Элла ожидала чего-то подобного , но всё равно впечатлилась.                                               
 Арман Дюран, лысеющий шатен, облачённый в шёлковый китайский халат, сидел в удобном офисном кресле перед четырьмя огромными, метрового размера, цветными телеэкранами. Справа от него было что-то вроде операторского пульта с множеством кнопок, тумблеров и клавиш. Слева — низкий, богато и аппетитно сервированный столик.  Приглушённый свет в по-восточному обставленной комнате без окон, приятная прохлада. Интерьер из какой ни будь крутой бондианы. 

Изображения на экранах... Она присмотрелась. Ну, да, конечно. Лужайка с бассейном в форме палитры, большие комнаты с веселящимися гостями... Промелькнула женская фигура в одной только обильной бижутерии. Страстно целующаяся пара... Вечеринка только начинается, но уже интересно.  Парень, одетый только в пиджак нараспашку, приближается к красивой девушке в чем-то игриво-коротком и прозрачном, призывно раскинувшейся на широком красном диване, с длинной сигаретой в ярко накрашенных губах и с бокалом в руке. Да уж, гости месье Армана Дюрана не скучают и без хозяина. 

Гриновский Эверест Ганувер может только завидовать в своей башне, прислушиваясь к звукам веселья. 

Дюран встал навстречу гостям. 

— Рауль, можешь не представлять мне своих прелестных спутниц. Сверхновая звезда экрана, неотразимая мадемуазель Файна и фея эротической фотографии, очаровательная мадемуазель Гавличкова, счастлив видеть вас в моём скромном доме. Арман Дюран, к вашим услугам. Проходите, располагайтесь. Чувствуйте себя совершенно свободно, без всяких условностей.  

Он с улыбкой кивнул в сторону экранов. 

Элла моментально погрузилась в глубочайшую печаль.  

Дюран встревожился. 

— Я сказал что-то не то? Или вы меня неправильно поняли? Простите, бога ради. 

— Вы предсказали мне печальную судьбу, месье Дюран. Сверхновая — вспыхивает ослепительно ярко, но сияет недолго, часы. Самое большее — недели, а потом гаснет навсегда. Это смерть звезды. 

— Ах, вот вы о чём. - облегченно вздохнул Дюран. — Ну, не все же столь сильны в астрономии, как вы. Если мой комплимент неудачен, поправьте меня. Но то, что вы звезда — несомненно.  

— Разумеется, - улыбнулась Элла. — Тогда пусь будет Вега. Звезда первой величины. Быстро восходит и дольше всех сияет в зените. К тому же она из созвездия Лиры. Согласны? 

— Согласен! - зааплодировал Дюран. — Согласен! Вы самая яркая Вега на свете. Однако, что же мы стоим? Располагайтесь, как вам удобно, совершенно свободно. 

Гости устроились на просторном диване, с которого хорошо были видны все четыре огромных экрана. Рауль сел между красавицами, обняв обеих, против чего они ничуть не возражали. Дюран покрутил что-то на пульте. Приблизилось изображение танцующей полуголой пары. Прижавшись друг к другу, танцоры освобождалсь от остатков одежды. 

— Красиво у них получается. 

Он повернулся лицом к гостям. 

— Рауль, я уверен, передавая вам, дорогая мадемуазель Файна, моё приглашение, передал и моё восхищение вашей красотой и талантом. Я приобрёл копию вашего фильма и посмотрел его несколько раз. Скажу только, что мне просто не с кем вас сравнить, хотя кино — моя профессия. А к вам, дорогая пани Гавличкова, у меня есть деловое предложение, которому мы вернемся чуть позже. Сначала просто поболтаем. Вы не против? 

Гости выразили полнейшее согласие на светскую беседу, которая плавно перешла на профессиональную тему, а общение стало вполне неформальным. 

— Элла, поймите же, что меня впечатлила именно ваша универсальность. Есть актрисы, не в обиду вам будь сказано, красивее вас, спортивнее, драматичнее. Есть, бесспорно, но такого сочетания этих свойств в одном человеке, причём на высочайшем уровне, мне встречать не приходилось. 

На попытку Эллы вставить реплику он так энергично отмахнулся, что его чёрный, в драконах и лотосах халат распахнулся почти полностью. 

