К двухсотлетию восстания декабристов

26 декабря 2025 года по новому стилю исполняется двести лет с того удивительного дня, когда мятежники --идеалисты вывели войска на Сенатскую площадь Санкт-Петербурга.  Событие само по себе уникальное: аристократы подняли восстание с целью ликвидировать аристократию. А вот могли ли декабристы победить? И как сложилась бы судьба огромной державы в случае их победы? Говорят, история не знает сослагательного наклонения. Может и не знает. Зато знаю я. Точнее, думаю, что знаю. Ещё точнее, предполагаю, что якобы мне всё известно, хотя альтернативная история России - это лишь моя фантазияю  

Князь Сергей Трубецкой

И всё так же, не проще

Век наш пробует нас –

Можешь выйти на площадь,

Смеешь выйти на площадь

В тот назначенный час?!

(Александр Галич)

Телефонный звонок прозвучал как пистолетный выстрел.

Владимир вскочил, тут же отбросив крайне неприятный сон. Пока шёл в прихожую, откуда раздался этот звонок, судорожно соображал: видимо, пришёл назначенный час, он проспал, но сейчас в трубку надо ответить – «нет» или «да»? А для себя он ещё ничего не решил, и вся надежда на то, что решение придёт в самое последнее мгновение.

Однако звонок был совсем не тот, который он ждал. Звонила бывшая жена и её заливистый голос вопрошал:

– Дорогой, ты, надеюсь, сегодня сможешь забрать Женечку из музыкальной школы?

Три года, как в разводе, а она по-прежнему называет его «дорогой».  Впрочем, не всегда, а только в тех случаях, когда ей что-нибудь от него нужно. Например, сынишку отвести в музыкальную школу или забрать его оттуда. И зачем его только отдали в музыкальную школу? Никакой скрипач из парня не получится, лучше бы в футбол гонял во дворе.

– Извини, Нина, сегодня не смогу. Так сложились обстоятельства.

– Почему, дорогой, ну почему? Ты же всегда свободен в это время. Ну, прошу тебя, ради нашей дружбы… Ты что ж, не хочешь своего Женечку увидеть?

– Я хочу Женечку увидеть, но именно сегодня не получится, – как можно более твёрдым голосом ответил Владимир, прежде чем положил трубку.

Ну, вот. Всё! Стало быть, он уже решил. Раз он не сможет забрать вечером сына, значит, он сам себе ответил «да».

А, собственно говоря, почему это он сам себе ответил «да»? Он только отказался сына забирать из музыкалки. И всё! Он может провести вечер как-то иначе, без сына Жени. В кино сходить. Или поработать в библиотеке.

Владимир вернулся в комнату и взглянул на старинные настенные часы. Оказалось, что сейчас всего лишь восемь часов тридцать девять минут.

Восемь часов тридцать девять минут 25 августа 1968 года. Совсем не примечательный день в истории человечества. И день, который может круто изменить всю его жизнь. В правом углу рабочего стола лежала листовка со стихами известного поэта:

Танки идут по Праге

в закатной крови рассвета.

Танки идут по правде,

об этом не пишут в газетах…

Да, газеты великой страны не удосужились сообщить своим согражданам, что в столицу братской Чехословакии вошли русские танки. Вошли, чтобы подавить в чехах и словаках, в чьих жилах течёт славянская кровь, всякое желание жить свободно от восточных братьев. Жить так, как хочется им самим. Любой народ имеет на это право, и любой человек тоже.

И он имеет право жить так, как хочет. Может, когда позвонят, ответить «нет»? Никто слова не скажет. На Красную площадь выйдут не восемь, а семь человек. Совершат абсолютно бессмысленный поступок. Поднимут несколько плакатов: «За нашу и вашу свободу!», «Позор оккупантам!», «Руки прочь от Чехословакии!».  Затем разбросают листовки со стихами известного поэта:

Пусть надо мной – без рыданий –

просто напишут, по правде:

«Русский писатель. Раздавлен

русскими танками в Праге».

