— Насиживаю местечки в других изданиях, противоположного толка. Под псевдонимом, конечно. В крайнем случае у меня станет больше солидных состоятельных мужчин. Не поняла? 

— Про мужчин — не совсем. Мой английский... 

— Не без недостатков. Но дело не в нём. 

— А в чём? 

Дороти спокойно сняла оставшуюся часть своего костюма. Швырнула куда-то в ещё тёмное пространство. 

— Ну, как? 

— Чёрт побери, у мужчин больше. 

— У взрослых мужчин. - уточнила евангелическая журналистка. — Я просто клад для педофилов. Для любителей хоть мальчиков, хоть девочек. А это обычно публика солидная и состоятельная. Влиятельная. - уточнила она. — Я не проститутка, денег не беру. А вот связи, рекомендации... Со мной же можно всё, а им за это — ничего, в случае чего. Я же взрослая женщина. У меня есть несколько постоянных любовников в очень высоких сферах.  

Элла улыбнулась. 

— Вот теперь пазл сложился. Ты тоже играешь роли, только в жизни. Когда одета, ты стервозная евангеличка. Когда в купальнике — девушка с очень маленькой грудью. Некоторым мужчинам очень нравится. Когда голая — мальчик с девочкиной писькой, или рослая маленькая девочка. Универсальная любовница. Начинаю тебя понимать. 

— Чего ещё не поняла? 

— Что тебя, такую во всех отношениях успешную и благополучную, понесло в разрушители благочестия? Могла бы и духовную карьеру сделать. У вас же нет дискриминации женщин. 

— Долго объяснять, да и исповедоваться перед атеисткой не буду. Но... Лео Таксиль. Ты должна знать это имя. 

— Читала, хотя и не всё. 

Элла задумалась, припоминая. 

— Ах вот ты о чём. Воспитывался у иезуитов и возненавидел религию. Раскаялся, проник в Ватикан и так разнёс папство, что удостоился анафемы. Так ты, как тот писатель? Я правильно поняла? 

Дороти кивнула. 

— Правильно. Почти. Я хитрее. Кормлюсь и у тех, и у этих. Плюс роскошный секс. 

— Цинично. 

— Согласна. Очень удобно, доходно и практично. Только не притворяйся, что ты другая. Что-то не слишком ты похожа на идейную коммунистку. 

— И я согласна. Я другая, только по-другому. Не поймёшь. 

Дороти отмахнулась. 

— А это мне и не надо. Я затеяла показать клерикалов изнутри и коммунистов тоже, параллельно. Как в ваших священных писаниях: единство и борьба противоположностей. У вас там тоже полно блевотины под толстым слоем сладкого крема. 

Элла, сохраняя любопытно-доброжелательное выражение на лице, мысленно выругала себя за тупость. Могла бы сама понять. Но слишком уж необычное существо сидело рядом с ней на садовой скамейке. 

— Do ut des?  

— Sub rosa, разумеется. С меня паблисити. Нет мне выгоды тебя светить. Ты всегда ответишь тем же. Или ... 

— Только бизнес и ничего личного? 

Смех журналистки прозвучал в предрассветных сумерках хохотом гиены. 

— Не только, актриса, не только. Очень много личного. Но без этого ты обойдёшься. 

— А что нужно тебе? 

— То, что творится позади декораций с колосьями, красными звёздами и десятью заповедями.  Которым ваши фарисеи так же истово следуют, как и наши. Чёрт бы побрал и тех, и этих. Военные тайны и прочая политика... I don't give a flying fuck. Да ты и не знаешь ничего. Меня интересуют нравы. Тебя тоже. 

— Видела уже. Мне нравится. Ещё с удовольствием покувыркаюсь. 

Дороти, слегка прикусив губу, некоторое время пристально вглядывалась в собеседницу. 

— Ты точно — другая. Тем интереснее. Проводишь меня до машины. По пути поболтаем. 

— Сперва окунёмся. Мне прямо невтерпёж. 

Арман Дюран отчаянно манипулировал переключателями. Ни на одном из экранов Эллы и Дороти не было. 

— Да куда они, чёрт их подери, подевались?! 

— Ты чего-то боишься? 

— Боюсь, что они дообщаются до драки. Только этого мне не хватало! 

Рауль спокойно раскурил сигару. 

— Драки не будет. 

