8 мая— День памяти и победы над нацизмом в Украине.

***

Дед пал. И мы не знаем, где могила.

Лишь похоронка с запахом свинца.

Я той войне проклятой не простила,

Что мама подрастала без отца.

Она давно когда-то рассказала,

Как в год победной, памятной весны

Они с подружкой бегали к вокзалу

Встречать солдат, вернувшихся с войны.

В мечтах она не раз отца встречала.

И, предвкушая счастья светлый миг,

Несла с собой от школы до вокзала

Пятёрками усыпанный дневник.

Подружка же её ленилась часто

И часто получала трояки.

Однако жизнь ей подарила счастье:

Отец пришёл, хотя и без руки.

И мама, спрятав слёзы, наблюдала,

Как с радостно светившимся лицом

Подружка гордо каждый день шагала

На встречу с возвратившимся отцом.

Хотя о похоронке мама знала,

Но, в сердце заглушив обиды звук,

Одна ходила каждый день к вокзалу

С упрямою надеждою. А вдруг?

С мечтой лицом уткнуться в гимнастёрку,

Вдохнуть знакомый запах табака,

И чтоб за принесённые пятёрки

Погладила отцовская рука.

Но счастья ей судьба не подарила.

И у меня особый счёт к войне

За то, что мама в детстве говорила

С большим портретом на пустой стене.

И пусть твердят: в прощенье – благородство,

Но с каждым часом всё яснее мне,

Что не прощу я мамино сиротство

Той ненавистной, горькой той войне.

    
                Днепропетровщина. 1941 г. В горькие дни отступления.  Фото-Я.Халип. 

          * * *   

Последние шаги

Фашист стоял, слегка расставив ноги,

А рупором усиливалась речь

О том, что для евреев нет дороги,

Иной дороги, чем дорога в печь.

Надменность и презрение во взгляде.

И чёрный автомат наперевес.

Казалось, утро в лагерном наряде

Легло к его ногам, сойдя с небес.

А женщина стояла у барака.

Раздели заключённых догола.

Война, как кровожадная собака,

Давным-давно всех близких унесла.

И право жить, дарованное Богом,

Утеряно, как полушалок с плеч.

И женщина шагнула на дорогу,

Дорогу, упиравшуюся в печь.

Но будто натолкнулась на преграду,

И словно молоко вскипела кровь:

Фашист сверлил её надменным взглядом.

Так смотрят на зверей и на рабов.

А до конца шагов осталось мало,

Но ей не одолеть стыда черту.

Она себя руками прикрывала,

Руками прикрывала наготу.

И этот жест, знакомый всем от века,

Казалось, объяснил ему без слов:

Она прожить стремится Человеком

Оставшиеся несколько шагов.

И столько в жесте женственного было,

Что он внезапно понял, почему

Жила в еврейке нравственная сила

Быть Человеком вопреки всему.

И в этой мысли новизна сквозила

Такая, что он дрожь сдержать не смог.

Она его, фашиста, победила.

Он понял это. И нажал курок.

  
   Венгерские евреи (женщины и дети) на пути в газовые камеры Освенцима, май 1944 г.

    * * *

Дорога в гетто

Когда, сынок тебе передадут

Моё письмо, меня уже не будет.

Нас гонят в гетто, за черту ведут,

Как будто мы всего лишь скот, не люди.

Толпа вся в зимнем, хоть сейчас тепло.

Нам разрешили взять туда одежду.

И это дарит слабую надежду,

Что в гетто пережить возможно зло.

Средь нас полно детей и стариков.

Им тяжело идти, не отставая.

На них кричат и в спины их толкают.

А старики похожи на быков,

И тянут ноги, будто тянут плуг,

При каждом шаге поминая Бога.

На лицах и усталость, и испуг.

Изматывает долгая дорога.

Пугают неизвестность впереди

И окрики картавые конвойных.

А сердце разрывается в груди

От мыслей безотрадно-беспокойных.

Хотя, какие мысли у скота?

А быть людьми уже не удаётся.

И что в неволе делать остаётся,

Когда у нас свобода отнята?

Сынок, когда мы вышли со двора,

Ко мне собака рыжая ласкалась,

Лизала руки, тельцем прижималась,

Как будто понимала, что пора

Проститься навсегда. Потом она

За мной бежала, непрестанно лая,

То ль отпуская, то ли провожая.

Она была, наверно, голодна.

Найди её, мой мальчик, накорми!

Она людское в нас оберегала.

