты знаешь?» И простого ответа: «Да» или «Нет». Иногда правда гораздо проще шума.
 
Конец.
 
Возможное послесловие для режиссёра: можно добавить эпилог — Фрося даёт интервью: впервые она рассказывает о своей любви к астрономии; её приглашают читать лекции о научной методологии; один из стажёров становится философом, второй — баристой. Фарс переходит в добрую шутку.

*
Чо Происходит?

Жанр: Абсурдистская комедия, пьеса-рекурсия
Действующие лица:
 

• Фрося: Пожилая женщина, любопытная, немного наивная, застрявшая во временной петле.
• Прохожий 1, 2, 3... N: (актёры могут меняться) Безликие, шаблонные персонажи, отвечающие одно и то же.
• (Необязательно) Рассказчик: Голос за кадром, комментирующий происходящее, подчеркивающий абсурд.

1. (Пессимистичный): Свет гаснет. Тишина. Вопрос и ответ эхом звучат в темноте: "Чо происходит? Ничего не происходит..."
2. (Абсурдистский): Внезапно все прохожие начинают танцевать, напевая "Ничего не происходит!". Фрося присоединяется к ним, и они вместе уходят в никуда.
3. (Оптимистичный (намек на выход из цикла): В момент смеха Фроси, один из прохожих (например, Прохожий N) вдруг отвечает другим голосом: "На самом деле, происходит очень много

• Исфирь Фекловна (Исфирь): Женщина средних лет, промоутер, громкая, энергичная.
• Бабушка: Пожилая женщина, немного эксцентричная, быстро бегает.
• Милиционер: Серьезный, старается следовать букве закона.
• Судья: Самовластный, любит пошутить, немного саркастичный.
• Прокурор: Исполнительный, придерживается обвинительной линии.
• Адвокат: Пытается защитить Исфирь, но безуспешно.
• Начальник Исфирь Фекловны (Начальник): Хамоватый, лживый, заинтересован в очернении Исфирь.

• Улица возле магазина сотовых телефонов.
• Зал суда.

• Фрося: Промоутер, женщина лет 45-50, энергичная, с несколько наивным, но напористым подходом к жизни.
• МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Лет 25-30, обычный прохожий, весьма пугливый.
• СУДЬЯ: Мужчина лет 50-60, уставший, но с удовольствием играющий свою роль.
• ПРОКУРОР: Женщина лет 30, строгая, педантичная.
• АДВОКАТ: Мужчина лет 40, немного растерянный.
• НАЧАЛЬНИК ФРОСИ: Мужчина лет 50, полноватый, нервный, подозрительный.
• ПРИСЯЖНЫЕ: Три человека (можно больше, но для комедии достаточно трёх-четырёх) – олицетворяют общественное мнение, сидят с каменными лицами.

• Сцена 1: Фрагмент улицы с баннером "Фирма «Не жрать!» - Ресторан Здоровой Легкости".
• Сцена 2: Типичный зал суда.

 
(СЦЕНА 1. Улица. Ясный день. Фрося стоит у баннера, энергично машет рукой прохожим. На ней униформа с логотипом «Не жрать!».)
 
Фрося: (Громко, с энтузиазмом) Эй, юноши и девицы! Забудьте о голодных муках! Встретьте вкус без лишних глюков! Фирма «Не жрать!» вас ждет, где легкость в вас войдет!
 
(Мимо проходит МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Фрося подлетает к нему.)
 
Фрося: (Улыбаясь во все 32 зуба) Молодой человек, здравствуйте! Вижу по глазам – душа томится! Отбросьте груз, пора вкусить блаженство! Фрося к вашим услугам, давайте познакомимся! Я – промоутер!
 
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: (Оторопело) Промоутер?
 
Фрося: Точно! Приглашаю вас в наш рай легкости и вкуса! Ресторан «Не жрать!» – для тех, кто ценит чистоту бытия, а не тяжесть чрева! Пойдемте, я вам все расскажу, и мы прекрасно проведем время, не жря!
 