— С чего это ты так уверен? 

— С того, что Элла просто завяжет её узлом и уложит под какой ни будь кустик отдохнуть и подумать: на кого тявкать. 

— Спасибо, успокоил. Какой же я идиот! Свести огонь и порох, додумался. А они мне обе нужны. Эта ещё из России... Связался на свою голову. 

Дюран оставил в покое операторский пульт и потянулся за стаканом. 

Рауль обозрел телевизоры, изображения на которых перестали мелькать. 

— Да вот же они, смотри. 

— Где?! 

— На самом левом. Явно идут к парковке. Они или нет? Они, точно! Можешь увеличить? 

В розовом утреннем свете две очень разные голые женские фигуры, спокойно беседуя, подошли к солидному автомобилю. Дороти открыла машину, забралась внутрь и через пару минут вынырнула наружу уже во всём своём христианнейшем благочестии. Дамы поговорили ещё немного. Дружеский поцелуй на прощание, и серый седан выкатился за ворота. 

Дюран обнаружил, что всё ещё держит в руке стакан, так и не донеся его до рта. Дар речи вернулся к нему не сразу. 

— Вот это настоящая ведьма! Колдунья. 

Набожный Гонсалес истово перекрестился. 

— In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti. Да она святая! 

— Серёжка, ты это серьёзно? Такими вещами не шутят. 

Элла успела выспаться после вчерашней вечеринки. Рауль привёз её в отель рано утром. Она приветливо кивнула полусонному портье, поднялась в свой номер и, сбросив своё фантастическое платье, нырнула в постель. Столько положительных эмоций за одну ночь! После такого всего нескольких часов сна без сновидений хватило, чтобы полностью восстановиться. Она только вышла из душа, когда в дверь её номера постучали. 

— Qui est là ? 

О, Никодимов! Можно не мудрить с одеждой. Она нажала кнопку unlock door.  

— Входи, Серёженька, рада тебя видеть. 

— А как я рад тебя обнять! 

Освобождаться из его объятий она не спешила. Пусть получит свою порцию удовольствия, жалко, что ли? Но, похоже, он сам не рассчитывает на продолжение. Интересно. 

Никодимов отпустил её, плюхнулся на диван, отдышался. 

Элла изобразила горькое разочарование. 

— Ты прихватил своих таитяночек с собой? Или после них со мной уже неинтересно?  

— С тобой грешно спешить. А у меня сейчас нет времени. Зашёл сказать очень важное. Можно сказать, принёс благую весть. 

— Крыльев за спиной не видно, а я не Мария и давно не дева. Но рожа у тебя такая, что... Давай, вещай, архангел. А то вот как оденусь. 

— Только не это! - ужаснулся Никодимов. — Боже упаси. Ладно, слушай. Состав жюри ты знаешь. Все знают. 

— Алексей Криницын? 

— Вот именно. Послезавтра закрытие фестиваля. А сегодня рано утром у меня с ним был разговор. 

— Не упади с дивана. У меня разговор был уже ночью. Или ещё раньше утром. Благая весть, знаешь ли, делает оргазм просто феерическим. Саара ты тоже облаговестил? 

— Ещё нет. Ох, ну ты и ведьма! - подскочил Никодимов. — Да откуда ты можешь знать? Ну, ведьма! 

Элла пожала великолепными плечами. 

— Ведьма — это от слова “ведать”, знать. Забыл, что я не только актриса. У меня свои информаторы. И имей в виду, что одна красивая и умелая женщина за одну ночь может добыть больше ценной информации, чем вся ваша контора за год.  

— Уффф...  

— Не знаю, как они там у вас называются. Мы их называем боевыми гетерами. Не подпрыгивай. Я не ваша и в ваши игры не играю. Они мне до того места, которое вам всем так нравится. Но нескольких девушек учила. Так вот, Саару — ни слова. Жаннэ, если даже не знает, в обморок не упадёт. Это ему не впервой. А Саару — ни гу-гу. Удивление и счастье должны быть неподдельно искренними. Я-то исполню в лучшем виде, а вот он такой же актёр, как режиссёр, только наоборот. Не подставляй Криницына, который тебя боится. 

Никодимов окончательно справился с эмоциями. 

— Понятно. Но он же должен будет как-то подготовить ответный спич. 

