- «Молодец, - беги, не  беги, - время тебя догонит».
Меня оно догнало, когда волосы мои ещё были не на фотографии, а на голове, и живот можно было всем показывать, и зубы кусали и жевали всё, что им попадалось. Сейчас они скрипят и мешают друг другу, так как они керамические.
Тогда мир мне казался почти справедливым, и все женщины красивыми. Одно слово, маленькое, не человеческого происхождения - рак, остановило моё время и включило другое. Я это почувствовал сразу. Мир стал серый. Дядя тогда ничего не сказал, он поднял голову и показал кому-то кулак. Мне он ничего не показал. Просто долго смотрел в мою сторону, наверное, вспоминал меня маленьким, потом, как бы оправдываясь, добавил:

- Да пустяки всё это. Можно подумать, что хуже в жизни не бывает. Значит, твоё время пришло. Но лучше бы оно пробежало мимо.
Дядя опять оказался прав - моё время пришло. Вы скажете: - Ничего себе! Весёлые истории нас ожидают, ничего себе книга. А ведь книга получилась действительно - ничего себе! Весёленькая.
Мой друг Лёня рассказал историю, которая произошла пятьдесят лет назад в Одессе. Была христианская пасха, и Моня, это его друг, долго уговаривал друзей зайти в церковь. Друзьям захотелось крашеных яиц и сладостей. Когда они вошли, Моня закричал: - «Православные, жиды в церкви!»
Что было потом? Спросите Лёню, он вам расскажет.
А я, как Лёня, когда зайдёте в гости к моей книге, закричу: - Господа, а ведь всё это правда! Жизнь, она такая и есть - иногда смешная, иногда до боли весёлая...
Оказывается, то, что в двадцать лет казалось принципиальным, сегодня вообще не играет роли.
Сегодня всё иначе, сегодня гуляет время, оно разбудило меня и погнало к компьютеру: - садись, - говорит, - садись и пиши. Вот я и сижу, вспоминаю себя, друзей, и всё что связанно с потерянным временем. И вы знаете, а ведь и в самом деле мне становится весело. Очень давно Лёня рассказал мне по секрету: - «А ты знаешь, у меня с женой что-то не получается, как-то всё через силу, но ты же меня знаешь, я долго думал, думал, и понял: я ведь с мужиками сексом не занимаюсь, вот в этом моя проблема. А жена моя стала мужеподобной. Ты меня понял?»
Я кивнул. Но не понял. Наоборот, задумался. И только дома, вспомнив его жену, сказал:
- Вот придурок, вот шлимазел, это же надо такое сказать. 

Прошло сорок лет. Лёня не изменился. Вернее, он весь изменился, от головы и до пят, но его глаза, кстати, ставшие почему-то красными, вот-вот выскочат из орбит и скажут мне: - у меня с женой что-то не получается, как-то всё через силу, но ты же знаешь почему. Потом он рассказал, как сорок лет назад заклеил унитаз своей соседке полиэтиленовой прозрачной плёнкой. И бедная соседка сходила по нужде, не зная, что её ожидает. С Лёней она не разговаривает сорок лет. Когда я перестал смеяться, Лёня показал запакованную прозрачную плёнку и сказал, что идёт мириться с соседкой. Время пришло - добавил он.
Время остановить нельзя. Оно нам не принадлежит. Оно наказание, предупреждение, и не имеет конца...
 
 
О болезнях и всё сразу.
 
Каждая новая болезнь - это хорошая история. Для кого поучительная, а для кого просто повод вспомнить о своей.
Так вот, всё началось с ног. Сначала стали болеть колени. Сказались годы, потраченные на футбол.
Две большие операции и три маленькие помогли. Боль переместилась с колен на поясницу. Стал лечить поясницу. Боль перебежала в колени. И так лет двадцать. Но, наконец, я встретил хорошего доктора - ортопеда. Он сразу сказал: «Помочь вам может только гильотина, или ноги отсечь. Или поясницу». «Как это? - спросил я, - поясницу?» «А вот так - бац, бац и нет!»
Увидев мои добрые глаза, он добавил: 

- Да нет, шутка это, буду вас лечить.  

И лечил. Колол меня доктор, как хотел, и куда хотел. И однажды прямо на пешеходном переходе я замер. Стою и думаю, если смогу сделать шаг, то успею убежать от машин, если не смогу, то прощай, мама, и не горюй. Стою, машины меня объезжают, пешеходы толкают, голуби привыкли и стали садиться на плечи.
Потом меня немного отпустило, и я добрался домой. 