— Да знаю я, что вы соавтор сценария, что переделывали его под себя, и про какую-то вашу особую психотехнику уже слышал. Уверен, что в любом фильме по любому сценарию вы сыграете так же ослепительно. Неужели не так?  

— Не совсем так, Арман. Я хорошо исполню любую роль, в этом я тоже уверена. Но так, как в этом нашем фильме — только, если образ героини будет, простите за специальную терминологию, конгруэнтным моей личности. Если я буду играть себя. Вот Мирэй — это я, хоть в облике разбойницы, хоть маркизы. Да это уже не секрет, проболталась. Несколько сцен я не играла, я их прожила, забыв о камере. 

— Плачущий капитан и филиппика Мирэй против Колумба. Испанцы вам этого не простят. И постельная сцена с бароном. Это изумительно. Куда там Кристель до вас. Такой свободы перед объективом... у меня нет слов.  

Элла рассмеялась. 

— Причем на совершенно трезвую голову. Это то самое бесстыдство, которым мне то и дело тычут в нос разные блюстители морали. 

— Идиоты. Не различают скотство и высокую независимость духа. Буду совершенно откровенным. Иначе с вами нельзя, вы же читаете мысли.  

Ироничную улыбку Эллы он понял правильно. 

— В телепатию и в прочую чушь не верю, но о ваших способностях наслышан. Собрал информацию. Так вот, я обожаю эрос. Ещё в молодости поставил два полнометражных детектива с очень откровенной эротикой и короткометражку в том же стиле. В прокате вполне окупились, но прошли почти бесшумно, фурора не произвели. 

— Неудачный подбор актрис? 

— Именно! Не говорю даже о знаменитостях, я серьёзных и сколько ни будь известных приглашал, но все отказались, прочитав сценарии. Особенно, когда узнавали, что мне нужна полная натуральность интимных сцен, без всех этих дублёрш и дурацких телесных трико. Природная стыдливость и высокая нравственность им, видите ли, не позволяли. Если бы не этот ужасный секс, то они бы да. Но... 

Теперь Элла улыбнулась сочувственно. 

— Вы взяли не очень талантливых, но зато совсем не стыдливых. Таких много. Но в чём проблема, если акцент делался на эротике? 

— Проблема в том, что я ставил не порнографию, а именно детективы с весьма сложным сюжетом, с крутой интригой! Если хотите, драматические детективы, где эротика была органичной частью повествования, как в вашем фильме. Вот что мне нужно было! Значит, нужны были настоящие актрисы, способные на высокую... не так... на возвышенную драматическую чувственность. А получил вполне заурядный, хотя и вполне достоверный и даже очень красивый секс. Но от драмы не осталось ничего. 

— Коварен бог. Вопрос поставил: или-или, - выразила Элла сочувствие цитатой из Высоцкого.  

— Да, так. Но появился ваш фильм, я увидел вас и понял, что логический оператор ИЛИ может быть заменён логическим оператором И, - явил Дюран познания в кибернетике. 

Элла ответила не сразу, отвлеклась на происходящее на телеэкранах. 

— Арман, можете увеличить картинку вон там, справа? 

— Пожалуйста. Но что вы там увидели такого интересного? 

— Вон та сушёная треска в синем, - подала голос Маржена, до того молча созерцавшая зрелища вечеринки и только иногда обмениваясь тихими короткими репликами с Раулем. — Ты не ошиблась, это она. 

Крупным планом была видна стоящая у стола с напитками очень тощая очкастая дама в синем бикини и с бокалом в руке. Нижняя часть её костюма состояла из ультракороткой купальной юбочки, которую медленно спускал с неё длинноволосый полуголый парень. 

— Да, она, - подтвердила Элла. — Вот же сучка! 

— Вы с ней знакомы? - удивился Дюран. 

— К сожалению. Это корреспондентка христианнейшего издания “Focus on the family”, будь она неладна. Как она донимала меня на пресс-конференциях своими дурацкими вопросами! Даже не вопросами, а моральным обличением нашего фильма в развращении современной молодёжи и сокрушении всей христианской морали и семейных устоев. А меня лично — в потрясении тех же устоев моей вопиющей безнравственностью. Как это я смела находиться голой на съёмочной площадке среди множества мужчин! Катрин от неё тоже досталось. Мать двоих детей, да как она... тьфу, пшеклента курва! 