— Не должен. Он очень умный мужик, справится. Хотя, знаешь, можно ему очень осторожно намекнуть. Типа, французский у него не идеальный, английский во Франции не очень комильфо, так что, если придётся, пусть говорит через переводчика. Расспрашивать тебя он не будет. 

— Разумно. Принято. 

Элла очень выразительно облизнулась. 

Откровенно пожиравший её взглядом, Никодимов прерывисто вздохнул. 

— Не налюбуюсь тобой. Как бы мы сейчас... Но, такая жалость, у меня ещё много дел. 

— Успокою тебя: у меня тоже. Всё, кончила тебя дразнить. Я сегодня занята по уши. Журналистский междусобойчик, пара интервью, потом ещё один мастер-класс, только для женщин. Это до ночи. Когда-то надо же ещё поесть и отдохнуть. 

— А завтра? 

— Пикник на уединенном островке с весьма значительными киноперсонами, на весь день. Знаешь, мне уже рассказывали, где и как в этом мире на самом деле решаются важнейшие вопросы. Окунусь в это, поучаствую. Расскажу потом, не переживай. На досуге статью накропаю об их нравах. Поможешь в “Правду” пропихнуть? 

Несколько секунд тишина нарушалась только звуками слегка хриплого дыхания обоих. 

— Серёжка, если ты сейчас же не уйдёшь, пойдут все наши дела к чёртовой матери. Я тоже не железная. 

“Красотка Жанна” оказалась небольшой моторной яхтой с ярко синей полосой по белому борту. Ранним утром на марине народу было немного, но все участники предстоящего пикника уже собрались. Десятка полтора мадам и месье разного возраста и степени солидности. Молодых немного. Несколько знакомых лиц. Одеты все просто — для вылазки на природу. Элла не мудрила с нарядом: шорты, завязанная узлом на животе клетчатая ковбойка, соломенная шляпа и пляжная сумка. Угадала стиль. И правильно рассчитала время: явилась последней, с маленьким опозданием. Несколько минут понаблюдала, сидя за столиком ещё закрытой кафешки, и подошла, когда уже больше никто не поднимался на борт. 

— А вот и сама очаровательная мадемуазель Элла Файна, открытие нашего фестиваля! - представил её Жан-Клод Обер, владелец яхты, один из организаторов кинопраздника. — Восходящая, нет, простите, мадемуазель, уже взошедшая звезда экрана согласилась составить нам компанию в нашей морской прогулке. Прошу любить и жаловать. 

Судя по спокойно-приветливой реакции гостей, её появление среди них не было сюрпризом. Ну, так и должно быть. 

Негромко заворчал двигатель, кто-то на пирсе отдал швартовы, и “Красотка Жанна” направилась к выходу из марины.   

— Далеко идём? - поинтересовалась Элла, не обращаясь к кому-то конкретно. 

— Около часа ходу, капитан де Моро, - ответил с улыбкой пожилой мужчина в очках — Несколько необитаемых очень уютных островков. Сосны, скалы, песок, чистый воздух и прозрачная вода. Идеальное место для отдыха. 

— Можно хоть на денёк отключиться от всей этой фестивальной суеты перед завтрашними церемониями, - подключилась к разговору дама лет слегка за пятьдесят, которая представилась как “просто Элис”. — Вам наверно, досталось больше всех. Вы же сенсация в мире кино. Никому не ведомая дебютантка из Советского Союза, первая роль в кино вообще, но какая роль! И какой успех! Интересно, как вам это удалось? 

Элла улыбнулась в ответ. 

— Очень просто, Элис. Я живу по принципу “Делай, что можешь, и будь, что будет”. Правда, говорят, что в оригинале было “Делай, что должно”, но откуда мне знать, что именно должно? Поэтому делаю, что хочу. Пока получается неплохо. 

К аплодисментам Элис присоединилось ещё несколько гостей. А средних лет шатен с голубыми глазами, назвавшийся Натаном Лурье, продюсером, отметил: 

— Это у вас первый свободный день. Вряд ли кто-то ещё был так занят с утра до ночи, как вы, а между тем незаметно даже признаков усталости. Как вам это удаётся? 

— И, кстати, что за таинственный мастер-класс “исключительно для женщин” вы давали вчера в киноклубе “Дубль первый”? Не этому ли самому вы учили наших дам? - спросил кто-то из гостей.     

