EN
Старый сайт
Для чего её только не применяли! Куда не заталкивали! На что не накладывали! А профессору Хохлову всё было мало. Это был живой, экспрессивный, непоседливый человек с седеющей рыжей шевелюрой. Он был так поглощён и убеждён в правильности выбранного им направления в попытках лечения множества хирургических заболеваний с помощью предложенной им панацеи, что это стало его наваждением, идефикс, его роком. А виной всему была предлагаемая им методика использования консервированной брюшины крупного рогатого скота как биологической плёнки для лечения ожоговых поверхностей тела.
Не было в Союзе в те годы других биологических повязок, не было «искусственной кожи», заменителей оболочек мозга, фасций - этих гладких, эластичных (напоминающих резиновую плёнку), различной плотности и толщины, тканей тела. То есть как и всегда и во всём или, вернее, во много другом, был обычный совковый дефицит и отставание от Запада, ибо там уже имелось многое для пластики или замены тканей с различными дефектами.Что врачи-нейрохирурги только ни применяли, пытаясь, к примеру, закрыть мозговую ткань после операций и травм! И кусочки тканей из других частей тела самого пациента, его родственников, погибших от травм людей или животных, вплоть до пластмассы, золотой фольги… Всего этого было недостаточно, опасно, вредно для доноров и нежелательно.
Несть числа другим примерам.Приехав в Караганду из Молдавии профессор Хохлов получил кафедру и развернул поистине энергичную деятельность по воплощению в жизнь своей мечты – использованию пропадающего обильного материала для лечения ран и других патологических процессов. Таковым оказалась брюшина сотен и тысяч ежегодно, ежедневно и ежеминутно забиваемых на мясокомбинатах коров, тёлок и бычков. А километры брюшины утилизировались для иных целей: для кормов, удобрений и других надобностей. По идее профессора, обработанная специальными консервантами и простерилизованная брюшина должна была стать мощным биологическим средством в хирургии. И началось её внедрение в клиниках и больницах города и области. Появились научные публикации и темы для диссертаций.
Энергичный сухощавый холерик буквально носился по клиникам, лабораториям, мясокомбинатам, изымал и внедрял, внедрял, внедрял. Материал стал широко использоваться при ожогах и ранах в виде повязок, покрывающих небольшие или обширные обожжённые лишенные кожи участки тела. Величина повреждённых участков не имела значения, поскольку «перевязочный» материал был в избытке. Брюшина стала применяться и при остеомиелитах (гнойных воспалениях костного мозга). Ею заполнялись полости в костях после извлечения гноя. Она использовалась также при бужировании (прохождении зондом или жгутом для расширения) поражённых ожогами пищеводах после суицидов и случайных отравлений с целью профилактики рубцов и их непроходимости. Тампоны из брюшины начали применяться при маститах («грудницах» - воспалениях молочных желез) тампонируя полости гнойников после их рассечения и при многих-многих других процессах. Остановить или притормозить кипучую деятельность профессора Хохлова было невозможно. Как говорили, профессора понесло…
Увлекшись описанием положительных сторон применяемых наружных повязок из консервированной брюшины, я забыл сказать, что они имели один весьма неприятный для пациентов недостаток. Брюшина постепенно высыхала и превращалась в корку, сжимавшую и раздражавшую раневую либо обожжённую поверхность тела под ней. Даже постоянное орошение стерильным раствором этих заменителей бинтов и салфеток не помогало. Пациенты страдали от боли и, вопреки уговорам врачей, просили поскорее снять с них повязки и заменить их на более нежные ватно-марлевые с мазями, пусть даже менее эффективные для ускорения процесса заживления. Несмотря на нередкие случаи неудач, осложнений, а иногда просто выявленную безэффективность применения этой панацеи, профессор Хохлов не сдавался. Его поддерживали, ему противодействовали, над ним подтрунивали, даже высмеивали, но он стоял на своём. Иногда дело доходило до скандалов, а иногда до явных конфузов. Об одном из таких конфузов стоит рассказать отдельно.
У профессора начало развиваться какое-то воспаление на кончике носа. Нос покраснел, стал потолще и болел при малейшем прикосновении. Когда он пришёл на лекцию и взошёл на кафедру, все - и студенты и коллеги - увидели, что на нос профессора наложена пластинка из брюшины в виде к нашлёпки. Вот уж, действительно, поступок настоящего учёного, на себе испытывающего предложенную им методику! Что там Данила СамойлОвич, самоотверженный русский врач-эпидемиолог и инфекционист, с прививкой чумы себе самому, или другие исследователи, добровольно ставшие «подопытными кроликами» во имя науки и спасения человечества! Наш профессор поступил как истинный учёный, фанатично преданный своей идее в служении науке: он на себе проводил испытание перед лицом и на глазах коллег, последователей, студентов и всей общественности больницы и кафедр. Пусть скептики и сомневающиеся «заткнутся» и увидят торжество его метода и результат его исцеления!
Результат оказался плачевным и трагикомичным для нашего приверженца, неутомимого и несгибаемого адепта брюшины, в прямом и переносном значении этих слов. Повязка стала подсыхать, а у профессора стали капать слёзы, но не от умиления успехом наступающего излечения, а вначале от сдавления кончика носа, а затем и нарастающих болей в нём. Он крепился ещё денёк-другой, но на третий вынужден был снять с себя эту корку, ссохшийся колпачок, и лишь тогда вздохнул свободно. И перестали капать слёзы и оплакивать его метод, погоревший на его собственном носу, буквально на глазах у себя самого. Воистину, это был смех сквозь слёзы.