Дюран расхохотался. 

— Дороти Джонсон. Она не первый раз у меня в гостях. Похоже, я устроил вам обеим забавный сюрприз. 

— Так я и думала, - констатировала Маржена. — Лифчик снять с себя она ни за что не позволит. Вот смотрите. 

— Да, в самом деле. А почему? 

— Она стыдится открыть то, что им нечего прикрывать. 

Когда все отсмеялись, Дюран вернулся к прерванному разговору. 

— Вы ещё с ней встретитесь. Элла, вы прекрасно понимаете, что я пригласил вас не только для того, чтобы лично выразить вам своё самое искренне восхищение. 

— Понимаю. Вы хотите, чтобы я перешла в вашу команду. 

— Да, но не только и не столько это. 

— Интересно, что же? 

— Я готов полностью финансировать любой фильм с вашим участием, независимо от того, какого режиссёра и какой сюжет вы выберете. Особенно, если он будет сниматься по вашему сценарию и ваша героиня будет, как вы сами сказали, конгруэнтна вашей собственной личности. 

— Заманчиво. Но работать только и исключительно у вас? 

— Разумеется. Это бизнес. При полной свободе творчества и без малейших претензий на... скажем так, особо близкие личные отношения, 

— Обойдёмся без эвфемизмов, месье Дюран. Это я поняла, как только вошла в ваш дом. Вы с таким сожалением оторвали взгляд от голого красавца на экране. Одобряю ваш выбор. У вас прекрасный вкус. 

Дюран ничуть не смутился. 

— Итак? 

— Есть ряд обстоятельств. 

— Похождения юной нудистки, где у вас будет роль второго плана — вашей матери. Понимаю, это очень личное для вас, и вы от этой идеи не откажетесь. Согласен. У меня уже был предварительный разговор с Леклерком и Жаннэ.  Если немного изменить сценарий и увеличить роль матери... 

— Уже занимаюсь этим. Но не это главное. Вы забыли, месье Дюран, из какой я страны. В любой момент мне прикажут вернуться. Отказаться я не смогу. Слишком... 

— Много близких вам людей подставите под удар. Для вас это немыслимо. Но время у нас есть. И времена меняются к лучшему, хотя это пока не столь очевидно. Я решу эту вашу проблему. Если мне это не удастся, вернётесь на исходную позицию без потерь. Итак? 

Она ответила очень спокойно и уверенно: 

— Согласна. 

— Похоже, вы уже просчитали такой вариант? 

— Разумеется. Вам придётся привыкать к моим особенностям. 

Дюран глубоко и облегчённо вздохнул. 

— Тогда по рукам, как говорят у вас? 

— По рукам, Арман! 

Преспокойно слушавшая их беседу, ни на секунду не отвлекаясь от зрелища на экранах (некоторых она узнавала), Маржена ожила и беззастенчиво напомнила о своей персоне. 

— А что за деловое предложение вы приготовили для феи эротической фотографии, месье Дюран? Забыли? 

— Как можно забыть о фее, очаровательная повелительница прекрасной наготы?! Помню, конечно же. Я видел сотворённые вами изумительные изображения моего друга Рауля в “Пентхаузе” и с тех пор отчаянно ему завидую. Мечтал о чём ни будь подобном, и вот свершилось чудо: вы у меня в гостях! 

— Хотите и себе такие же. Понятно. Никаких проблем. Организуем фото-сессию. Как вы хотите: в интерьере, на пленэре, на яхте? 

— Это на ваше усмотрение. В этом я профан. И да, вот ещё: можно парное ню? 

— С девушкой?  Почему бы нет. Ах, да, простите. 

Дюран улыбнулся. 

— С юношей. Или с двумя. Оба — мои любовники. Вас это смущает? 

Маржена улыбнулась в ответ. 

— Ничуть. Я вас понимаю. У любви свои причуды, и мы не властны над ними. Я предпочитаю мужчин, но не вижу ничего плохого в сексе с красивой девушкой. Желательно только до съёмки увидеть вас всех троих голыми и хорошо рассмотреть в статике и в движении, а тогда уже продумать композиции, позы, свет и прочие профессиональные моменты. Назначайте место и время. Размер гонорара, разумеется. 

Дюран восхитился таким деловым подходом. 