Элла вздохнула так горько и безнадёжно, что все рассмеялись. 

— Вот-вот, хочешь сохранить что-то в тайне, доверь эту тайну женщинам. Вы правы, месье, именно этому. 

Она взяла с подноса подошедшего стюарда бокал с белым вином, отпила. 

— Восхитительно! Аромат Франции. 

— А можно подробнее, глубокоуважаемая мадемуазель Файна? Раз уж вы доверили эту тайну женщинам, и о ней узнали мужчины. 

— А может ли мужчина родить ребенка, раз уж он знает, как это делают женщины, глубокоуважаемый месье... 

— Патрис Дорнье. 

— Глубокоуважаемый месье Патрис Дорнье.  

— Коллеги, предлагаю оставить светские церемонии, - вмешался Жан-Клод Обер, когда все отсмеялись. — Мы все здесь старые знакомые и, надеюсь, друзья. С удовольствием примем капитана де Моро в наш дружеский кружок, разумеется, если наша очаровательная гостья не возражает. 

Элла моментально преисполнилась величия. 

— Адмирал флота Франции Мирэй де Моро, маркиза д’Олжернон, волею Провидения оказавшаяся в плену на вашем корабле, ну вот ни капельки не возражает. Куда ей бежать посреди моря? 

Она подняла бокал. 

— Чин-чин, друзья мои!  

— Элла, вы само очарование! - восхитился Дорнье. — Но, если мужчина не способен родить, он вполне может быть акушером.  

— Серьёзный аргумент, Патрис. Ладно, расскажу. 

Она допила вино. 

— Самые интимные женские подробности всё же останутся за кадром. Я тут единственный медик, и у нас не медицинский семинар. А всё остальное — это физические и психологические приёмы для поддержания тела и души в том состоянии, которым вы сейчас восхищаетесь. Многое подходит и мужчинам, поэтому могу рассказать. 

— А показать? 

Яхту ощутимо подбросило на волне. Все с трудом удержались на ногах, хватаясь друг за друга и за первое попавшееся под руку. 

— Вот именно, — спокойно констатировала Элла, даже не покачнувшись.    — Мы вышли из бухты. Высадимся на вашем острове, вот там я смогу рассказать и показать всё, что вам интересно. А пока давайте все сядем, а то мне что-то неохота никого лечить. Да и нечем тут. Не возражаете? 

Возражений не последовало. 

Время за лёгкой болтовнёй прошло незаметно. Примерно через час “Красотка Жанна” стала на якорь в маленькой глубоководной бухте с подветренной стороны живописного скалисто-песчаного островка. Улетучилось облачко дизельного выхлопа. Ветер принёс с берега аромат сосен и эвкалиптов. Элла с интересом наблюдала, как рулевой, кок и стюард, составлявшие экипаж яхты, одетые только в маленькие плавки, спускали с кормы большую надувную лодку, загружали её какими-то коробками, пакетами, раскладными столиками, зонтиками и прочими принадлежности для пикника, и переправляли всё это на берег. 

— Ох, как хочется окунуться! Всю неделю не было времени для пляжа. Истосковалась по живому морю после Тобаго. А здесь вода прозрачная, как стекло.  

— А что вам мешает, красавица? Весь этот маленький рай на сегодня ваш. В чём проблема? 

— В купальнике. Я же провинциалка, никогда не вращалась в столь высоких сферах. Захватила с собой два, но не знаю, какой тут будет уместным. 

Элла скромненько потупила глазки, слегка покраснела. 

— И где тут переодеться? Можно в какой ни будь каюте? 

Несколько секунд изумлённого молчания завершились взрывом дружного смеха. 

— Милая моя, вы великая актриса или просто маленькое чудо! Так мы и поверили в вашу наивность. Живо скидывайте свой ковбойский наряд и купайтесь в своё удовольствие! 

Элла оглянулась на командный голос. Совершенно голая Элис спускалась по трапу с верхней палубы. 

— Вы во Франции, милочка. Можете чувствовать себя среди нас как среди ваших любимых таино, капитан де Моро. 

Она оглянулась. Следом за ней спускался её муж. 

— А Жан-Клод, так и быть, сойдёт за главного жреца. Хотя, нет, в вашем фильме жрец был в чем-то вроде юбочки. 

— Ну, если так... 

