Малкиель Иосиф

2 мая 1909 года родился выдающийся русский писатель 
Юрий Осипович ДОМБРОВСКИЙ 
 

 


Убит за роман

 Почему «Факультет ненужных вещей» стал последней книгой Юрия Домбровского

 Ошибочно думать, что хрущевская оттепель раз и навсегда растопила многолетние льды архипелага ГУЛАГ. Нет, конечно, растопила, но потом мертвая вода ГУЛАГа разлилась по стране, а в 70-е, когда подморозило, покрыла её всю ледяной коркой. Тюрьмы и лагеря для «политических» сменились в основном психушками для инакомыслящих, а убийства особо неугодных режиму в камерах (часто руками уголовников) — жестокими избиениями прямо на улицах, в транспорте, да где угодно.

Именно таким экзекуциям в 70-е подвергался замечательный писатель и очень светлый человек (некоторые сравнивали его с Дон Кихотом) Юрий Домбровский, вернувшийся в Москву в середине 50-х после семнадцати лет лагерей и ссылки (Колыма и Тайшет) ничуть не сломленным.

Уже после ГУЛАГа он написал роман «Обезьяна приходит за своим черепом» (1959), сборник новелл «Смуглая леди. Три новеллы о Шекспире» (1969), свои лучшие стихи и, наконец, во многом автобиографические романы «Хранитель древностей» (1964) и его продолжение — «Факультет ненужных вещей», впервые опубликованный в 1978 году во Франции. Именно этот роман —

в особенности — КГБ не мог простить реабилитированному Домбровскому. За писателем следили, ему угрожали по телефону, его избивали. Собственно и убили его, жестоко избив, после выхода этого романа — в мае 1978-го, ровно тридцать (всего!) лет назад.

Об этом рассказывает вдова писателя Клара Турумова-Домбровская.

А ещё она предоставила «Новой газете» так и неотправленное письмо Юрия Домбровского властям после предыдущей, не до конца удавшейся попытки расправиться с ним. Он и властям не умел писать нечеловечно.

"НОВАЯ ГАЗЕТА" Олег Хлебников 



Весной 1978 г., после выхода «Факультета…» в Париже на русском, Юрий Осипович не ждал от родины для себя ничего хорошего. До сих пор за публикацию рукописи на Западе карали достаточно сурово: выгоняли из Союза писателей, высылали.

Помню горячий спор с другом из Ленинграда: «Да кому я там нужен?! Я могу работать только здесь! Хоть на Колыме!».

Угрозы и ночные звонки начались с тех пор, как под романом была поставлена дата — 5 марта 1975 года. «Ручка, ножка, огуречик», последний рассказ Юрия Домбровского, дает полное представление о напряжённой обстановке того времени. Рассказ стал провидческим.

В фильме, снятом по нему Ольгой Васильевной Козновой, в конце раздается выстрел. Писателя убили.

Вот что произошло с Юрием Осиповичем почти за два года:

— ударили в автобусе, раздробили руку железным прутом;

— выбросили из автобуса;

— избили в Доме литераторов.

Юрий Осипович давно туда не ходил, но тут пошел поделиться радостью: показать экземпляры вышедшего «Факультета…».

Я была у мамы в Алма-Ате и ещё не знала, что роман вышел. Вернулась через две недели, а его словно подменили. Кончился запас жизненных сил. Все 18 лет, что знала, почти не менялся, шутили, что, мол, вот она, особая «лагерная порода».

Мне ничего о происшествии в ЦДЛ не стал говорить. Только через год жена Льва Славина, Софья Наумовна, рассказала мне об этом последнем избиении.

В фойе ресторана она увидела, что какие-то громилы бьют в живот рухнувшего навзничь человека. Кинулась и вдруг узнала: «Это же Юра! Юрочка Домбровский!». Громилы-нелюди — «их было очень много!» — разбежались.

Он умер через полтора месяца после этого.

Из свидетельства о смерти:

Дата — 29 мая 1978 года.

Причины — острая кровопотеря.

Варикозное расширение вен пищевода и желудка…

А роман «Факультет ненужных вещей» уже в 1979 году вышел на французском языке (переводчики Жан Катала и Дм. Сеземан).

Роман был признан «Лучшей иностранной книгой года» и получил престижную премию. Статьи, рецензии — их было много — уже присылали мне.

«В потоке литературы о сталинизме эта необыкновенная книга, тревожная и огромная, как грозовое небо над казахской степью, прочерченное блестками молний, возможно, и есть тот шедевр, над которым не властно время», — так заключает свое «Слово из тьмы», послесловие к роману, его переводчик Ж. Катала.