(Фрося делает шаг навстречу, протягивает руку. МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК резко бледнеет, глаза его округляются.)
 
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: (Резко отшатываясь, с ужасом в голосе) Нет! Не надо!
 
(МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК издает нечленораздельный возглас, похожий на "ААААААА!" и бросается наутек, едва не сбивая с ног прохожих. Фрося смотрит ему вслед, недоуменно разводит руками.)
 
Фрося: (В растерянности) Что это с ним? Какая тонкая душевная организация… А ведь мог бы узнать про наше особое меню из брокколи и кефира…
 
(ЗАТЕМНЕНИЕ. Звучит звук судейского молотка.)
 
(СЦЕНА 2. Зал суда. СУДЬЯ, ПРОКУРОР, АДВОКАТ на своих местах. Фрося сидит на скамье подсудимых, выглядит невозмутимо, иногда что-то записывает в блокнот.)
 
СУДЬЯ: (Устало) Итак, гражданка Фрося, вы обвиняетесь в… как это сформулировано… "заведении молодых людей до состояния панического бегства". Вы признаёте вину?
 
Фрося: (Спокойно) Нет, Ваша честь. Я работала в фирме «Не жрать!» промоутером. Мои обязанности заключались в том, чтобы знакомиться с молодыми людьми и приглашать их в ресторан нашей фирмы.
 
ПРОКУРОР: (Встает, торжествующе) Ваша честь! Подсудимая только что призналась! Она "знакомилась" с молодыми людьми! Это же очевидно – заводила их!
 
СУДЬЯ: (Потирает виски) Значит, Вы признаетесь, Фрося, что заводили молодых людей, и они от Вас убегали?
 
Фрося: (Разводит руками) Да что Вы? Я им составляла хорошую компанию! Рассказывала о пользе раздельного питания, о чудодейственных свойствах сельдерея! Кто-то ведь должен нести свет знаний в массы!
 
АДВОКАТ: Ваша честь, свидетельские показания единственного "пострадавшего" весьма противоречивы. Он лишь убежал, не предъявляя конкретных обвинений. Возможно, у него были свои… личные мотивы.
 
СУДЬЯ: Хм. Спросим Вашего начальника. Он-то уж точно прояснит. Пригласите свидетеля обвинения.
 
(Входит НАЧАЛЬНИК ФРОСИ. Вид у него злобный и подозрительный.)
 
СУДЬЯ: Представьтесь.
 
НАЧАЛЬНИК: (Напыщенно) Мой имярек, я начальник фирмы «Не жрать!». И эта… эта Фрося – моя сотрудница. Бывшая!
 
СУДЬЯ: (Насторожившись) Бывшая? Поясните.
 
НАЧАЛЬНИК: (Тычет пальцем в Фросю) Фрося сексуально озабоченная! Она заводила всех молодых людей, чтобы с ними не жрать, а они от нее убегали! Она позорит наше чистое имя! И вообще, она какие-то стихи странные сочинила с анаграммами! Это не наши стихи! Наше агентство такие стихи не сочиняет!
 
Фрося: (Возбужденно) Это мои авторские стихи! Глубокие, философские!
 
НАЧАЛЬНИК: (Не обращая внимания) Она нам изменила! Она, наверное, работает ещё и на агентство «Не ссать!»! Фрося – двойной агент! Я так и знал!
 
(В зале шепот. СУДЬЯ широко раскрывает глаза.)
 
СУДЬЯ: (Барабанит пальцами по столу) Фрося, Вы признаете, что работали одновременно на два агентства – «Не жрать!» и «Не ссать!»?
 
Фрося: (Удивленно) «Не ссать!»? Первый раз слышу! Я сама стихи сочинила! А с молодыми людьми в ресторан ходить – это мои служебные обязанности! Никто от меня не убежит!
 