И все семеро, а позже и известный поэт будут раздавлены чудовищной машиной огромной империи. Их схватят, листовки и плакаты заберут вместе с ними. И страна, раскинувшаяся на необъятных просторах, ничего не узнает о том, что среди сотен миллионов жителей нашлись восемь, нет, семь человек, которые бросили вызов этому левиафану, способному, подобно танкам, беспощадно давить людей. Разве что отдельные вражеские голоса разнесут по эфиру весть, что не только в свободном мире прошли акции протеста против ввода войск в Чехословакию. Была одна маленькая попытка провести такую акцию и в стране, которая их ввела.

И тут Владимир почему-то вспомнил о звонке бывшей супруги, и мысли сами собой потекли в другую сторону.

А ведь всё могло быть иначе. Нет, не с русскими танками в Праге, а в его жизни. Если бы не эта глупая ссора, которая привела их к разрыву, то не мучался бы он сейчас сомнениями, присоединяться к этим людям или нет. Нина всегда обрывала любые связи, которые несли хоть какую-то опасность их совместной жизни. И он никогда бы не познакомился с этими удивительными людьми, умевшими чужую боль принимать как свою. И про танки в Праге он никогда бы не узнал.

Но, как бы то ни было, знакомство состоялось. Сейчас девять часов утра. Ровно в полдень ему позвонят, и он должен сообщить о своём решении. Но есть ещё три часа. Этого времени достаточно, чтобы закончить давно обещанную статью о князе Трубецком, заказанную научным журналом «История России».

ххх

Полная загадок и противоречий личность князя Сергея Петровича Трубецкого заинтересовала Владимира Петровича ещё в годы учёбы на историческом факультете МГУ, что чуть не стоило ему серьёзных неприятностей. Уже был готов приказ об его исключении из университета, но умер очередной вождь, и все про этот приказ забыли. А затем в обществе наступило потепление. И Владимира Петровича допустили в секретные архивы и позволили заняться исследованиями всего того, что было связано с князем Трубецким. Где-то там, на самом верху, решили пересмотреть значение и роль «первого русского революционера», чьё имя на полтора столетия было предано забвению.

Именно сейчас Владимир Петрович ощущал князя, как родственную душу. Общим у них было не только отчество. Сергею Петровичу, как и Владимиру, исполнилось тридцать пять лет, когда перед ним встал вопрос: выйти на площадь или нет? Конечно, князю предстояло ступить не на Красную площадь в Москве, а на Сенатскую в Петербурге, где уже стояли выстроившиеся в каре более трёх тысяч солдат, матросов и офицеров, только ждавших приказа Трубецкого, которого революционеры назначили диктатором восстания.

Но диктатор колебался. И этому были основания: Сенат, которому революционеры должны были предъявить своё обращение, уже принял присягу новому царю и разошёлся. Да и собравшихся войск недостаточно для победы. К тому же поднять руку на богопомазанника оказалось в реальности куда как сложнее, чем говорить об аресте всей царской семьи на тех сумбурных собраниях, где они сочиняли планы будущего устройства России, и до умопомрачения спорили, что же лучше для великой страны – республика или монархия, ограниченная конституцией.

К полудню, когда неприятно пахнувший потом поляк Каховский, которого князь недолюбливал, убил генерал-губернатора Санкт-Петербурга Милорадовича, пытавшегося уговорить солдат сложить оружие, Сергей Петрович сидел в канцелярии Генерального штаба и, наблюдая за происходящим через окно и никак не решался на главный в своей жизни поступок. Он видел, как начали подходить верные новому государю войска, и тогда решение пришло само собой: лучше умереть, чем предать.

Князь появился перед восставшими в тот момент, когда революционерами овладевало отчаяние. Но появление их лидера повернуло их настроение на 180 градусов. По быстрому и решительному приказу Сергея Петровича войска бросились на штурм Зимнего дворца. Новоиспечённый император Николай I, находившийся вместе с писателем и историком Карамзиным на Дворцовой площади, не успел ни эвакуироваться сам, ни отдать приказ об эвакуации своей семьи. Солдаты, верные царю, сопротивления восставшим не оказали – не поднялась рука против своих. В течение часа Зимний бескровно был взят, царская семья арестована. А с ними писатель и историк Карамзин, который уже в Петропавловской крепости заболел, и вскоре скончался, не успев начать писать совершенно новую страницу истории Государства Российского.