Сейчас роман издан в разных странах. Через 10 лет проснулись и у нас.

В 1964 году, сразу после выхода «Хранителя древностей», в журнале «Новый мир» с Юрием Домбровским был заключён договор на продолжение романа «Факультет ненужных вещей».

Лодка прибилась к берегу: в 1988 году «Новый мир» первым в стране опубликовал «Факультет ненужных вещей». Ну а уже на следующий год пошло издание в «Советском писателе». Но если он столько лет писал свою книгу с таким упорством, порой испытывая самую подлую нужду, и при этом знал, что книга не имеет ни единого шанса на напечатание, значит, он был уверен, что книга нужна, и он довел свою работу до конца. Нет и никогда не было значительного художника без этого всепобеждающего чувства правоты. «Рукописи не горят, когда они напечатаны» — так назвал своё послесловие к «совписовскому» изданию Фазиль Искандер.

   

Из писем и дневников

Подлецы никогда не делают ничего сами, для этого у них есть честные люди, которым стоит только шепнуть словечко и всё будет обделано за два-три часа в лучшем виде

СКЕПТИКИ ГОВОРЯТ, что еще жизнь не прекрасна! Нет, она прекрасна, вот существованье-то часто невыносимо — это да! Но это уже другое.

 У КАЖДОГО РАДОСТЬ точно выкроена по его мерке. Ее ни украсть, ни присвоить: другому она просто не подходит.

 НИКОГДА И НИКТО не бывает побит так сильно, как раздавленный собственными доводами.

 В СВОЕЙ ЖИЗНИ чертей я видел предостаточно; мест, «где вечно пляшут и поют», — тоже.

 ДЛЯ КАЖДОГО ЧЕЛОВЕКА его профессия должна быть самой лучшей, а то у него из жизни ничего хорошего не получится.

 Я ЦЫГАН, ПРАВНУК ЦЫГАНА, сосланного в 1863 году вместе с польскими повстанцами куда-то в места не столь отдаленные, что прадед был ремонтером, то есть поставлял лошадей польским повстанцам, что за это его судили и, лишив всех прав состояния, сослали под Иркутск и приписали к польской колонии. Отсюда и та пышная фамилия, которой я сейчас владею.

 В МЕНЯ ЗАЛОЖИЛИ семь или десять пластинок, и вот я хриплю их, как только ткнут пальцем. Вот, пожалуйста: «Если враг не сдается — его уничтожают», «Под знаменем Ленина, под водительством Сталина», «Жить стало лучше, товарищи, жить стало веселее», «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство», «Лучший друг ученых, лучший друг писателей, лучший друг физкультурников, лучший друг пожарников — товарищ Сталин», «Самое ценное на земле — люди», «Кто не с нами, тот против нас», «Идиотская болезнь — благодушие». Все это вместе называется «новый советский человек» и «черты нового советского человека».

 Я ВЕЧНО КОГО-ТО РАЗДРАЖАЮ и не устраиваю.

 В МИРЕ СЕЙЧАС ХОДИТ ВЕЛИКИЙ СТРАХ. Все всего боятся. Всем важно только одно: высидеть и переждать.

 СКОЛЬКО ЗЛА принесла в мир проповедь беспартийности, нейтральности науки и идеологии. Ведь именно они — проповедники надклассового гуманизма, люди, «стоящие над схваткой», и открыли зеленую улицу фашизму.

 АНЕКДОТЫ сейчас в цене, самый-самый рядовой и не смешной потянет лет на пять, а если еще упоминается товарищ Сталин — то меньше чем восемью не отделаешься.

 ВСЕ НЕБЛАГОВИДНОЕ, с чем надлежит бороться, предлагают окрестить хулиганством.

 НАСТОЯЩАЯ СКОРБЬ либо сражает сразу, либо приходит с опозданием.

 ВСЕ, ЧТО НЕ НРАВИТСЯ ОБЫВАТЕЛЮ В КВАРТИРНЫХ СКЛОКАХ, называется вредительством, агитацией (в 1938-м), антиидейностью (в 1946-м), космополитизмом (в 1949-м), тунеядством (в 1962-м), хулиганством (в 1966-м).

 В 1936 ГОДУ БЫЛ ВЫПИСАН ОРДЕР на арест Домбровского-русского, в 1939-м — Домбровского-поляка, в 1949-м — Домбровского-еврея, а в приговоре всегда стояла уж настоящая национальность.