Собрался консилиум - жена, друзья, дети, внуки, и соседка фрау Ферман, не понимающая ни слова по-русски, но всё время повторяющая: - «Ja, ja, aber natürlich!» - И пила пиво.
Консилиум решил - бросить лечить ноги и спину к чёртовой матери и заняться моей головой. Так как я всё это придумал и не могу без боли жить - решили они. Фрау Ферман допила шестую бутылку пива, икнула и произнесла: - Ja, ja, aber natürlich!
Меня отправили в психушку. Там я насмеялся на пару лет вперёд. Доктор в туфлях, сделанных на фабрике «Скороход» в СССР, бежал по коридорам и с русским акцентом кричал больным: «Я вас, блядей, вылечу, вы у меня доиграетесь, Сталинград захотели?»
Кому-то он таблетку подбросил, кому-то пообещал дать таблетку, а кому-то показывал фигу.
Увидев меня, он затормозил, и спросил: "Хочешь таблетку или укол? А может тебе сразу клизму сделать? Начнём сзади и так до головы дойдём".
И засмеялся. Я тоже засмеялся.
"Ты над кем смеёшься? Надо мной? Ну, хоть ты из наших, но клизму я тебя самолично сделаю. Выздоровеешь сразу".
Но откуда этому доктору знать, что я был мастером спорта по... не помню, но то, что был, помню точно.
Так вот, он побежал за клизмой, а я за ним. Забегаем вместе в комнату, он за клизму, а я его кулаком в дыхало. Он два раза моргнул и заикой стал, по сегодняшний день.
Теперь сам себе клизмы делать будет. Может, выздоровеет, а может, туфли или тапочки новые купит.
Главный врач больницы, узнав об этом случае, сам написал мне в истории болезни:
«Пациент психически здоров, и больше его к нам не присылайте».
И опять консилиум.
Собрались всё те же, но вместо пива фрау Ферман пила вино. Как-никак, немецкая культура.
Большинством голосов меня решили лечить дальше и отправили на операцию. 

Потом я три месяца катался в коляске, потом ещё операция, фрау Ферман перешла на водку, а я...
В общем, что было дальше, вы узнаете из рассказов, собранных в этой книге. Иначе вам будет не интересно узнать, что ноги у меня на месте, спина вся в шрамах, но на месте, а вот некоторых других органов нет. Да и зачем они мне нужны, и без них жить можно, - сказал я фрау Ферман.
А она, культурно опрокинув стаканчик водки, подтвердила: 

- Ja, ja, aber natürlich!
 
  *  *  *

Лысые.
 
Это отделение в больнице города Берлина имени Биньямина Франклина называют - «лысым».
По коридорам, еле передвигаясь, толкают впереди себя приборы больные раком. Все они лысые. И мал, и стар. У всех потухшие глаза. Надежда оставила их на время. Правда, прощаясь, она обещала некоторым лысым вернуться. Вот и смотрят больные целыми днями в окна, ожидая заметить надежду. Но она не торопится. 

По ночам лысое отделение стонет. Коридоры пустые, а отделение стонет. Медсёстры бегут в палаты и, выбегая, смотрят в мою сторону. Они привыкли ко мне. Я единственный, кто не стонет, а просто сидит и смотрит в окно. 

В комнате №16 лежит молодая женщина. Она тоже выглядывает в коридор, и, увидев меня, спрашивает: 

- Не спится? И мне тоже.
Но она не выходит. Она через час опять выглянет, спросит, не спится ли мне, и опять скроется за дверью. Интересно, когда меня нет в коридоре, с кем она разговаривает? А может, она выходит и, еле переставляя ноги, доходит до окна и смотри на город. А город спит. Ему нет дела до лысых.
Каждое утро кто-то из лысых покидает отделение, и новый будущий лысый занимает его место.
Мне всегда казалось, что все лысые имеют что-то общее. Нет, это не болезнь и надежда, что надежда вернётся, а скорее всего глаза. Конечно, конечно, - это глаза. Прозрачные, пустые, в них нет ни привета, ни ответа. 

Иногда я спрашиваю у себя, а лысые плачут, как я? Наверное. Но тихо, под одеялом и в одиночку. А какой ещё дурак заберётся к лысому под одеяло поплакать? Никакой!
Недавно видел по телевизору награждения артистов в Голливуде. Очень многие были лысыми. Но они не из нашего отделения, скорее всего, у них есть своё отделение лысых. Хотя... некоторые женщины-артистки сбежали из психушки. Это же надо додуматься: сбрить волосы на голове, чтобы быть похожей на больную раком!!! Так им ещё за это призы дают. Загнать бы такую лысую в берлинскую больницу. И попросить всех больных выйти в коридор.
А потом вручить артистке приз - пустую бутылку из-под лекарства «Платинум». От которого подошвы на тапочках отлетают с треском.
Ладно, что это я налетел на наших любимых артистов? Хотят быть лысыми, пусть будут, это их дело.
Я вот не хочу. Поэтому разрешаю «Платину» бежать по моим венам и наказывать незваных гостей. Всех, без разбора. Нечего им у меня делать.
А пока я сижу у окна. Смотрю в окно. Красивый город Берлин. Много окон светит, хотя на улице глубокая ночь. Неужели мы все ждём заблудившуюся надежду? А может, открыть окно и позвать её...
- Не спится? И мне тоже,- это опять из комнаты №16.
- Нет. Не спится. Идите сюда. Тут есть свободное место. Одному мне к надежде не докричаться.
Вдвоём как-то легче.
Пошатываясь на тоненьких ножках и толкая впереди прикреплённые к палке приборы, лысая женщина из комнаты №16 направилась ко мне.
 
