EN
Старый сайт
В тот день вестибюль клиники нейрохирургии был заполнен
посетителями - в основном, родственниками больных, ожидавшими разговора с врачами, либо уже беседующими с ними. Тут же находились и немногочисленные ходячие больные, общавшиеся с пришедшими их навестить близкими или знакомыми. Доктор Годин что-то объяснял двум шахтёрам, которых подвезли к клинике на грузовике прямиком с шахты. Те ещё не переоделись и очень экзотично смотрелись в шахтёрских робах и шлемах с лампами на них, со своими чёрными от угля лицами и белоснежно сверкающими зубами. Шахтёры справлялись о состоянии здоровья и результатах операции, произведенной их товарищу, получившему травму в прошедшую совместную смену.
Травма оказалась, к счастью, не тяжёлой, и товарищи-шахтёры завершили беседу, по обыкновению всунув в руки доктора завёрнутую в грязную скомканную газету, бутылку, попрощались и, с улыбками на лицах, спешно уехали мыться и переодеваться. Доктор, несколько смутившись от неожиданности и неловкости ситуации с получением презента при всём честнОм народе, направился было в ординаторскую, но был остановлен бывшей пациенткой, обрадованной тем, что ей так повезло - едва зайдя в вестибюль, она тут же столкнулась со своим хирургом. Именно ему женщина хотела показать свой послеоперационный рубец, ей важно было услышать именно его мнение. А тут доктор, собственной персоной! Вот так удача! Она уж его ни за что не отпустит, пока он не посмотрит шрам!
Доктор Годин был очень мягким и добрым врачом, всегда выполнявшим капризы больных. Он не мог и на сей раз огорчить женщину, попросив её подождать буквально несколько минут, пока не закончит свои дела и вернётся. Помимо того, ему не терпелось освободить руки от свёртка с не вовремя оказавшейся в них бутылкой. Душевных сил на то, чтобы отказать больной, у доброго доктора не нашлось, и он решил посмотреть на рубец здесь же, в вестибюле, тем более что никаких повязок, закрывавших рубец уже не осталось. Надо было лишь снять платок с головы и откинуть волосы на сторону, что пациентка и сделала. Доктор внимательно вглядывался в линию бывших швов и пожелал проверить, нет ли инфильтрата, т.е. уплотнения тканей, для чего освободил обе руки, сунув свёрток подмышку, о чём тут же и позабыл. Произошло то, что должно было произойти, - свёрток грохнулся всей своей тяжестью о покрытый узорчатой кафельной плиткой, пол. Треск разбитого стекла сопровождался быстрым пропитыванием коричневатой жидкости сквозь намокшую бумагу в виде растекшейся по полу лужи...
От лужи исходил изумительный коньячный дух, вмиг заполнивший весь вестибюль. Никакой мужчина, любивший коньяк, ни одна женщина, пригубившая хоть раз рюмку этого солнечного напитка и не отвернувшаяся от него, не могли без содрогания и разочарования лицезреть подобную катастрофу. Дорогой армянский коньяк «Арарат» пропадал на глазах, смешиваясь с пылью и грязью пола, впитываясь в грязную, газетную, бумажную упаковку и исчезал, испаряясь в окружающей атмосфере. Спасти ситуацию стало невозможным. Санитарка, пришедшая на помощь с ведром и шваброй, была довольна тем, что осколки бутылки не разлетелись, а остались в куче, сдерживаемые промокшей газетой. Всё было сметено в помойное ведро и исчезло. Остался в воздухе лишь уплывающий в никуда, улетучивающийся вместе с мечтами, запах цветов и их пыльцы, собранных пчёлами и впитавшегося в виноградные ягоды и кисти на склонах легендарной горы, причале древнего «Ноева ковчега», горы «Арарат» одноименного армянского коньяка. Немая сцена в вестибюле клиники напоминала немую сцену спектакля. Никто не смеялся. Все смотрели на обескураженную поникшую фигуру врача...
Доктор Годин зашёл в ординаторскую с поникшей головой и стеснительно-виноватой улыбкой, и удручённо поведал нам, печальную историю о разбитой вдребезги надежде побаловаться коньяком. Разумеется, куда приятнее доктору было бы не вдыхать коньячный аромат с посетителями в вестибюле, а разделить удовольствие в кругу семьи, либо с друзьями, любуясь цветом напитка в наполненных им изящных бокалах, а не в лужице на полу вестибюля. Мы по-дружески посочувствовали неудачнику, посетовали и, естественно, посмеялись над комичностью ситуации.
Попадать в те или иные смешные положения стало, чуть ли не привычкой доктора Година. К счастью, чувство юмора его никогда не покидало, а несомненная эрудиция и знание цитат из лучших сатирических произведений помогали ему отшучиваться и сглаживать неприятные для очевидцев впечатления от его очередного пассажа. Он и сам любил посмеяться над собой. Самоирония не унижала доктора в глазах доброжелателей, но создавала ему неприятный имидж у недругов, считавших его недоумком. В этом-то недруги как раз глубоко заблуждались.
Однажды, сидя на краю постели неадекватного больного и увлекшись обследованием, Годин не сразу почувствовал, что оказался в вытекшей из-под обследуемого на кровать луже мочи, пока сам не почувствовал, что промок. Доктор не скрыл этот курьёзный случай, и посмеялся над происшедшим вместе с другими. С докторами, как и с любым другим человеком, могут произойти и происходят какие угодно курьёзы, но не всякий находит мужество поведать о них, не опасаясь оказаться объектом насмешек.
Цитируя нередко Паниковского, доктор Годин ввёл в обиход коллег обыгранное им понятие вожделенного гуся, так неудачно похищенного персонажем «Золотого телёнка». Всякое подношение врачу приобрело среди врачей клиники название «гусь». Иногда, когда кто-нибудь из врачей сообщал, что получил презент, это известие дополнялось или заменялось молчаливым символическим жестом в виде согнутой руки в локтевом и лучезапястном суставах, напоминающим гусиную шею и голову. Жест этот был в то же время своеобразным антиподом другому, известному многим, отрицающему что-либо, - сгибанию руки в локте с одновременным перекрёстным положением второй руки, когда ожидание «гуся» не оправдывалось. В смысле - вот тебе!
Д-р Годин
Ковалёва Наталья 
Нисина Ляля 
Вайнер Ирина 
Солдатов Борис 
Лейшгольд Ирина 
Демидович Татьяна 
Демидов Вячеслав 
Хаустов Андрей 
Андерс Валерия 
