1

У Лёльки умер дед, поэтому окончание университета мы отмечали у нее дома.  В тот вечер  Лёлька впервые надела платье… Сиреневое, приталенное  платье сидело  на ней, как на  цумовском манекене, и я впервые позавидовала ее  подтянутой фигуре.

- Ты  не в штанах? – удивилась я.

- Ну, как хороша?! – кокетливо покрутилась передо мной Лёлька. – Теперь всегда буду так ходить. Как-никак – без пяти минут учитель. Я вот даже волосы решила отрастить до плеч, взрослею, меняю имидж.

Я  недоверчиво посмотрела на преобразившуюся Лёльку и промолчала. В этот момент я вспомнила Лёльку-первокурсницу и ее каштановые локоны, обрамляющие  чистое, без макияжа и подростковых прыщей, лицо. И зачем ей надо было   под ёжик стричься? Ну, какая из неё Хакамада?!

Я прошла  на кухню – осторожно, на цыпочках… На столе, как гриб на поляне, из груды обтрепанных учебников торчала  настольная лампа. Низкая такая, на изогнутой ножке-проволочке, лупоглазая – полный модерн. Свет  больно бил в глаза, но для кухни явно его не хватало.

Марго и Шут встретили меня радостным улюлюкиванием.

- Водяру принесла? –  сразу поинтересовался Шут.

- Щас, разбежалась… Шампанское будем пить! – объявила я и достала  из пакета бутылку «Советского».

- Как знал, - хихикнул Шут и поставил на стол бутылку водки. – Некрасиво так, Адэля, деда надобно б помянуть, ну и заодно универ вспомнить.

Я осторожно покосилась на дверь:

- А дед в зале?

- В зале… Завтра хоронить будем, - прошептала Лёлька.

- Хотелось бы зайти попрощаться, да покойников боюсь, - извинилась я и махнула рукой, - Эх, Шут, наливай.

Шут хозяйственно протер полотенцем  давно залежавшиеся на дальних  кухонных полках рюмки и принялся за дело:

- Повезло-с  Лёльке - и диплом имеет, и наследство привалило! А нам вот  с Марго у родаков придётся первое время жить.

- Тише ты, - испуганно завертела головой Марго и  зачем-то прикрыла ладонью рот.- Деда еще не похоронили.

- Хорошо пожил мой  дед! До девяноста лет дотянул, -  на это со вздохом ответила Лёлька и подняла рюмку, - Ну, что давайте помянём?

Мы выпили. Шут громко занюхал  выпитое краюхой хлеба и   оглушительно  чихнул.

- Кстати, анекдот я тут по теме вспомнил. Смешной, - высморкавшись в платок, заговорил он. – Короче, приходит смерть к деду и говорит…

- Замолчи! Нашел место анекдоты травить! Грех, –  вдруг зашипела на него Марго.

Мы с Лёлькой тоже укоризненно закивали.

А через полчаса все равно молодость да алкоголь  взяли своё. Лёлька бренчала на гитаре и пела романсы, Шут разбавлял музыкальные номера анекдотами, Марго и я потешались над Шутом и смеялись над каждой его репликой. Это была бы  обычная студенческая встреча, если б ни Лёлькин дедушка в гробу  в  соседней комнате…

Мы расстались за полночь.  Шут  еле вывалился из подъезда. Он совсем не держался на ногах и без умолка что-то болтал... Марго   послушно плелась за ним.

- Адэлька, садись, подвезем! – предложила Марго.

- Не надо, мне совсем близко -  через двор и я дома! – буркнула я и послала Шуту на прощанье воздушный поцелуй.

Шут в ответ поднял руку и рухнул на водительское сидение. Как тронулась машина, я уже не видела, потому что сразу завернула за угол дома...

                                                           2

- Это нам наказание, Лёлька! Нам всем наказание» –   на следующее утро плакала я в трубку. – Не надо было нам у тебя  в тот вечер собираться… Могли б после похорон, да после девяти дней застолье организовать… Ну какие мы  идиоты, а, Лёлька?!

Лёлька молчала. Мне хотелось  стучать телефоном по столу, кричать, топать ногами, только бы она что-нибудь ответила! Я  хотела слушать как она рыдает, потому что не могла одна гореть в этом горе, просматривая в памяти слайды вчерашних событий… Тогда,  на воздушном поцелуе все  оборвалось… Вот такая странная печать под  протоколом нашей студенческой дружбы. Это была необъяснимая, как мне  казалось, мистическая трагедия. В гробу лежал Лёлькин дед, в коридоре пахло искусственными цветами и смертью… Я даже боялась  вчера заглядывать туда. В  комнате, где поселилась смерть, нам живым, здоровым, молодым, делать  было нечего ! Потому что  мы на другом берегу реки, на другой странице, в самом начале книги, потому что весна сейчас как никогда радостна и приветлива и только нам улыбается!

- Ну, посмеялись немного, Лёлька, ты слышишь меня, ну и что? И дед, наверное, твой любил посмеяться да пошутить. Мы ведь искренне сопереживали и деда помянули как надо. Но зачем же он Шута потянул за собой? В чем грех, а? Лёлька?

