Здесь буйствуют мимоза и миндаль,
  магнолия в припадочном цветенье,
  а я брожу средневековой тенью.
  Лишь для меня продляется февраль.
 
  Пейзажи (любоваться ими с кем?)
  прописаны широкими мазками.
  Как можно пребывать в тоске в Тоскане?
  Немыслимо — в Тоскане и в тоске!




 
  Флоренции соборы и мосты,
  тенистые аллеи Сан Россоре
  не обольщают (я с собою в ссоре!),
  не радуют (мне нужен только ты!).

 
Свет без тебя не мил, как оказалось.
 Тоска в Тоскане! В пору онеметь…
 Ты не забыл, как «Тоску» пела Каллас?
 Такая же любовь поёт во мне.
 Могла бы — об Италии, о море…
 Одно лишь слово на уме: amо´re.

    ***



Лечу над Альпами. Уж как там снизу…
  а сверху горы сахарны на вид.
 Ты упустил, не подарил мне Пизу,
 где башня до сих пор едва стоит.





  Где на лужайке пьяцца дель Дуомо
  блаженствует беспечно молодежь.
  На виа Рома, чувствуешь, как дома,
  как будто здесь родился и живёшь.
 
  Так мрамор перламутров на рассвете.
  А по ночам, сквозь ветви тополей
  на небе звёзд — как времени отметин,
  недаром ими бредил Галилей.
 
  Скажу Италии:   — Arrivederci!
  Addio!
          Упустила… Поделом!
  Изящно сапожок её очерчен,
  бесследно пропадает под крылом.
 
  С досады сахар Альп давно изгрызен.
  Должно быть, ты и сам себя коришь,
  ведь мы опять не побывали в Пизе.
  Что ж, за тобой, как минимум, Париж!
    *  *  *
  ДЕН БОСХ  (Голландия)
                                           V.T.
 Всё оказалось радостней и проще,
 когда душой наружу ― гол и бос.
  Мы примеряли улицы и площадь,
  которые носил когда-то Босх.

Памятник Босху  в Hertohenbosh.

  Не для прикрытья фиговый билетик
  с лимитом времени – от сих до сих,
  мы примеряли полтысячелетья,
  которое когда-то Босх носил.
 
  И всё нам шло: старинные фасады,
  к лицу брусчатки каменный настил.
  Ведь не по нам беспечно и надсадно,
  и беспрерывно колокол звонил ―
 

 во благо! Облака нас облачали
  в брабантских кружев вспененный крахмал.
  Высокий купол неземной печали
  обоих с головою накрывал.
 
  Прощая наше кровное славянство,
  нашествие языческих ярил,
  собор Sant-Jan из своего убранства
  алмазными слезами одарил.
 
  Обоим по нутру такая носка ―
  освобожденье от сердечных мук.
  Мы знали, почему любили Босха, 
определенно знали, почему!

Собор Св. Иоанна в Хертогенбосхе
(для увеличения - клик на квадрат слева)

 
  Свои запястья запятнавши воском, глядясь
в окна зияющий провал,   
 мы знали, почему любили Босха.
А он за это нас предпочитал!
* * *

  Из цикла «Зимняя Польша»
 

 Прибой снегопада вздымается пенно,
  поземкой отхлынув по улочке узенькой.
  Зимою Варшава тиха и степенна.
  А летом в Лазенках играют Шопена
  и розовый куст расцветает под музыку.
 
  Пока снегопад у зимы корифеем,
  столица безлюдна, как после цунами.
  Мы греемся вечером в теплой кофейне.
  пустующей, будто ничейной, трофейной,
  врасплох ненадолго захваченной  нами.
 
  Пока снегопад в темноте заоконной
  пути заметает, кружит, колобродит,
  словами играет  — о ком Вы? о ком я? —
  и сырники тают, как снежные комья
  на блюдцах… Пока Вы так близко… напротив…

   Покуда души друг во друге не чаем,
  и замысел снега ещё не разгадан,
  нам рты обжигать бы ни кофе, ни чаем,
  а тем поцелуем, что жаден, нечаян,
  хвалу возносить обложным снегопадам.
 
  Пока никого в целом мире дороже,
  желанней — не трудно увериться в этом! …
  Но  вскоре свершится  закон непреложный:
  в Варшаву (и в это проверить не сложно!)
  ворвутся весна и звенящее лето.
 В Лазенках исполнят ноктюрн или вальс
  без Вас.
 