— Один момент, очаровательная. Непременное условие: эти фото не для публикации, по вполне очевидным причинам. Весь пост-процесс в моей лаборатории. Все отпечатки и все негативы останутся у меня. Все до одного. 

Он оценил смену выражений на лице фото-феи и усмехнулся. 

— Я надеюсь, что ваши работы будут согревать мне душу, когда... вы понимаете. И потому очень хочу, что бы вы творили высокое искусство без малейшей обиды на меня. Узнайте, сколько вы могли бы получить за подобную публикацию в любом журнале. Я удвою эту сумму. Согласны? 

— От такого предложения не отказываются. Согласна! 

— Вот и замечательно. Подробности — потом. А пока будем развлекаться. Дорогие дамы, как вам моё домашнее телевидение? 

— Занимательно, — ответила Элла. — Интересно, Арман, ваши гости знают об этой комнате? 

Дюран пожал плечами. 

— Я об этом никому не объявлял. Ваше присутствие здесь — это прежде всего доверие моему другу Раулю. Но они вполне могут догадываться. Телекамеры не особо замаскированы. При желании их нетрудно увидеть. И почти все знают, что мои вечеринки — это своего рода кастинг. Но, если меня там не было, а приглашение на роль или нужная пресса появились, то сложить два и два нетрудно. Но, похоже, пока никто не утруждал себя вычислениями. 

Девушки рассмеялись. У обеих, и без того прекрасное, настроение взлетело до небес. 

— Вы пригласили нас на вечеринку, милый месье Дюран. Мы попадём на неё или веселиться будем только здесь? 

— А мне просто нестерпимо хочется окунуться в бассейн. Я морская дева или кто? 

— То есть вы соскучились по приключениям. Они вас ждут. Вперёд! Кстати, о бассейне. Как вы собираетесь купаться? А главное: как возвращаться домой? 

— Фррр! Купаться голышом, разумеется. Вон, как те там. Сбросим платья и нырнём. Потом оденемся. Хотя... 

Элла обозрела экраны. Почти все там были в высокой степени раздетости. Так это же прекрасно! 

— Ну, ладно, оденемся утром, когда всё закончится. 

— Во что оденетесь? - вкрадчиво поинтересовался Дюран. 

— Как это, во что? В свои платья. 

— Пани Маржена, может быть. А вот вы — нет. 

Полюбовавшись на крайне озадаченную актрису, объяснил: 

— Вы ещё не поняли, что такое популярность. Привыкайте, пока не очень знамениты. В лицо вас знают ещё немногие, но кто ни будь непременно узнает. Вот, хотя бы ваша приятельница Дороти. Тут же объявит всем, и ваше платье мигом порвут в клочки на сувениры. Без малейшего злого умысла, клянусь. Только в экстазе восхищения. 

— Хм... Как-то я об этом не подумала. Идём прямо отсюда голыми. Марженка, ты как? 

— Без проблем. 

— Отлично! Но сперва... 

Она подошла к сидевшему в напряжённой позе Раулю. Глубоко вдохнула и: 

— Ты своё обещание исполнил. Я исполняю своё. Раздень меня. 

Рауль взлетел с кресла. 

— Не спеши! Марженка, помоги моему мужчине. 

Улыбающаяся до ушей, Маржена быстро и умело обнажила пылкого испанца. 

— А вот теперь ты, Рауль. 

Чёрное прозрачное платье вспорхнуло под потолок и приземлилось на один из телевизоров. 

— Я вам тут не очень помешаю? - осведомилась красотка в красном. 

— Не больше, чем сестра — Шехерезаде. 

И страстнейший поцелуй. Месье Роден, где вы? 

Маржена вернулась к Дюрану, и они вместе некоторое время любовались восхитительным действом. Но одних только эстетических переживаний фее эротики хватило ненадолго. Она спустила с плеч бретельки, переступила через упавшее на пол платье и стала перед Дюраном во всей своей соблазняющей прелести. 

— Ну, сколько мы ещё будем играть в Дуньязаду и евнуха? 

Он тоже встал. 

— Пани Гавлич... 

— Марженка! 

— Марженка. Вы забываетесь. У нас с вами сугубо деловые отношения. 

— Помню. Но дело - делом, а тело - телом. А оно вам нравится, и оно вас хочет. 