Элла моментально избавилась от ковбойки и шорт, пролетела над ограждением, и вниз головой, почти без всплеска вошла в воду. 

— Сможешь так? - поддел жену Обер. 

— Лет тридцать назад и не такое вытворяла. Но ты меня недооцениваешь, дорогой. 

Держась за вертикальную стойку, она взобралась на поручень, побалансировала несколько секунд, присела и резко оттолкнувшись, прыгнула вперёд. Фонтан брызг долетел до верхней палубы.  

Элла дотянулась до банки со своим любимым напитком, вставила пластмассовую соломинку, сделала пару глотков, откинулась в шезлонге. 

— Ну вот, рассказала и показала всё, что могла. В принципе всё это не сложно. По сути — это комбинация и развитие идей режиссёра Константина Станиславского и физиолога Ганса Селье. Или развитие комбинации. Не уверена, что правильно выразила свою мысль. Я ещё плохо говорю по-французски. 

— Мы вас отлично поняли, не волнуйтесь. Интересно, как вы пришли к этому? Вам же пришлось преодолеть неразрешимый парадокс. И, простите, если мы невольно провоцируем вас на разглашение важных ноу-хау. Не хотелось бы стать виновниками каких-то неприятностей у вас. Ваша страна, простите, просто помешана на секретах. 

Элла улыбнулась. 

— Вот такие вы, акулы капитализма. Не прощу. Так это и есть. Но не в данном случае. Эта наша методика — результат коллективного творчества. Мы сотрудничаем с доктором Амалой Нандини из Индии. Наверно, не меньше половины наших успехов — это её заслуга. Опубликовали несколько статей в очень серьёзных журналах, даже в “Nature”. Ещё ждут публикации две или три. Тут всё в порядке. Никаких тайн: ни военных, ни государственных я раскрыла. Тем более, что исследования ещё не закончены, а всё, достойное патентной защиты, запатентовано. 

Элла бросила в корзину для мусора пустую банку и внимательно посмотрела на собеседника. 

— Ещё немного, и вы сгорите, Пьер- Мари. Да и я уже слегка перегрелась. 

Она надела водолазную маску. 

— Тут красиво под водой. Не коралловый рай, как в тропиках, но красиво. Берите вон ту, поныряем вместе. Потом погуляем по лесу. Сосны и эвкалипты вместе, так необычно! 

Уже вечером “Красотка Жанна” отошла от райского островка и легла на обратный курс. Элла, снова одетая в свой ковбойский наряд, любовалась закатом. К ней подошли супруги Обер. 

— Как вам понравилась эта наша прогулка? 

— Замечательно. Я по-настоящему отдохнула. Одно только плохо. 

— Что именно? - встревожилась Элис. 

— Что она заканчивается. Знаете, у нас в одном мультфильме есть песенка: “Очень жаль, что этот день кончается, лучше б он тянулся целый год”. Я очень вам благодарна за этот приятный день. 

— Надеюсь, вас не слишком утомили разговорами и расспросами? Вы такое необычное существо. 

— Ничуть, дорогой Жан-Клод. Напротив, мне это понравилось. Знаете, говорят, что, если хочешь сам что ни будь понять, объясни это другим. 

— Мудро говорят. О, кстати, у меня к вам деловое предложение. Не согласились бы вы провести курс или, кажем так, несколько курсов для небольших групп по вашему психофизиологическому методу? Мы понимаем, что вы из особой страны, но финансовые вопросы вполне решаемы. 

Элла ждала этого вопроса и потому ответила сразу. 

— Заманчивое предложение, Жан-Клод, но я его не приму. Дело не в “особой стране” и не в том, что сразу после фестиваля я буду по уши занята. Вы всё отлично понимаете, и на эти обстоятельства я даже не ссылаюсь. Дело совсем в другом. 

— Но в чём же? 

— Как вам это объяснить и не обидеть неблагодарностью за гостеприимство? Ну, вот: можно посадить человека рядом с собой в автомобиль и показать, как им управляют, объяснить правила движения. Легко и просто. Но совсем другое дело обучить вождению и выдать водительскую лицензию. Это совсем другая мера ответственности. Взять на себя такую я пока не готова. Да и правила пока ещё не написаны. Это всё, что я могу сказать. Ради бога, не обижайтесь. 