  ***


  Музейный дух: рапиры и кинжалы,
  эфесы сабель. Кто, когда держал их
  и чьею кровью сталь клинка омыл?
 Оружие от Гданська до Варшавы
 врагов одолевало, устрашало.
  И блеск, и звон когда-то грозен был.
 
  Теперь висят в бессилье безнадежном —
 отдельно шпага и отдельно ножны,
 старинный демонстрируя фасон.
 А дальше — кресла, шелковые шторы.
 тарелки из тончайшего фарфора.
 Все — с вензелями царственных особ.
 
  Вот веера и шляпы по погоде,
 настенные часы — уже не ходят,
  а прежде чью-то отмеряли жизнь
  и били каждый час, и звучно пели,
 о том, что всё минует, в самом деле,
 хоть каждый век по-своему блажит.
 
 Изрядно подустав от тяжкой рубки,
  прапрадеды раскуривали трубки,
  рядились прапрабабушки в парчу,
  постели мяли, скинув палантины.
  А мне теперь доступны их интимы
  и я за вход недорого плачу.
 
  Бесцеремонно вглядываюсь в лица.
 Портретам что? Их выбор небогат…
  Авось и мне случится воплотиться
  в какой-нибудь музейный экспонат!
   *  *  *


  ТУРЦИЯ


  ***                      «Не нужен мне берег турецкий
                                     И Африка мне не нужна.»   

      (М. Исаковский. Из песни)

 Хотя человек я не светский,
 вполне обхожусь без рожна,
 не нужен мне берег турецкий,
 чужая земля не нужна.


 

 Но… цвет апельсиновых корок
  и ветер лобзает чело,
  покорное море, и горы,
  и сервис, где «всё включено»… 

 Отрада для тела и чрева,
  услужливый взгляд, что ни шаг.
  И кто ты: король, королева,
  возможно, турецкий паша?
 
  Смак пряностей, мягкие кожи,
  сезонный загар золотой…
  И сразу — на годы моложе,
  и сразу — на сердце покой.

 Не майся, не сетуй, не ратуй
  в тенетах восточных волшебств.
  А что ещё  —  нашему брату,
  ленивой славянской душе?
 

 Хоть еврой плати, хоть натурой.
  — Мадам, ноу проблэм.
  Поклон.
  За что побивали мы турок,
  зачем только брали в полон?
 
  Миг счастья несбыточный, краткий
  подарит турецкая тать.
  И нам бы в избытке, в достатке
  мёд-пиво себе попивать.
 
  Благому последуй почину —
  и наше наладим житье.
  Какая загвоздка, причина
 в отчизне житья не даёт?
 
  Талантом сильны и уменьем.
  Но день не задa´лся без бед!
  Нам надобно преодоленья
 всем в пику, друг другу во вред.
 
  Заткнули бы зa´ пояс многих,
  но дух этот неистребим.
  И вновь — дураки да дороги,
  да сладкий Отечества дым.
 
  3.

  Создатель, ты не прав.
                Одним — унылый дождь,
  удушье городов, другим — природы роскошь.
  Ты мне глаза открыл. Теперь — не проведешь!
  Я с места не сойду, замешкаюсь нарочно.
 
  Останусь! Не хочу отсюда уходить!
  Пристроюсь, исхитрюсь и приживусь навеки.
  Не знаю, кто зачa´л чреду лихих годин,
  но радость бытия для нас открыли греки.   

 

  Спасибо им за то, что выбрали лазурь,
  сосновых шишек хруст.
                          Cподобились, сумели
  в избытке добрых чувств изобразить лозу,
  ракушки завиток привить на капители,
 
  ложбинки каннелюр с усердьем проложить,
  изрезать склон холма ступенями театра,
  титанов и богов заставить долго жить,
  для них и для себя создать Олимп и Тa´ртар.
 
  Как славно было им на улицах, среди
  весёлых горожан, или глазеть из окон,
  залив переплывать, в окрестностях бродить,
  цветами оплетать любимый темный локон,
 
  заставить струны петь движением руки,
  счастливый день встречать с лучом
                                          рассветным первым…
  В укор тысячелетиям, тленью вопреки
  сохранна и досель их вдохновенья сперма!
 
    

 4. 

Гробницы.

  Забыться бы мне в поднебесной ликийской гробнице,
  на суетность жизни бесстрастно взирать с высоты.
  В объятьях времён Средиземное море приснится,
  цветок олеандра, крупинка граната и ты.
 Вот это и всё, что запомнит космический разум,
  что маетный дух мой оставит вселенской тоске.
  И шепот во тьме — до звезды долетевшая фраза.
  Она о любви. Всё равно, на каком языке. 

                                    
      

               Fazelis.