— Но вы же знаете, что я люблю только... 

— Знаю. Но при чём тут любовь? Был бы мотор исправным, а завести его способ найдём. А он у вас очень даже исправный. 

Черный халат упал рядом с красным платьем. Маржена повернулась спиной к киномагнату и наклонилась, достав ладонями пола. 

— Так вам нравится больше, месье? 

— Маржена, ты... оооо! 

— Арман, ты... аааа! 

Рауль вынырнул из рая, и его взгляд сфокусировался сначала на кучке чёрной и красной ткани на полу, а потом поднялся выше и донёс до его сознания невозможное: слившихся в любовном объятии нагих Армана и Маржену. Долюбился до галлюцинаций? 

Он оглянулся на лежавшую рядом с ним Эллу и узрел лукавую, как у самого чёрта, улыбку и изящный пальчик, приложенный к губам.           
Через несколько минут пара разъединилась. Слышно было только их шумное дыхание на фоне приглушенных звуков из телевизоров. Испанский темперамент сеньора Гонсалеса, потомка самого дона Хуана Тенорио, не позволил ему дольше предаваться созерцанию. Он вскочил с ложа любви. 

— Пресвятая дева Мария и все семь архангелов! Верните мне разум! Что я вижу?! Арман, чёрт знает, сколько женщин пытались тебя соблазнить и ни одной это не удалось. Маржена, как ты совершила это чудо? 

Она открыла глаза и сладко потянулась. Села, обозрела лежащее рядом тело. 

— Как совершила, как совершила... Как все женщины. Два раза. Или три? Не помню. Спешить некуда. Попозже можно будет ещё. 

Арман опрокинул её на себя. 

— Не вставай, фея. Болтать можно и лёжа. Как хорошо! Господи, как же хорошо с тобой. 

Элла рассмеялась. 

— Как с мальчиками? Или хуже? 

Арман подумал и ответил очень серьёзно: 

— Лучше. Нет. Иначе. Совсем иначе. Как в первый раз, но волшебно. Не могу себя понять. Я же... Рауль не врёт. Мне самому интересно было. Сколько раз пробовал с девчонками, и — ничего. А с ней... Ты ведьма. Не понимаю. Новый мир. 

Его руки блуждали по телу Маржены. 

Элла подошла к сервированному столику. Налила в бокал вина, отпила, подцепила что-то вилкой. 

— Вы собирались съесть это всё один, месье Дюран? Для одного даже многовато, а на всех мало. Вставайте, я всё вам растолкую. 

Арман окончательно пришёл в себя. Переместился в своё кресло, притянул к себе на колени Маржену. 

— Оставь Элла. Церемонии будем соблюдать при оформлении контракта. Теперь понимаю, что главная фея здесь ты. Применила свои психотехники? Так. Без моего согласия. 

— Ты сказал о контракте, значит на меня не в обиде? Уже хорошо. 

Она неторопливо съела маленькое пирожное, запила вином. 

— Слушай, голодные мы тут все. Можешь что-то организовать? 

Дюран щёлкнул клавишей-то на пульте. Через минуту вошла строго одетая немолодая горничная. При виде хозяина в обнимку с голой девушкой глаза её удивлённо и весело округлились. 

— Жанна, надеюсь, я вас не разбудил? Привезите нам сюда ужин на четверых. Можете не мудрить. Главное — побыстрее. 

Жанна, улыбаясь, обозрела всю компанию. 

— Очень постараюсь, месье. 

Слегка деревянной походкой она удалилась и расхохоталась, только закрыв за собой дверь. 

Рауль взял из рук Эллы бокал, долил вина и выпил, закусив тем, что попалось под руку. 

— Так ты расскажешь, как вы преобразили моего друга? Или это твой профессиональный секрет? 

— Не секрет, мой милый, но у нас говорят, что баснями не кормят соловья. У вас с Арманом соловьи здорово поработали. Надо их накормить. Жанна вернётся не одна, увидишь. Мне неохота прерываться. 