А новая страница вскоре была испачкана кровью. На Петербург из Варшавы двинулись войска великого князя Константина. Бывший некогда великий реформатор российский Михайло Михайлович Сперанский, сломленный, переживший наветы и опалу, наотрез отказался от какого-либо участие в революционных преобразованиях, и уж тем более, как того хотели революционеры, возглавить временную власть над империей, оставшейся без императора. И нерешительный в государственных делах полковник Трубецкой, мечтавший об ограниченной монархии, стал первым президентом России. А полковник Павел Иванович Пестель, которого князь не любил пуще Каховского, был им же самим срочно произведён в генералы и назначен командующим русской армии.

С этого момента взошла звезда до того мало кому известного немца-лютеранина, при этом яростного защитника всего русского и православного. Польский мятеж Павел Иванович уничтожил за несколько дней, и великий князь Константин разделил в Петропавловской крепости участь своего брата. Ещё несколько месяцев генерал Пестель потратил на подавление восстаний монархистов в Москве, Калуге и других городах, где офицеры, хоть и не успели присягнуть новому царю, но и согласиться с арестом царской семьи не могли.

Но вот чего никак не ожидали руководители Декабрьской революции, так это неорганизованного крестьянского бунта. А он прокатился по всей стране после того, как крестьяне получили вожделенную свободу.

Революционеры не стали тянуть с решением крестьянского вопроса, но не понимали господа офицеры, что крестьянская реформа – это не захват Зимнего дворца. Она начинается с земельного вопроса, который революционеры поручили решать специально созданным волостным комитетам под руководством бывших членов тайных обществ.  Каждый комитет решал этот вопрос по своему разумению, в итоге: в большинстве губерний крестьяне стали свободными, а земля досталась помещикам. Мужики, решившие, что их обманули, недолго думая, взялись за вилы, и пошли громить волостные комитеты.

А тут и среди самих революционеров начались разногласия. Одна за другой рождались варианты будущей конституции. Предлагались разные решения судьбы царской фамилии. Спор вылился на петербургские улицы, и проходил совсем не так, как это было совсем ещё недавно на квартире Рылеева. И вот снова выстроилось каре на Сенатской площади. Вновь войска, на этот раз под командованием героя русской революции генерала Пестеля, пошли на штурм Зимнего дворца.

Через несколько часов всё было кончено. Дворцовая площадь была покрыта сотнями трупов, сам дворец – великое творение Растрелли – запылал после артиллерийского обстрела. А первый президент России, диктатор Декабрьской революции князь Сергей Петрович Трубецкой вместе с соратниками препровождён в Петропавловскую крепость, где томилась арестованная по его приказу царская семья.

С этого дня, 13 июля 1826 года, Сергей Петрович именовался не иначе, как «предатель революции», «враг русского народа». Всю историю декабрьского вооружённого восстания срочно переписали. Было объявлено, что князь Трубецкой так и не решился возглавить восставших, а сделал это за него полковник Александр Булатов, вступивший в революционное общество лишь накануне революции. Имя Сергея Петровича Трубецкого было предано забвению, а он сам вскоре казнён по решению Сената вслед за царской семьёй.

ххх

Никто из тех, что правил Россией все последующие годы, не изъявил никакого желания извлечь фигуру князя Трубецкого из исторического небытия.

Тридцать лет пестелевской диктатуры, ознаменовались казнями, доносами, активной работой вновь созданной тайной полиции, но, в то же время, небывалым промышленным подъёмом. После смерти диктатора от двухстороннего воспаления лёгких, полученного на параде в честь Декабрьской революции, в России восстановилась монархия. Правящая элита из бывших революционеров быстро убедилась на горьком опыте, что республиканская тирания пострашнее самой чудовищной царской немилости. На престол был возведён принц Ольденбургский, внук убиенного Павла I и племянник казнённых императора Николая и великого князя Константина.  Он правил под именем Петра IV, и вошёл в историю как царь-освободитель.