Несколько секунд молчания.                                                                              
Жан-Клод почтительно поцеловал ей руку, а Элис крепко обняла и расцеловала. 

— Навсегда считайте нас своими друзьями. 

Жара, наконец, отпустила. Ветер с моря нёс прохладу и охлаждал страсти, бушевавшие всю фестивальную декаду. В глазах готовившихся к выходу на красную дорожку участников красные неоновые буквы сливались в библейское: мене, тэкел, фарес. Всё уже взвешено, измерено, оценено. Изменить невозможно. Осталось узнать: кто, что и как?                                
Всем намекнули: “Ваше присутствие крайне желательно”. Это значит, что отметят, наградят. Но как, чёрт побери?! 

— Ну вот, наконец-то, мои дорогие зрители, красной дорожке создатели столь нашумевшего фильма “Девушка с Тортуги”. Французский режиссёр, знаменитый Робер Жаннэ, чьи фильмы, уверен, помнят многие зрители во всём мире, и его советский коллега Юхан Саар, автор нескольких остросюжетных фильмов. С ними исполнительницы главных ролей: дебютантка из Советского Союза, покорившая всех без исключения (я в этом совершенно уверен) зрителей и — очень надеюсь — строгое жюри своей несравненной красотой и актёрским мастерством, Элла Файна. И французская актриса Катрин Читанг. Она хорошо известна зрителям исполнением драматических, глубоко психологических ролей. В “Девушке с Тортуги” она появилась в совершенно неожиданной для неё роли отчаянной морской разбойницы, которую исполнила со свойственным ей совершенством. Оператор, крупный план, плиз! Что это: просто демонстрация советской символики или она настолько доверяет своей интуиции? Свой строгий вечерний наряд Элла Файна дополнила серьгами в форме пятиконечных звёзд и изящной диадемой с красными камнями. Видно, что она крайне взволнована, но прекрасно владеет собой. Очаровательная улыбка, сдержанные приветливые жесты.  Пожелаем все вместе, чтобы интуиция её не подвела. Под аплодисменты, приветствия и вспышки советско-французская группа скрывается за дверями дворца. На красной дорожке звезда итальянского кино, великолепная... 

Кажется, церемонию награждения разработана специально для того, чтобы хорошенько потрепать людям нервы. Даже, если теб известно решение жюри. Вдруг передумали и изменили решение? Элла злилась на собственную злость. Она, что, ещё там, в Тайнограде уже нацелилась на главный приз? До потолка скакала от радости, когда утвердили на роль. Чего сейчас распсиховалась? 

Награждение шло снизу вверх: мультики, короткометражки, документальные... Вот оно: приз за лучшую мужскую роль присуждается Жану-Полю Бельмондо! Quod erat demonstrandum. Лезет же всякая чушь в голову. Но хорош, недосягаемо хорош! 

Председатель жюри, суперзнаменитый режиссёр, торжественно объявил: 

— Единогласным решением жюри нашего фестиваля приз за лучшее исполнение женской роли присуждается советской актрисе, создавшей незабываемый образ капитана корсаров Мирэй де Моро в совместной советско-французской постановке “Девушка с Тортуги”. 

Свершилось! 

Она вспорхнула на сцену, приняла из рук ведущего золотую статуэтку и диплом. Приблизилась к микрофону. Слёзы радости и восторг в голосе изображать не пришлось. Получилось само собой, когда все взгляды и все объективы сосредоточились на её лице. Зал притих. 

— Спасибо. Я глубоко тронута, нет, я потрясена. Это мой первый фильм… я не смела даже мечтать, не могла даже представить себе, что окажусь здесь, на этой знаменитейшей сцене. Спасибо обоим моим режиссёрам — за доверие, за строгость… и за смелость. Спасибо зрителям и жюри за столь высокую оценку нашей работы. 

Она переждала аплодисменты. 

— Этот приз принадлежит многим. Я делю его со всеми, кто вложил талант, время, правду в этот фильм. Со всем нашим дружным интернациональным творческим коллективом. Спасибо за сбывшуюся мечту! 

Овация зала. Многие встали. Она вернулась на своё место. Объятия, поцелуи. Хорошо, что не злоупотребляет косметикой. Оба режиссёра сияют как надраенные. Хладнокровный эстонец аж прослезился. Однако, the show must go on! 