Горничная вернулась в сопровождении молодой девушки. Они прикатили две тележки с ужином, перенакрыли стол, из которого выдвинули дополнительную панель, и, хихикая, вышли. Маржена выскользнула из объятий любовника и перебралась на стул. Приправой к поздней трапезе были пикантные картинки с лужайки и из комнат.                                                                                                                 
В поле зрения одной из камер появился совершенно голый красавец-атлет, непринужденно болтающий с полногрудой блондинкой, одетой в серебряный узорчатый пояс.  Арман подкрутил что-то на пульте, удерживая изображение на экране. 


          Художник Терри Роджерс

Элла некоторое время понаблюдала за ним, слегка приподнялась, чтобы получше разглядеть. 

— Хорош, ничего не скажешь. Хорош! Актёр, танцовщик или стриптизёр. Бисексуал, как и ты, Арман. Снимался у тебя? 

— В трёх боевиках. Что?! Что ты сказала?! 

— Ответила на твой самый главный вопрос. Ты хорошо сказал: новый мир. С Марженой ты открыл для себя новый мир, но старый никуда не делся. Можешь не переживать. Ты бисексуал, как почти треть человечества. Или больше. Как мы с Марженкой. Считай, что вдвое разбогател. 

Ошеломить — в исходном, прямом смысле — огреть чем ни будь тяжёлым по шлему. Именно такое выражение было у Армана Дюрана, пока он переваривал неожиданную информацию. 

— Но почему только сейчас и только с ней? 

— Не только. Хочешь со мной? Или хоть с Жанной. Она тебе даст, только намекни. Так она на вас с Марженкой смотрела. А только сейчас — это просто. Есть статистика, исследования сексологов. Мы проводили свои. Большинство бисексуалов латентные. Некоторые даже не догадываются о своей особенности, другие стыдятся. Тут многое зависит от инициации: с кем и как, с какими впечатлением, в какой социальной среде. Ещё куча факторов. Ну, не лекцию же вам читать. 

— Лекцию не надо.  

Он скользнул равнодушным взглядом по экранам, с которых исчез молодой красавец и оглянулся. Маржена тут же забралась к нему на колени. 

— Склонись ко мне, красавец молодой! Как ты стыдлив! Ужели в первый раз грудь женскую ласкаешь ты рукой? - продекламировала Элла, любуясь ими. 

— В первый. - счастливо улыбнулся Арман. — Что это? Похоже на стихи. 

— Лермонтов, наш поэт. 

— Но как ты поняла? И как это у меня... у нас с ней получилось? 

Элла пожала плечами. 

— Профессия. Бывших гетер, как и бывших врачей, не бывает. Я гетера милосердия. Это не военная тайна, расскажу, как ни будь при случае. Теперь будем видеться чаще. 

— Как интересно! Но всё-таки... 

— Да просто всё. Наблюдала за тобой всё время, как только мы к тебе вошли. За твоей реакцией на нас, на картинки в этих телевизорах. Когда у тебя халат распахнулся, стало наблюдать удобнее. Ты вуайерист. Или визионист, как хочешь называй. И немножко эксгибиционист. Это твоё навсегда. Ведущие стимулы удля тебя— зрительные. Когда я это поняла, перекинулась с Марженой парой-другой фраз на русском. Вы его не знаете, а у них в школе учат. Разыграли сценку. Всё получилось. 

— Ну, вы и... 

— Марженка уже вся извертелась на твоём восхищении. Вот ты его в неё и вырази. А мы с Раулем полюбуемся и тоже кааак впечатлимся. 

Впечатлились. 

— Если я сейчас не окунусь, вам придётся иметь дело с мои трупом, - совершенно безапелляционно заявила Элла. 

— С двумя, - уточнила Маржена. — Всё, идём купаться. Не сексом же единым жив человек. Нам необходимо разнообразное интеллектуальное общение. Рауль, составишь девушкам компанию? 

— Увы, придётся мне купаться в душе. Тут (он кивнул в сторону телевизоров) я заметил несколько знакомых лиц. С удовольствием бы с ними пообщался — мои бывшие ученики — но не в этой обстановке. 

— Понятно, ноблес оближ. Ладно, отдыхайте от нас. 

Ой! - спохватилась Элла. — Как там наша святоша? Она ещё здесь? 

— Уверен, что здесь. Мои гости будут разъезжаться утром, не очень рано. 

— Понятно, они же не железные.  Можно ещё на неё посмотреть, где там она? 

По экранам поплыли изображения веселящейся молодёжи. Остановились. 