СУДЬЯ: (Указывает на протокол) От Вас уже убежали! Признание есть? Отвечайте, Фрося!
 
Фрося: (Задумавшись, потом оживляется) А если я голубя напугаю на площади, и голубь от меня убежит! Я тоже буду отвечать? За панику среди голубиных масс?
 
НАЧАЛЬНИК: (Бурно) Она всех пугает! От неё все убегают! И голуби, и молодые люди! Давайте проверим её на детекторе лжи! Пусть он покажет, на кого она на самом деле работает!
 
СУДЬЯ: (Вздыхает, потом решительно) Ох, а не слишком ли много суеты! Детекторы, голуби… Давайте сразу признаем Фросю виновной! В чем-нибудь. В чем-то абстрактном, но серьезном. Запутала тут всех!
 
АДВОКАТ: (Вскакивает) Ваша честь, это нарушение всех норм!
 
СУДЬЯ: (Стучит молотком) Тихо! Присяжные! Удалитесь на совещание!
 
(Присяжные встают, смотрят на Фросю с какой-то смесью недоумения и любопытства, и медленно, нестройно удаляются за кулисы. СУДЬЯ смотрит на НАЧАЛЬНИКА, потом на ФРОСЮ. ФРОСЯ достает из кармана маленький блокнотик и ручку, что-то записывает. НАЧАЛЬНИК пытается незаметно подглядеть.)
 
Судья: (себе под нос) "Двойной агент"... "Не ссать!"... "Голуби"... Достоевский отдыхает.
 
(ЗАТЕМНЕНИЕ.)
*
 
Дело века

Я убил человека.

– Это что, признание? – засмеялся редактор.
– Это рефлексия Раскольникова! – засмеялся я.
– А я говорю, это не рефлексия, все скажут, что это признание, и не Раскольникова, а твое! – засмеялся редактор.
– Нет, это первая строчка моего будущего романа, подражание «Преступлению и наказанию Достоевского», это рефлексия моего лирического героя.
– А давай поспорим, что ты с первой же строчки признаешься в убийстве! Никакая это не рефлексия! – засмеялся редактор.

На суде:

(СЦЕНА. Зал суда. Писатель сидит на скамье подсудимых. Перед ним – Судья, Прокурор и Адвокат. Редактор сидит в качестве свидетеля.)

СУДЬЯ: (Стучит молотком, устало) Гражданин Писатель, я вынужден признать, что это самое короткое дело о признании в убийстве в истории нашего города. Прокурор, зачитайте доказательства.

ПРОКУРОР: (Встаёт, торжествующе) Ваша честь! Доказательство одно, но оно неопровержимо! Это письменное признание, зафиксированное в электронном виде, а также подтверждённое свидетелем! Цитирую: "Я убил человека."

АДВОКАТ: (Вскакивает) Протестую! Это не признание, это литературный приём! Мой подзащитный – творец, он находится в творческом поиске!

СУДЬЯ: (Писателю) Вы подтверждаете, что написали эту фразу?

ПИСАТЕЛЬ: (Улыбается, слегка богемно) Да, Ваша честь. Это первая строка моего будущего романа. Глубокое подражание Достоевскому, рефлексия моего лирического героя, который находится в экзистенциальном кризисе!

ПРОКУРОР: (Саркастически) Экзистенциальный кризис, говорите? А где тело, гражданин Писатель? Или это тоже "литературный приём"?

ПИСАТЕЛЬ: (Разводит руками) Тело? Тело – это метафора! Это тело старых идей, тело прошлого, которое мой герой должен убить, чтобы возродиться!

СУДЬЯ: (Редактору) Гражданин Редактор, Вы были свидетелем этого "творческого акта". Что Вы можете сказать?

РЕДАКТОР: (Улыбается, поправляя очки) Ваша честь, я сразу сказал ему: "Это не рефлексия, это признание!" Мы даже поспорили. Он, видите ли, думал, что сможет спрятать своё признание за великим именем Достоевского.