Лёлька продолжала молчать… Мне надо было бежать к ней, мне думалось еще что-то мы сумеем сделать  -  спасительное, важное, чудесное. Ну, хотя бы  кровь сдадим для Марго. Она ведь выжила, не упала вслед за Шутом в эту всепожирающую смертельную ловушку и ей всего то надо  побыстрее выйти из реанимации, вырваться из роковой паутины, у неё еще все может быть…

- Лёлька, какая я дура! Ну, ладно влюблённая Марго, но я ведь могла остановить Шута… Он совсем пьяный был… Куда ему за руль да в таком состоянии..? Пьяный, небритый, вспотевший, но живой! Не знаю, Лёлька, почему он вот таким у меня в памяти застрял. Я хочу убрать этот стоп-кадр, и ничего не получается. Голова, как испорченный видеомагнитофон. А помнишь, каким он был красивым на последнем экзамене  - в костюме, с цветами…  Я еще тогда подумала, как повезло Марго. Хороший парень… Ну, чего ты молчишь, Лёлька…

Мне вдруг стало  казаться, что Лёльки на том конце провода вообще нет. Что никого нигде нет, и весна за окном – бутафория, и наша вечеринка – дурной сон, будто я выпила  испорченный коктейль и сейчас мучаюсь в бреду… А  завтра мы обязательно все встретимся…

- Лёлька, ну, послушай! Ведь смерть должна быть логичной и красивой. Мне теперь страшно дальше идти по жизни, я за окно смотреть боюсь, боюсь ногти на руках красить, потому что кажется, что мои руки в любой момент могут стать мертвыми и неподвижными… Вот дед твой  детей вырастил, войну прошёл, дом построил…  Все сбылось, свершилось…  Лёль, ну  скажи хоть что-нибудь, давай жить… Если люди в войну смогли выжить, в голод,  с бедой на плечах, почему сейчас мы должны помирать, а?

-Жить?!! – наконец-то отозвалась Лёлька – Ты мне говоришь жить? Шут бестолково  ушёл и Марго не пощадил… Почему я теперь должна кого-то щадить, всем мило улыбаться, почему я должна бояться говорить правду ? Я больна, Адэля ! Я тяжело больна… У меня СПИД.  Эх, думала, первая  уйду… Это не проклятье, Адэлька, это стечение обстоятельств. Ты думаешь война закончилась и нам в наследство достался мир, труд май? Это глупости, Адэля… Война и теперь идет, война бурлит в каждом из нас и никто не знает имя победителя… Враг сидит внутри каждого из нас. И мы его взращиваем день ото дня, и наступает миг, когда  бороться с ним невозможно …

- Лёлька… 

Теперь мне было понятно, почему она решила изменить свой внешний вид. Как ей хотелось, по-женски хотелось, остаться в нашей памяти  красавицей… Лёлька – светлый, романтичный человечек.  А я то думала, как же ей удалось так быстро забыть своего заезжего байкера ? Первая любовь все-таки, хоть  и запоздалая. В двадцать лет первый поцелуй! Смешно… А она мужественно молчала о причинах размолвки! Вот уж, внучка партизана…

                                                           3

  Лёлька умерла через два года…  После похорон я несколько дней провела за компьютером… Я крушила весь мир, стреляла из пулемета, взрывала города, вырывала с корнем деревья. Я была всемогущим супергероем, жителем  компьютерной стрелялки. И каждый раз, падая головой вниз с обрыва, я оживала… Я была самой сильной в плоском прямоугольном виртуальном окошечке. Окошечке – за которым ничего нет... Ни закатов, ни рассветов, ни добра, ни зла… Ни – че –го.

Мне еще хотелось крушить, ломать, топтать, но вечером отошли воды, и пришлось отправляться в роддом.

- А почему раньше приехать не могла? – злилась врачиха.

Я пожала плечами. Не буду же я рассказывать о компьютерной игре и не пройденном уровне…

- Придется делать кесарево … Других вариантов нет, - развела руками врачиха.

Через некоторые время крохотные  стрелы шприцов медленно буравили мою спину. Боль потихоньку сжималась в точечку и, наконец,   совсем ослабила свои щупальца, заручившись неподвижностью моего тела.                    

Я смотрела на потрескавшуюся побелку потолка - как разлом льда на реке… Переступить боязно… А что мне ? Я лежу. Мысленно вылепила человечка – смешного, с одуванчиковой головой и блестящими руками-тесемочками. Теперь веду его по  потолочному ватману к стене… Вот уже и до круглого озерца  настенных часов добралась. Старичок-паромщик стрелкой заправляет. Сидит в самом центре, на островке, и черные полотна солнечными нитями расшивает. А рядом,  золотые ковры  лежат. Он их не трогает¸ а только изредка  на вытертые места поглядывает и головой качает. Бред полный…

- Адэля, девка у тебя! – послышалось мне в полусне…

Я недоверчиво поморщила лоб.  И только переливчатое, уверенное «у-а, у-а» заглушило  цоканье часов, словно колокольчик игрушечного трамвайчика, предупреждал о прибытии нового пассажира.

Через некоторое время медсестра принесла беленький свёрток.

 - Вот, посмотри на свою жабку!

У дочурки лицо было  толком не вытерто, как в молочной пенке, а сонные глазенки уже смотрели… Чудо!

- Господи, спасибо,-  вдруг ни с того  ни с сего прошептала я, а потом с обидой сказала медсестре, - И совсем не жабка… Придумаете тоже…

И так спокойно  на душе стало, будто и в самом деле на мягких крыльях-облаках лежу, а все плохое и тёмное где-то там в глубокой  черной пропасти осталось…

Господи, счастье-то какое…  Будет нам теперь с Марго на двоих одна радость в жизни! – размазывая по лицу слёзы, думала я. -Господи, прости ж нас всех грешных…И Шута, и Марго, и Лёльку, и меня… Все поколение наше прости… А  то ведь все мы так и вымрем, по одному, как неразумные мамонты… А  так ведь хочется жить…