Профессор Хохлов ещё долго не сдавался, но брюшина так и не стала панацеей, и о ней постепенно забыли. С того времени прошло уже более полувека. Наступило время совершенных биологических повязок, плёнок, заменителей тканей, трансплантатов от погибших людей. А также пришло время неограниченных возможностей использования стволовых клеток. Но история с консервированной брюшиной осталась в памяти.
ЕДРИ…СОВИЧ
Исатай Едрисович Карамендин считал себя надеждой казахской науки. Во-первых, он вполне прилично научился разговаривать по-русски. Во-вторых, он окончил медицинский институт и получил диплом врача. В-третьих, он стал научным работником и даже начал работать над диссертацией. Ну чем не блестящий карьерный рост для казахского юноши, предки которого ещё помнят тепло и уют юрты, а родители уже занимают в столице немалые чиновные посты. Они-то и помогли после окончания института устроить своего сыночка в крупную областную больницу Караганды, на базе которой располагались клиники медицинского института.
Исатай старался прилично одеваться, был нарочито вежлив и предупредителен с начальством, но свысока разговаривал с коллегами и порой пренебрежительно относился к младшему персоналу, проявляя рудименты феодально-байского отношения к ним с высоты своего положения. Он явно им кичился и подчёркивал, что он-де, казах, является хозяином этой земли и по праву должен быть признан таковым среди лиц других национальностей. Особенно свысока он относился к нацменьшинствам - каким-то там немцам, изгнанным из плодородных земель Поволжья, евреям, чеченцам, ингушам, балкарцам, украинцам и прочим, добровольно или принудительно приехавшим в интернациональный советский Казахстан или занесенным злыми ветрами и превратностями нелёгкой судьбы. Предпочтение он отдавал всегда русским, временным, как он считал, но необходимым республике колонистам его земли.
Его не любили, за глаза подтрунивали над ним, высмеивали кое-какие явно бьющие в глаза недостатки и неадекватные поступки. Пытались воспитывать и образумить добрыми и мягкими советами, сделанными осторожно и в дружеской форме. Особенно подвергалось подшучиванию и обыгрывалось его неблагозвучное для русского уха отчество, напрашивающееся на ненормативную лексику, ибо начиналось оно со слога «едри…». В отсутствии нашего героя его запросто называли по свойски как это принято на Руси - «Едри…совичем», никогда не забывая о синкопе после первых четырёх букв.
Врач он был никакой. К больным относился небрежно и поверхностно, но назначения свои и советы очень уважал и резко реагировал на их невыполнение, обижая сестёр и больных либо приводя в недоумение коллег. Очень чванливым был этот доктор и весьма обидчив и нетерпим. Он знал, что за спиной у негo высокие столичные чиновники, а местные соотечественники, также входившие во властные структуры города и области, никогда не забывали навести справки у начальства больницы и института об успехах доктора Карамендина, в которых они отнюдь не сомневались.
Для диссертации Едрисовича нужен был эксперимент на животных. В целях проведения исследований была выделена лаборатория с персоналом и приобретены собаки. Бедные животные не всегда понимали, что от них требуется, и не были настроены спокойно реагировать на вивисекторские экзерсисы научного работника Едрисовича. А у него терпения, украшающего каждого истинного исследователя, как оказалось, не было. И нашла коса на камень.
Случайные прохожие, соседи по помещению рассказывали о подслушанных ими невольно через окна и двери лабораторного вивария жутких звуках и воплях истязаемых животных вперемешку с надрывными истерическими выкриками Едрисовича, адресованные то ли собаке, то ли ассистирующему персоналу. Вконец испуганные и ошарашенные всем происходящим в ходе экспериментов сотрудники обрисовывали ужасающие картины, свидетелями которых они становились, напоминавшими деяния фанатика-экспериментатора с «Острова доктора Моро» из фантасмагории Герберта Уэллса. А те, кому удалось случайно заглянуть в лабораторию, рссказывали, что стены её и потолок периодически были забрызганы кровью, на них были следы успешных научных исследований и блестяще выполненных экспериментов во имя науки. Оказывается, Едрисович в пылу научного порыва, досады, озлобления избивал несчастных собак, которые своим неправильным, с его точки зрения, поведением или реакцией на боль, которую он им причинял, становились помехой в «тонкостях проводимого очередного опыта» и в получении необходимых результатов. Возможно, что у него это были или могли быть проявления генетического кода предков, отличавшихся жестокостью восточных тюркских или татаро-монгольских тиранов и племён-покорителей земель и народов. Не иначе.Эксперименты диссертации не помогли. Пришлось изменить тему, а позже и место работы. Очевидно, покровители нашли для Едрисовича более спокойное аместо по выращиванию научных кадров среди соплеменников.
Вспоминается иногда что-нибудь отвратное через пелену лет. И не верится, что такое было. Но ведь было…
Кравченко Валерий 
Подольский Григорий 
Мендельсон Иегуда 
Нисина Ляля 
Вайнер Ирина 
Борисов Владимир 
Коровкина Ирина 
Симонова Паулина 
Городецкая Лина 
Кладницкий Давид 
Демидович Татьяна 
Берлин Адольф 
Сурина Светлана.. 
Аарон Борис 
Мастинская Фаина 
Кругляк Евгений 
Кулесский Роланд 
Андерс Валерия 
Лейшгольд Ирина 
;-) И Едри...сович меня тоже заинтересовал... Я согласна с вами, что в нём есть генитические зачатки татаро-монгольских ханов, отличающихся особой жестокостью. А собачек очень жаль... У нас дома тоже появилась маленькая собачка. Она - самое эффективное лекарство для внучки. Забот много, но и радости хоть отбавляй.