— А вот и она. Любуйтесь. Очень неплохо проводит время. 

Дороти — она так и не рассталась с верхней частью своего костюма — обеими руками уперлась в спинку красного дивана (одного из нескольких, расставленных по большой комнате) и, судя по выражению её лица, с удовольствием интенсивно общалась с парнем в одном только пиджаке и при галстуке-бабочке, пристроившимся к ней сзади. 

— Марженка, идём! 

— Стоп, подруга! Ты что, босиком? 

— А как ещё? - удивилась Элла. 

— Опыта у тебя нет. Там же битые бокалы. Туфли надень. 

На высоченных каблуках походка у длинноногих красоток оказалась такой, что только огромным усилием воли мужчинам удалось их не остановить. 

— Полюбуемся на них в воде, сказал Дюран, переключая изображение. — Бедная, бедная Дороти! 

Вздох сострадания шёл из самой глубины его души. 

— Да смилуется Всевышний над грешной душою её! - так же искренне поддержал его Гонсалес. — У тебя там направленные микрофоны? 

Дороти расположилась по-турецки на том же диване и аристократично дымила сигаретой в длинном мундштуке. Эллу она узнала сразу и, ничуть не смутившись, очень дружелюбно улыбнулась и приглашающе похлопала по дивану рядом с собой. 

— Садись, бесстыдница, места хватит. 

Элла подошла к ней одна. Маржена сразу заявила, что не намерена присутствовать при казни и приняла приглашение потанцевать с вполне пристойно одетым блондином.                                                                             Вблизи Дороти оказалась вовсе не такой уж “сушеной треской”. Да, ни грамма жира, но она не тощая. Красивое, сильное, отлично натренированное тело. Безупречная кожа.  Эта святоша тщательно и умело ухаживает за собой. 

— Привет, актриса! Так и знала, что мы тут встретимся. Дюран любит приглашать успешных дебютантов, а уж такое чудо, как ты он не мог пропустить. Разве что тебе твои не позволили бы. Но что-то долго тебя не было видно. Со сколькими успела перепихнуться? Вот интересно, где? Неужели тут есть местечки, о которых я не знаю? Или ты и тут этетические диспуты вела? Хотя, вряд ли, вид у тебя...  Да ты вся мокрая! Освежилась. 

Дороти прямо-таки излучала абсолютно искренне дружелюбие. Ошибиться невозможно. 

У Эллы слегка закружилась голова. Вот это когнитивный диссонанс. Диссонансище! Она почувствовала себя студенткой с напрочь невыученным билетом в руках. И вообще, с билетом не по тому предмету. Такого с ней ещё не бывало. Дюран с Раулем наверняка любуются и подслушивают. Какое им получится развлечение! А вот фиг вам. О, идея! Прикинула, где расположена камера. И начала очень громко.   

— Привет, стыдливейшая. Раз уж мы сразу на ты и так удачно встретились, пообщаемся в такой предельно неформальной обстановке. Давно хочу взять интервью у такой рафинированной ханжи. 

— Так я не против. Спрашивай. Интересно, где у тебя диктофон. 

Элла оценила ироническую усмешку. Прикинув, где находится камера, стала к ней спиной, так, что заслонила собой собеседницу. Пусть теперь любуются. Слава богу, есть на что. Ответила значительно тише: 

— Есть диктофон, но не прямо здесь. 

Дороти понимающе кивнула. 

Элла повысила громкость. 

— Вот скажи, как ты ухитряешься так страстно исповедовать прямо противоположное тому, что так сурово проповедуешь?! Как это вяжется с твоей моралью, если она у тебя вообще есть? 

— Ты хочешь объяснений прямо здесь? 

И очень тихо, чуть ли не прямо в пупок Элле: 

— Получишь. Здесь накурено. Знаю места. 

— Хочу! Достала ты меня своими дурацкими нравоучениями! Выкладывай. Ох, фррр... Ну и накурено здесь!  

Она демонстративно громко принюхалась. 

— И не только табаком, чёрт бы вас всех подрал! Дышать нечем. Выйдем, поговорим. 

— Слишком ты нежная для безбожницы. Ладно, так и быть. Пошли. Рассвет скоро, полюбуемся. 

Дороти уверенно пересекла лужайку и поманив за собой Эллу направилась в сад. Они устроились на деревянной скамейке. Рассвет уже начинался. 