Ведущий взял из рук очаровательной ассистентки золотую статуэтку. 

— В истории нашего фестиваля известно очень мало фильмов, заслуживших более одной награды. Такова уж наша традиция. Но сегодня я её с удовольствием нарушаю. 

Зал замер. Драматическая пауза. 

 — Гран-при присуждается совместному творению французских и советских кинематографистов, остросюжетному историческому фильму “Девушка с Тортуги”. Режиссёров Робера Жаннэ и Юхана Саара приглашаю на сцену. 

Церемонией вручения наград фестиваль завершился. Зал опустел. Разошлась и разъехалась публика. Репортёрская братия наперегонки ринулась в пресс-центр. К советско-французской четвёрке подошёл улыбающийся распорядитель в сопровождении помощницы. 

— Мадам, месье, товарищи, примите мои самые искренние поздравления. Позвольте пригласить вас на официальный гала-ужин, который состоится через полчаса в банкетном зале нашего дворца. Лучшие кулинары Франции будут иметь честь порадовать вас своим искусством. 

Он лукаво подмигнул изрядно растрепанным Элле и Катрин. 

— Мы с Элен проводим вас и покажем комнаты, где вы сможете привести себя в порядок после столь бурного изъявления чувств. 

— Чёрт побери, умеют французы создать атмосферу, - подумала Элла, оглядывая просторный зал. 

Длинные столы, покрытые белоснежными скатертями. Букеты белых роз, хрусталь, серебро. На невысокой эстраде квартет: скрипка, рояль, аккордеон, контрабас. Сам Шарль Азнавур поёт своё знаменитое “Ещё вчера”. Одинокая телекамера. Несколько репортёров. Куда же без них? Но солидны и подчёркнуто корректны. Мужчины в смокингах, дамы в вечерних платьях. Знаменитость на знаменитости. Какие заоблачные имена! Такое увидишь только в кино. 

Элла рассмеялась своим мыслям. Вот и она в этом кино. Клинический ординатор из Тайнограда Эллка Стражножвидецкая — она одна из них. На равных. Почти. Но это пока. “С ума схожу иль восхожу к высокой степени безумства?”. Ага, холера ясна, это ты Беллочка, можешь позволить себе спятить, а вот мне нельзя никак. Мне сейчас, как никогда, нужна абсолютно ясная голова. Эмоции, а ну, геть под лавку! Я тут своя среди своих. Как тут насчёт искусства французских кулинаров? О, шарман! Весьма шарман!  

Приятная светская болтовня об искусстве, планах, о Париже, о Тобаго... 

Истинный рай, господа, истинный рай на суше и в воде. Красивые люди, вы правы. Ах, эта история с водолазом. Право же, сколько можно об этом? Он страховал меня, я помогла ему. Да, я нудистка, что такого особенного здесь, на родине Элизе Реклю.  Да, я соавтор. Переделала сценарий немного под себя... Что, увеличила вдвое? Фантазия разыгралась. Право же, не моя вина, что мои поправки и добавки пришлись по вкусу. Кстати, о вкусе... Мммм! Восхитительно! Как это называется? Благодарю вас, месье, запомню. Можно ещё ананасового сока? Гран мерси. О моих планах знают уже все, мадам. Мы начинаем новый проект. Нет, не блокбастер, боже упаси. Вполне камерная история по моему сценарию. Нет, что вы... 

Она вышла на террасу подышать свежим воздухом. Ночь, полная луна слегка подсвечивает облака, прохладный ветерок с моря. Звуки шансона из зала. Антураж гламурного дамского романа. О, голос Мирей Матье! Можно запросто подойти и познакомиться. Велики чудеса твои, Господи. 

К ней подошли двое относительно молодых людей с журналистскими бейджиками. Представились. 

— Алекс Лурье, “Фигаро”. 

— Морис Трюдо, “Паризьен”. О, нет, мадемуазель Файна, не интервью. Вам и так уже изрядно досталось от наших коллег. Искренне вам сочувствуем. 

— Просто поболтаем немного, если вы не возражаете. 

— Ничуть. Только давайте присядем. Устала я на этих высоченных каблуках. Красиво, но совершенно антифизиологично, уродуют всю биомеханику. 

Они расположились в креслах за низким круглым столиком.  