ПИСАТЕЛЬ: (Возмущённо) Вы меня подставляете! Вы же сами смеялись над этой идеей!

РЕДАКТОР: (Невинно) Я смеялся над формой, а не над содержанием. Я же литератор, я чувствую подтекст! В каждой первой строчке – вся правда о писателе!

АДВОКАТ: (Кричит) Ваша честь! Если мы начнём судить людей за первые строки их романов, мы посадим половину Союза Писателей! Где презумпция невиновности? Где улики?

СУДЬЯ: (Задумчиво) Улики... Улики – это слова. А слова, как известно, могут быть опаснее пистолета. Гражданин Писатель, Вы утверждаете, что это рефлексия Раскольникова. Но Раскольников, прежде чем убить, долго думал. А Вы, как Вы сами признались, не думали, а сразу опубликовали.

ПИСАТЕЛЬ: (Нервно) Я – гений! Я работаю интуитивно!

СУДЬЯ: (Хмыкает) Интуитивно признались в убийстве? Интересный метод. Прокурор, есть ли у нас хоть один труп, который совпал бы с этим "литературным приёмом"?

ПРОКУРОР: (Разводит руками) Пока нет, Ваша честь. Но мы ищем! Мы прочесали все места, где мог бы быть убит "лирический герой".

РЕДАКТОР: (Вклинивается) Ваша честь, позвольте мне внести ясность! Убийство, о котором он пишет, – это убийство его собственной литературной карьеры! Он убил читательское доверие, начав с такого клише!

СУДЬЯ: (Стучит молотком) Достаточно! Суд не может судить за литературные клише, хотя иногда очень хочется. Но и игнорировать прямое признание мы не можем.

СУДЬЯ: (Обращается к Писателю) Гражданин Писатель, у Вас есть последний шанс. Если Вы не назовёте имя жертвы, я вынужден буду признать Вас виновным в... в покушении на убийство здравого смысла.

ПИСАТЕЛЬ: (Вздыхает, потом смотрит на Редактора с хитрой улыбкой) Хорошо. Я убил человека. Имя его – Старый Смысл. А его сообщник – Редактор, который заставил меня это признать, чтобы продать тираж!

РЕДАКТОР: (Вскакивает) Протестую! Это клевета!

СУДЬЯ: (Смеется) Суд окончен! Признать Писателя виновным в создании опасного прецедента и обязать его немедленно дописать роман, чтобы выяснить, кто же на самом деле убил человека! Иначе – принудительное чтение всего Достоевского!

(Занавес.)

*
Бесконечность рассмотрения вариантов
Я убил человека.

– Кто убил человека, есть много вариантов! – засмеялся редактор.
1. – Человека убил ты сам.
2. Человека убил Раскольников – это рефлексия и философские размышления лирического героя.
3. Человека убил герой детектива – это признание действующего лица, как констатация события.
4. Человека убил играющий в компьютерную игру.

– Второй вариант! Это первая строчка моего будущего романа, подражание Достоевскому, как преступление и наказание! Ты угадал! – сказал я редактору.

На суде стали рассматривать все четыре варианта. На суд пригласили редактора, сценариста компьютерных игр, эксперта по криминалистике и философа.

(СЦЕНА. Зал суда. В центре – СУДЬЯ. На скамье подсудимых – Писатель. За отдельными столами – Редактор, Сценарист, Криминалист, Философ. Прокурор и Адвокат на своих местах.)

СУДЬЯ: (Стучит молотком) Итак, мы собрались здесь, чтобы выяснить, кто же, собственно, убил человека. Гражданин Писатель, вы утверждаете, что написали "Я убил человека" как рефлексию Раскольникова, цитируя Достоевского. Но прокурор настаивает, что это признание.