  *  *  *
 
Руслан из Ханты Манcийска
 
Через несколько дней комнату №16 освободили. Всё происходило ночью. И я это видел. 

Видел я, как мою знакомую и ещё одну женщину перевезли в другое отделение, а шестнадцатая комната была передела в VIP-люкс. И под самое утро группа врачей чуть ли не на руках занесла туда больного. И большой тонкий телевизор.
Утром было тихо, и никто ни о чём не догадывался, да и не хотели догадываться, лысым нет дела до комнаты №16, у них свои проблемы. 

Ночью дверь комнаты №16 открылась, и оттуда, закутанный в одеяло, вышел маленький азиатского происхождения человечек. Его узкие глаза привыкали к коридору и ко мне. На одеяле было написано:  «Ханты-Мансийск».
Переваливаясь на кривых ножках, мужчина подошёл ко мне: 

- ich krank - понимаешь, ich Deputat Ханты - Мансийск. Всё, понимаешь, всё у меня есть, так на тебе - рак желудка мне не хватало. Verschtehen? А ты, что ты machen тут? Тоже Krank?
- Да не ломайте вы язык Шиллера и Гёте, из России я, вернее, из Одессы. Больной, как и вы.
И началась наша больничная дружба.
Руслан, так звали моего знакомого, был большой начальник в Ханты Мансийске и кроме приказов, ничего людям не давал. Начал он приказывать и мне: - Значит так, завтра ты у меня на обеде. Потом девочек привезут, из Ханты Мансийска. А то немки какие-то не понятливые. Я им одно, а они мне - Ja, ja,- и делают, что хотят.
Через пару дней ему стало хуже и он начал кричать на медсестёр, врачей, свою охрану, но не на меня. Мне он жаловался: 

- Суки, зарезать меня хотят. Будут оперировать. Профессор сказал или операция, или в самолёт и домой. Ну, и что делать?
- Конечно, операция, какой домой? В твоей деревне Ханты манты тебе каюк башка. И бараны станцуют лезгинку на похоронах. И охране станет веселее. А то замучил ты их.
Оглядевшись по сторонам, он пальцем подозвал меня:
- Ты не кричи, ты вот что, приходи сегодня ночью ко мне, собаку будем кушать. Хорошая собачка из Ханты-Мансийска. Шаман прислал. У нас, если человек очень больной, ему сразу подают жареную собаку. Мой прадед ел, мой дед ел, мой отец ел, и мы будем кушать. Ты собаку ел? Нет? А я штук двадцать съел. И всё было хорошо, а как стал суши кушать, и устрицы, брррр, гадость какая, так заболел. В общем, завтра, как все лысые по палатам, ты - ко мне. Я договорился. Они думают: мы будем в шахматы играть. Дураки эти немцы.
Вечером лысое отделение впервые за много лет гудело. Вернее, гудела комната №16, а в других стонали люди.
В мою комнату без стука залетел Руслан: 

- Твои таможенники не пропустили мою собаку. Они что, тупые. Они вообще знают, кто такой Руслан Ким Бей? Хочу собаку.
Охрана зашепталась: 

- Шеф, тут в Берлине есть корейский ресторан. Мы вам такую собаку привезём, такую!!! 

- Вы мне или корейца привезите, или его голову, или собаку.
Через час раздался звонок: 

- Слушай, Миша, они спрашивают, какую привезти собаку. Есть баронских кровей, есть французские и английские лорды. Ну, какую?
- Я собаку есть не буду, а вы попробуйте английскую. У вас же в Ханты-Мансийске английские лорды по улицам не бегают?
В общем, вечером меня силой затащили в комнату №16. Руслан сидел в национальном халате за столом и смотрел на то, что было когда-то английской собакой
Ничего не говоря, он положил мне на тарелку кусок мяса: 

- Кушай, дорогой, кушай, через два дня себя не узнаешь. Здоровый будешь, как медведь. 

С английским лордом он справился быстро. Тот даже гавкнуть не успел. А я сидел и смотрел на собачье мясо, как еврей на свинину. 

- Можете меня убить, я это есть не буду. Я гавкать не хочу, - сказал я охране.
- Ай, дорогой, не хочешь мясо, - не надо, суши кушай, - и Руслан придвинул к себе мою тарелку.
Ночью я опять сидел у окна. Дверь комнаты №16 открылась, Руслан на кривых ножках направился ко мне. Он еле примостился на стуле, застонал, я укрыл его одеялом:
- Всё, понимаешь, всё у меня есть, так на тебе - рак желудка. Мне как раз его и не хватало. Verschtehen? А ты, что ты тут machen? Молодой ты ещё, лучше бы собаку съел, сразу бы пошёл на поправку.
Через несколько дней палату №16 освободили.
Всё происходило ночью.

 (Продолжение публикации рассказов из этого цикла - через 2 недели)