Он освободил от заключения всех политических, освободил от турецкого ига братьев-славян – сербов и болгар. Он освободил народ от страха, поселившегося в их душах во времена пестелевской диктатуры, а площади российских городов освободил от многочисленных памятников самому Павлу Ивановичу. Городу Вятке, переименованному при республиканской диктатуре в город Пестель, вернул прежнее имя.

Великая страна вздохнула свободно, стараясь забыть ужасы, последовавшие после Декабрьской революции. И только в Германии молодой философ Карл Маркс вспомнил об этом событии, назвав её «революцией несбывшихся надежд».  Этот великий мечтатель хотел во имя всеобщего счастья устроить мировую революцию, а начало ей, по мнению философа, должна положить Россия. Внук раввина и сын адвоката из города Трира решил, что самой передовой частью российского общества является пролетариат, появившийся на свет после того, как миллионы получивших свободу крестьян устремились в города, нашли работу на растущих, как грибы после дождя, фабриках и мануфактурах, или на строительстве железных дорог, раскинувших свои сети по всей огромной стране.

В России нашлось немало поклонников этого странноватого философа.

Особую популярность Карл Маркс приобрёл в среде российской научной и художественной интеллигенции, а также среди евреев. Именно в царствование Петра IV сыны Израилевы получили доступ к высшему образованию, но всё ещё оставались угнетённым народом. Жить им полагалось в черте оседлости, доступ в столицу и карьера в государственных органах власти были для них закрыты. Часть еврейской молодёжи увлеклась идеями немецкого философа. Особо им импонировало учение о том, что в некоем будущем бесклассовом обществе, где не будет угнетения, исчезнет и этническое различие между людьми. И вот эти молодые люди, отказавшись от веры отцов и таким образом получив возможность свободно разъезжать по стране, вместе со своими русскими, украинскими и грузинскими единомышленниками принялись создавать повсюду марксистские кружки и всячески будоражить рабочий люд.

Позже в учебниках запишут, что «марксизм, как раковая опухоль, разъедал Россию». Но в противовес им зарождались и «здоровые патриотические силы». Крестьяне, лавочники и мастеровые в борьбе с «еврейским марксизмом» и их пособниками-либералами объединялись в «чёрные сотни». Рано или поздно эти две силы должны были сойтись в борьбе на уничтожение друг друга. И так, может быть, друг друга и уничтожили, дав возможность России дышать свободно в семье европейских государств, но случилась Великая Европейская война. И семья европейских государств принялась уничтожать самоё себя.

Русским революционерам всех мастей в те годы не было никакого дела до первого русского революционера Сергея Петровича Трубецкого. «Патриоты» вновь подняли на щит Пестеля, а марксисты объявили, что у российского пролетариата вообще нет своего Отечества. «Патриоты», как сказано в учебниках, пошли воевать за великую Россию, а марксисты принялись подрывать армию и тыл, посчитав, что пробил их час.

И вот – новая революция, от которой первый русский революционер пришёл бы в ужас. Марксисты уничтожили царскую власть, объявили о выходе России из великой войны и провозгласили начало мирового очистительного пожара. Хотя Европа и так уже полыхала.

Вслед за Россией поднялась Германия. И, возможно, сбылись бы сумасбродные мечты философа Маркса, но «здоровые силы» в России совершили переворот, названный впоследствии Великой Октябрьской Патриотической революцией. Русские марксисты сбежали в Германию, и принялись воплощать в жизнь идеи германского философа. Правда, получилось совсем не то, о чём мечтал Карл Маркс. Вместо всеобщего счастья, которое философ называл «коммунизмом», восторжествовало всеобщее несчастье: массовые расстрелы, концентрационные лагеря для неугодных, всевластие коммунистической верхушки.