— Вот тут можно свободно поговорить. Кстати, откуда ты знаешь про наблюдение? 

— Нетрудно догадаться. А в бассейне их аж три штуки: одна в дне, две в стенках. 

— Скажи, что начиталась детективов. 

— Любимое чтиво. 

— Я поверила. Ладно. Вернемся к нашим мутонам. Ты уже всё поняла. 

— Не всё. Зачем тебе это? Согласись, это же предел цинизма: гнобить на пресс-конференциях меня и других смелых актрис, извалять в грязи статьями в твоём супер-моральном евангелическом, мать его во все дырки, журнале, а самой напиваться и трахаться с кем попало на таких вот вечеринках. Как это в тебе помещается? 

— Очень просто помещается. Журнал, кстати, не один. Я хорошо пишу и мне хорошо платят. Ничего личного, просто бизнес. Слушай, ты же не дура. Неужели до сих пор не поняла, что я работаю на тебя, делаю тебе паблисити. Да и Дюрану тоже. Его конёк — остросюжетная эротика. Он только в титрах не значится, любит сидеть в тени. А для кино, как для войны, нужны три вещи... 

— Про Дюрана понятно. 

— Ты знаешь, что твои ответы на мои вопросы уже становятся мемами? Их только глухие не цитируют. Погоди, дойдёт и до зрячих. Наш светоч нравственности выходит дважды в месяц. Ух, как я тебя и весь твой фильм разнесу. Я на вас канкан спляшу! 

— Ну ты и подлая! 

— Всё-таки дура. Хотя, прости, ты же не читала мою писанину. Я — дочка пресвитера евангелической церкви. Училась в духовном колледже, в Чикаго. Там увлеклась журналистикой. Как-то сразу у меня пошло. Взяли в журнал, заработала известность. Можешь представить мои публикации тогда? 

— Уже представляю. Брррр! 

Дороти рассмеялась. 

— Получила редакционное задание на серию статей с критикой нравов современной золотой молодёжи.  

Теперь расхохоталась Элла. 

— Можешь не продолжать. Поняла! Ты во всё это окунулась и всё, осознала, где истинное благолепие. 

— Ну, да. Но я же не эгоистка. Сколько молодых прозябают в нашем тухлом болоте, ужас! Ты пойми, я пишу с громадным кукишем в кармане. Чтоб читатель понял, какие мерзости я критикую, я их подробнейше и со вех сторон описываю. Чтоб дошло до самых тупых. И критикую: обстоятельно, по пунктам, и со всем христианским прилежанием. Грязь, она бывает целебная. Ну, а доход — это само собой. 

Элла искренне восхитилась. 

— Ну ты умница! Значит в боге разуверилась? 

— Ничуть. Ещё более уверовала. Ибо Всевышний в неизреченной милости Его даровал нам не только бессмертную душу, но и смертное тело, способное на страдания, однако же и на наслаждения. Отказ от приятия наслаждений есть грех великий, ибо тем самым наносим оскорбление Творцу, отвергая дар Его. 

Элла восхитилась ещё больше. 

— Вот это ты лихо вывернула всё христианство наизнанку. Вот это софистика! Но тебе эту твою философию приходится скрывать. Жаль, не читала твоих текстов. 

— Прочтёшь, не проблема. Поверь, работают как надо. У меня свои связи среди прокатчиков. Так вот, после моих статей об “Истории О”, “Любовнице французского лейтенанта” или “Пламени страсти”, ну, ещё там, продажи билетов подскакивали. А кто читает нашу тягомотину? Может и совпадение, конечно. Но не только кино. 

— Лихо! Не боишься, что тебя раскусят? 

— Не поняла. Я что — орех? 

Несколько секунд замешательства. 

— Не ты, а я. Наверно, правильно будет: Aren't you afraid you'll be found out?  

— А, вот ты о чём. Имею это в виду. 

— И что? 

— Насиживаю местечки в других изданиях, противоположного толка. Под псевдонимом, конечно. В крайнем случае у меня станет больше солидных состоятельных мужчин. Не поняла? 

— Про мужчин — не совсем. Мой английский... 

— Не без недостатков. Но дело не в нём. 

— А в чём? 

----------------------------
        
Продолжение следует.

        * * *