 Я БЫЛ ПОСАЖЕН за пропаганду расовой теории, т.е. за то, что написал антирасистский и антифашистский роман «Обезьяна приходит за своим черепом» («Сов. писатель», 1959 г.). «От него не отказался бы и сам фашиствующий Сартр», — написали о рукописи в «Каз. правде» за десять дней до моей посадки. А через десять лет я там же прочел с большим удовольствием: «Фашистские молодчики разгромили дом прогрессивного писателя Сартра». Вот так!

 НА КОЛЫМЕ, на Дальнем Востоке и под конец в страшном Тайшетском Озерлаге я видел таких же, как я — не взявших на себя ничего, — и людей, сознавшихся в чем угодно и закопавших сотни.

 ВСЕ МОИ БЫВШИЕ ТОВАРИЩИ ПО ЛАГЕРЮ — все диверсанты, шпионы-террористы, агенты иностранных разведок либо получали пенсии, либо были реабилитированы посмертно (иногда даже с некрологами). Это все были полканы! То есть, временно исполняющие обязанности волков!

 СОВЕСТЬ — орудие производства писателя. Нет её — и ничего нет.

ЕСЛИ ГОВОРИТЬ О СТИЛЕ, то самым значимым здесь для меня остается случайно оброненная фраза Альбаля: «Вы хотите написать, что шел дождь? Ну так и напишите — «шёл дождь».

 САМОЕ ГЛАВНОЕ — писать так, чтоб фраза сразу входила в сознание, Почти все наши литературные восприятия относятся либо к зрительным, либо к слуховым. Значит, и надо обращаться к зрению и слуху. А это и есть — писать просто, ясно и зримо.

 БЕДА, КОГДА БЕССИЛЬЕ начнет показывать силу.

 ТРИ ЧЕТВЕРТИ ПРЕДАТЕЛЕЙ — это неудавшиеся мученики.

 КТО ТАКОЙ ИУДА? Человек, страшно переоценивший свои силы. Взвалил ношу не по себе и рухнул под ней. Это вечный урок всем нам — слабым и хлипким. Не хватай глыбину большую, чем можешь унести, не геройствуй попусту.

 ПОДЛЕЦЫ никогда не делают ничего сами, для этого у них есть честные люди, которым стоит только шепнуть словечко и всё будет обделано за два-три часа в лучшем виде.

 ЧТО ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА ЛУЧШЕ, ЧТО ХУЖЕ — только он один и знает. Никто другой ему тут не указчик.

 ПОВТОРЯЮ ИЗ СЕРВАНТЕСА — на титульном листе первого издания «Дон-Кихота» был нарисован сокол со скинутым колпачком и написано по латыни: «После мрака надеюсь на свет». Вот и я надеюсь.

 Я РУССКИЙ. Но не советский. И вообще я намереваюсь стать британским подданным, ибо в этой стране соприкасаешься только с джентльменами, уважающими других, личную жизнь, переписку. Нормальные аспекты жизни, которые вам, разумеется, незнакомы.

 ЗАМЕТИЛИ ЛИ ВЫ, КСТАТИ, что, когда грубая сила освобождается от своей юридической и гуманитарной оболочки и является на свет, так сказать, в кристаллически чистом виде, она всегда претендует на божественность?

 ВЫ — НЕ НАРОД. Народ всегда верит своей власти.

  

ЧЕКИСТ
 
Я был знаком с берлинским палачом,
Владевшим топором и гильотиной.
Он был высокий, добродушный, длинный,
Любил детей, но выглядел сычом.
 
Я знал врача, он был архиерей;
Я боксом занимался с езуитом.
Жил с моряком, не видевшим морей,
А с физиком едва не стал спиритом.
 
Была в меня когда-то влюблена
Красавица — лишь на обёртке мыла
Живут такие девушки, — она
Любовника в кровати задушила.
 
Но как-то в дни молчанья моего
Над озером угрюмым и скалистым
Я повстречал чекиста. Про него
Мне нечего сказать: он был чекистом.


"НАСЕДКА"

 Когда нам принесли бушлат,
 И, оторвав на нем подкладку,
 Мы отыскали в нем тетрадку,
 Где были списки всех бригад,
 Все происшествия в бараке, —
 Все разговоры, споры, драки,
 Всех тех, кого ты продал, гад!
 Мы шесть билетиков загнули —
 Был на седьмом поставлен крест.
 Смерть протянула длинный перст
 И ткнула в человечий улей...
 Когда в бараке все заснули,
 Мы встали, тапочки обули,
 Нагнулись чуть не до земли
 И в дальний угол поползли.
 