А то, что происходило в эти годы в России, не могло приснится даже Пестелю в самом страшном сне, хотя памятники ему вновь появились почти во всех городах и даже сёлах необъятной страны. Вся великая держава покрылась сетью лагерей для заключённых. Попадали туда как неугодные, так и совсем далёкие от политики люди. В основном это были евреи. Их всех без исключения назвали «безродными космополитами», «марксистскими прихвостнями» и «германскими наймитами». «Патриотические» вожди решили раз и навсегда решить «еврейский вопрос». И он уже практически был решён, когда началась новая Великая Европейская война.

Две сверхмощные державы не могли не сойтись в смертельной схватке. В одной вожди провозгласили человека лицом социальным и пообещали всему человечеству построить рай на земле, при условии изменения социальных условий и уничтожении тех, кого они называли «эксплуататорами». В другой стране вожди были уверены, что человек – существо духовное. Но духовность подарена Всевышним не всем народам, а только отдельным, богоизбранным. Русский народ, будучи именно таковым, может осчастливить человечество своей духовностью, но при условии истребления тех, кто свою богоизбранность утратил, продавшись марксистам.  Конечно, это были, по их мнению, в первую очередь германцы и евреи.

Нынешние историки на Западе до сих спорят, кто спровоцировал вторую Великую Европейскую войну. Но в схватку втянулась большая часть европейских государств. Франция, Великобритания и Соединенные Штаты после колебаний поддержали Россию, считая германский коммунизм, упорно пытавшийся распространить своё влияние на соседние страны, бОльшим злом. После вступления этих стран в кровавую потасовку германский коммунизм был обречен. И сразу после Великой Европейской войны в пригороде поверженного Берлина Франция, Англия, США и Россия поделили Европу на сферы влияния.

Россия прибрала к рукам Польшу, Чехословакию, Болгарию и несколько Балканских государств, насадив в этих странах своих марионеток и создав из них Великий Союз Славянских Народов – ВССН.

Прошло время, и новые вожди России публично осудили практику уничтожения евреев, хотя сами принимали в этом постыдном мероприятии активное участие. Они также изъявили готовность всячески сотрудничать с теми странами, которые ещё недавно объявляли «бездуховными» и «империалистическими». Вот тут-то и оказался, как нельзя кстати, кандидат исторических наук Владимир Петрович Орлов со своими исследованиями биографии князя Трубецкого. Вождям показалась весьма заманчивой идея объявить себя продолжателями дела первого русского революционера, бросившего вызов царской тирании, чтобы осчастливить Россию свободой и гражданскими правами.

Перед Владимиром замаячила докторская диссертация, монография «Первый русский революционер», выступления по телевидению, и, чем чёрт не шутит, мировая известность. И только участие в дерзкой выходке жалкой кучки «несогласных» может всё испортить.

Владимир, как никто другой, понимал, что не всегда трусость и предательство могут сыграть в истории отрицательную роль. Если бы полковник Трубецкой так и не вышел на площадь, то весь дальнейший путь России был бы другим. Декабрьский переворот несомненно бы сорвался. Их участников – и Трубецкого, и Пестеля – безжалостно казнили, а в России надолго, скорее всего, навсегда сохранилась монархия. Крепостное право, рано или поздно, отменили бы. И далее всё ясно: конституция, созыв парламента – Народного Вече или Государственной Думы. Неважно, как это будет называться. Важно, что весь дальнейший путь великая страна прошла бы без революционных потрясений и войн. И не было бы никакого ВССН, из которого пожелала выйти Чехословакия, а, значит, и никаких русских танков в Праге. И перед Владимиром не встала бы во весь рост эта проклятая дилемма: сможешь выйти на площадь?..

ххх

Телефонный звонок прозвучал как пистолетный выстрел. Владимир оторвал голову от стола и посмотрел на свои старинные настенные часы, которые тут же гулко пробили полдень. Ровно двенадцать ноль-ноль. Пора держать ответ.