— Алекс, вы же знаете, я не люблю разговоров о политике. Просто ничего в ней не смыслю. Особенно теперь, когда любую, сказанную мною глупость, будут смаковать и обсасывать все, кому не лень. Зачем мне это? 

— Ладно, не трогаем вашу страну. Но в мире сейчас идёт множество войн, на всех континентах, кроме Австралии и Антарктиды, разве что. Погибают люди. Миллионы трагедий, а вы оставили гуманнейшую профессию — медицину. Ради чего? Развлекать самую благополучную часть человечества, которая просто изнывает от скуки в своём благополучии. Ради славы? Денег? 

— Ради искусства, Морис. Ради искусства, как бы высокопарно это не звучало. Славы и денег можно добыть на множестве других путей. Это умеют многие. А вот творить искусство, настоящее искусство, могут далеко не все. 

— Но, согласитесь, сейчас не время для искусства. Когда разговаривают пушки, музы должны молчать. 

— Не соглашусь. Не согласна категорически! Аргументов могу привести множество, но просто сошлюсь на мудрого Олдоса Хаксли: «В эпоху катастроф мы нуждаемся в искусстве сильнее, чем когда-либо. 
Лишь в искусстве сохраняется человек». Попробуйте опровергнуть его утверждение. 

Журналисты задумались. Музыка вдруг смолкла. Шум в зале, крики: “Врача! Срочно врача!” 

Элла поспешила в зал.  

Официанты и гости вполне бестолково суетились вокруг плотной скандинавского типа блондинки. Та сипела, хрипела, пыталась прокашляться, хваталась за горло и бледнела на глазах. 

— Поперхнулась острым соусом. 

— Воды! Дайте ей холодной воды! 

— Врача! Срочно врача, чёрт побери! 

Элла бесцеремонно растолкала, скорее — раскидала — сочувствующих. Губы начинают синеть и отекать, веки уже отекли, глаз почти не видно, громкое свистящее дыхание. Судорожно глотает воздух. Анафилаксия, пся крев! 

— Всем молчать! 

Её голос прогремел пушечным выстрелом. 

— Телефон! Амбуланс срочно! Реанимацию! Живо! 

Как будто материализовавшись из воздуха, появился официант со здоровенной телефонной трубкой, из которой торчал блестящий штырь антенны. 

— Что сказать? 

— Анафилактический шок. Асфиксия. Да быстрей же! 

— Анаф... что?! 

Элла отняла у него трубку. 

— Алло! Срочно! Пищевая аллергия, анафилактический шок, бронхоспазм, стридор. Хоть чёрта выстреливайте из пушки, но с Эпинефрином. Да, врач. Но у меня ничего нет. Эпинефрин, быстрее. 

Сунула трубку официанту. 

— Объясни. 

— Быстрее! Я вас встречу на входе! 

Городок маленький, но раньше, чем через десять минут они тут не будут никак. А у этой уже судороги, умрёт раньше. Адреналин, где взять адреналин?! Хоть из чёртовой задницы! 

Её взгляд упал на оголившееся бедро блондинки. Ха! Зачем из чёртовой? А, вшистко едно, не с чего, так с бубен! 

Элла схватила со стола чистую на вид вилку и с усилием, до предела вонзила её в бледное пухлое бедро. До упора. 

Дружное: “Ах! Что она творит?! Пьяная! С ума сошла!” 

Резкий удар по чьей-то руке. 

— Не лезь! Я знаю, что делаю. 

Она ещё надавила на вилку. Блондинка задёргалась, задышала глубже и тише, синева стала отступать. Ещё немного, и она свалится со стула. Элла подхватила её под мышки, вернула на место. Нужен дополнительный стимул. Таковым стала точно дозированная оплеуха. 

Когда в банкетный зал вбежали врач с медсестрой, жертва пищевой аллергии хрипела вполне умеренно и почти полностью вернулась в сознание. Застонала, уставилась на торчащий из её бедра столовый прибор. Перевела взгляд на улыбающуюся, довольную собой красавицу. Просипела: 

— Сука! Я тебе этого не прощу. 

— Ну и чёрт с тобой. Главное, что жива. 

Прибывший врач уже разобрался в ситуации. 

— Вам придётся принести извинения, мадам. Она спасла вам жизнь. 

Элла обернулась на его голос. 

— Уступаю вам место, коллега. 

===========================
           Продолжение следует.

                        * * *