ПРОКУРОР: (Встаёт) Ваша честь! Мы имеем дело с автором, который начал свой роман с такого заявления. Если это не признание, то что? Мой клиент, эксперт по криминалистике, установил, что в городе не было зарегистрировано убийств, совпадающих по деталям с возможным преступлением, которое мог бы совершить наш подсудимый. Но, с другой стороны, мы не можем исключать, что это было совершено и просто тщательно скрыто.

КРИМИНАЛИСТ: (Встаёт, деловито) Ваша честь, если мы отбросим художественные изыски, то с точки зрения криминалистики, фраза "Я убил человека" является прямым заявлением о совершении преступления. Без жертвы, без орудия, без мотива – это лишь слова. Но слова, способные вызвать общественный резонанс и даже привести к самобичеванию.

СУДЬЯ: (Писателю) Так кто же убил, гражданин Писатель? Вы, ваш лирический герой, Раскольников, или кто-то ещё?

ПИСАТЕЛЬ: (Смотрит на Редактора, потом на Философа) Я убил человека. Это моя первая строчка. Это намеренное подражание Достоевскому. Это рефлексия моего лирического героя, который...

РЕДАКТОР: (Перебивает, смеясь) Который, между прочим, признал, что второй вариант – самый вероятный! Мы спорили, и он сам сказал: "Это первая строчка моего будущего романа, подражание «Преступлению и наказанию Достоевского»"! То есть, он сам себя идентифицировал с Раскольниковым!

ФИЛОСОФ: (Спокойно, но проникновенно) Ваша честь, мы стоим перед классическим случаем парадокса идентификации. Писатель, отождествляя себя с Раскольниковым, проецирует на него своё личное, возможно, ещё не осознанное, "убийство" – будь то убийство старых убеждений, убийство нереализованных возможностей, или даже, в метафорическом смысле, убийство прежнего "я".

СЦЕНАРИСТ: (Встаёт, энтузиазм в голосе) А четвёртый вариант? "Человека убил играющий в компьютерную игру". Это же идеальный нарратив для современной аудитории! Мы можем создать целую игру – "Я убил человека: Метафизический триллер". Игрок сам выбирает, кто он: Раскольников, детектив, или просто случайный геймер, который не различает реальность и виртуальность.

ПРОКУРОР: (Раздраженно) Ваша честь, я прошу снять показания сценариста. Мы говорим о реальном убийстве, а не о виртуальном!

СУДЬЯ: (Смотрит на Писателя) Гражданин Писатель, вы вводите суд в заблуждение. Вы предлагаете нам четыре версии, но сами настаиваете на второй. Вы говорите, что это рефлексия Раскольникова. Но Философ говорит, что это может быть и ваше личное "убийство". Криминалист утверждает, что реального убийства не зафиксировано. А Сценарист предлагает нам новую игру. Так кто же убил?

ПИСАТЕЛЬ: (Смотрит на всех, потом улыбается) Я убил человека. И это может быть каждый из вас. Вы – когда убиваете свою мечту. Вы – когда отказываетесь от своего "я". Вы – когда играете в эту жизнь, как в компьютерную игру, не осознавая последствий. Я лишь дал этому словесную форму.

РЕДАКТОР: (Смеется) Вот я же говорил! Это его признание! Он убил все эти смыслы!

ФИЛОСОФ: (Кивает) В каком-то смысле, он прав. В экзистенциальном понимании, каждый из нас может быть убийцей. Убийцей своих возможностей, убийцей чужих надежд, убийцей своих собственных ценностей.

СУДЬЯ: (Ударяет молотком) Дело принято к рассмотрению. Основываясь на показаниях всех присутствующих, суд постановляет: Признать фразу "Я убил человека" – неоспоримым фактом. А вот кто именно его убил, и является ли это убийство реальным или метафорическим – остаётся предметом дальнейшего расследования и литературного анализа. Дело передаётся в специальный комитет по исследованию экзистенциальных преступлений. Следующее заседание – через год, после написания романа.

(Занавес.)
                                * * *

(с) Юрий Тубольцев