Она была одна, кто помогала

Идущим ощущать себя людьми!

Прощай, родной! Мы перешли черту.

Люблю тебя и в мыслях обнимаю.

Прости, что странной просьбой донимаю:

Найди и накорми собаку ту!

 
     Еврейское гетто в Будапеште, тела погибших женщин , Февраль 1945г. Фото- Е.Халдей.

      * * *

Кадиш. «Песня имён»

Музыкант на сцену вышел и смычком струны коснулся,

И мелодия слезами полилась в притихший зал,

Что от горечи напева, как от боли, содрогнулся.

Перед публикою кадиш поминальный зазвучал.

Устремлялись к сцене взгляды, преисполненные муки,

Проносились пред глазами горе, ужасы, война.

И сердца рвались на части, и сочились кровью звуки,

Выговаривала скрипка всех убитых имена.

Аарон, Авдей, Иосиф, Авраам, Адам, Нехама,

Соломон, Ревекка, Ицик, Фейга, Циля, Даниэль,

Ева, Дина, Габриэла, Сара, Миреле, Рухама,

Фрида, Хана, Майя, Бейла, Далия, Сигаль, Рахель…

Скрипка плакала, стонала, от отчаянья кричала,

Словно силясь достучаться до Небесного Отца.

И внезапно ясно стало: у молитвы есть начало,

Но имён погибших столько, что молитве нет конца.

   
          Berlin 1945. Фото из интернета.

***

Война не кончилась, увы, а спряталась на время

И стала вечной мерзлотой во взглядах стариков.

И дед частенько по ночам вёл разговоры с теми,

Кто на нелёгком том пути с ним вместе бил врагов.

Какою разговоры те оплачены ценою!

Во снах сворачивалась кровь от гула и огня.

И утром, утерев слезу тяжёлою рукою,

Дед говорил: «Спасибо, друг, за то, что спас меня!»

Он шёл к буфету, наполнял до края горькой стопку

И, продолжая разговор как бесконечный бой,

Краюху хлеба отрезал: «Спасибо, друг мой Стёпка,

За то что снова были мы плечом к плечу с тобой,

За то, что дать смогли отпор бесовской силе вражьей,

За то, что ты не отвернул в атаке лобовой.

И если встретимся с тобой на небесах однажды,

Как мне тебя благодарить за то, что я живой?!»

Он замолкал, и мир вокруг окрашивался болью,

Как будто дед свою печаль ему адресовал.

А в стопке в дедовой руке мешались горечь с солью,

Но он скользящую слезу уже не утирал.

    
      Тела погибших, Керчь, январь 1942г. Фото- Халдей Е.А. 

          ***

  И новая война...

Миг тишины средь темени ночной.

Хочу, но не могу им насладиться.

А мир вокруг, отравленный войной.

И злобой искорёженные лица

Мелькают в телевизоре весь час,

Грозя, что всю планету уничтожат.

И я молюсь, чтоб нас Всевышний спас,

Надеюсь, что Создатель нам поможет.

Но мы и сами мир добыть должны.

И я, тревогой общею объята,

Стараюсь защититься от войны

Простой скороговоркой автомата.

Я сделать что-то важное могу,

Не только рифмы жалкие марая.

Подхватываюсь и сквозь ночь бегу,

Где сон, где явь, уже не разбирая.

***

Россиян не прощу. И не надо меня призывать

Позабыть, что они к нам пришли, чтобы нас убивать.

Позабыть, что они в озлобленье кричали нам тут:

«Кто позволил вам жить лучше, чем россияне живут?!»

Столько зла принесла сатанинская эта орда,

Что простить им разбой я уже не смогу никогда.

   
       Ужасная война против рашистских оккупантов  продолжается четвёртый год. /фото из сети

***

У обелисков постою я,

Всплакну у вечного огня.

И, время памятью врачуя,

Я попрошу простить меня

За то, что не могу собою

Прикрыть родимую страну.

И не могу на поле боя

Закончить подлую войну.

Мне, к сожаленью, лет немало.

А было б меньше, я б тогда

Свою Отчизну защищала

И не боялась ни черта.

Никак вражина не уймется,

И я полезной быть спешу,

Молюсь за тех, кто с гадом бьется,

Стихи победные пишу

И верю в то, что их услышат,

Что сил прибавится у нас.

Стихи помогут людям выжить,

А это – главное сейчас.

 Украине нужна  поддержка и помощь, чтобы выиграть эту  кровавую войну.

                                                                              * * *