 Душил "наседку" старый вор,
 И у меня дыханье сперло,
 Когда он, схваченный за горло,
 Вдруг руки тонкие простер,
 И быстро посмотрел в упор,
 И выгнулся в предсмертной муке,
 Но тут мне закричали: "Руки!"
 И я увидел свой позор,
 Свои трусливые колени
 В постыдной дрожи преступленья.
 Конец! Мы встали над кутком,
 Я рот обтер ему платком,
 Запачканным в кровавой пене,
 Потом согнул ему колени,
 Потом укутал с головой:
 "Лежи спокойно. Бог с тобой!"
 
 И вот из досок сделан гроб,
 Не призма, а столярный ящик.
 И два солдата проходящих
 Глядят на твой спокойный лоб.
 Лежи! Кирка долбит сугроб.
 Лежи! Кто ищет, тот обрящет.
 Как жаль мне, что не твой заказчик,
 А ты, вмороженный в сугроб,
 Пошел по правилу влюбленных
 Смерть обнимать в одних кальсонах.
 
 А впрочем: для чего наряд?
 Изменник должен дохнуть голым.
 Лети ж к созвездиям веселым
 Сто миллиардов лет подряд!
 А там земле надоедят
 Ее великие моголы,
 Ее решетки и престолы,
 Их гнусный рай, их скучный ад.
 Откроют фортку: выйдет чад,
 И по земле — цветной и голой —
 Пройдут иные новоселы,
 Иные песни прозвучат,
 Иные вспыхнут Зодиаки,
 Но через миллиарды лет
 Придет к изменнику скелет
 И снова сдохнешь ты в бараке!
 
 

 РЕКВИЕМ
 
 Где ты, где ты, о прошлогодний снег?
                                               Ф. Вийон
 
 Животное тепло совокуплений
 И сумрак остроглазый, как сова.
 Но это все не жизнь, а лишь слова, слова,
 Любви моей предсмертное хрипенье,
 Какой дурак, какой хмельной кузнец,
 Урод и шут с кривого переулка
 Изобрели насос и эту втулку —
 Как поршневое действие сердец?!
 
 Моя краса! Моя лебяжья стать!
 Свечение распахнутых надкрылий,
 Ведь мы с тобой могли туда взлетать,
 Куда и звезды даже не светили!
 Но подошла двуспальная кровать—
 И задохнулись мы в одной могиле.
 Где ж свежесть? Где тончайший холодок
 Покорных рук, совсем еще несмелых?
 И тишина вся в паузах, в пробелах,
 Где о любви поведано меж строк?
 И матовость ее спокойных век
 В минуту разрешенного молчанья.
 Где радость? Где тревога? Где отчаянье?
 Где ты, где ты, о прошлогодний снег?
 
 Окончено тупое торжество!
 Свинья на небо смотрит исподлобья.
 Что ж, с Богом утерявшее подобье,
 Бескрылое, слепое существо,
 Вставай, иди в скабрезный анекдот,
 Веселая французская открытка.
 Мой Бог суров, и бесконечна пытка —
 Лет ангелов, низверженных с высот!
 Зато теперь не бойся ничего:
 
 Живи, полней и хорошей от счастья.
 Таков конец — все люди в день причастья
 Всегда сжирают Бога своего.
 
© Юрий Домбровский

Чтобы оставить комментарий, необходимо зарегистрироваться
  • Полар (Polar) Andrew
    Спасибо. Замечания резонные. Поправки внесены. Сделаны добавления

  • Огромное спасибо за публикацию!
    Сначала решила, что открытие, потом погуглила и вспомнила, что зачитывалась его "Факультетом ненужных вещей".
    А стихи - для меня открытие! Мне кажется, публикация не должна всё разжёвывать и класть в рот. Она даёт толчок движению мысли, провоцирует поиск других материалов.

  • В биографиях великих людей история без какого-либо ложного пафоса предстает перед нами в беспощадно ярком свете. Деление писателей на главных и второстепенных, которым судьба сулит забвение - не правильное. Все писатели хорошие и у каждого писателя можно найти собственные взгляды, объективную или субъективную истину, просто не все писатели достигают своего "апогея". Творчество Юрия Домбровского, очень тонко передавшего аромат эпохи, этому подтверждение. Домбровский сильный духом человек, несущий в себе благотворное начало, бросивший вызов своей судьбе и умело использующий такой литературный прием, как "оглядка на прошлое", великолепно восстанавливающий "исторический контекст своей эпохи", отличающейся политической неуравновешенностью. Писатель, довольно свободно обращаясь с исторической точностью, выделяет все самое выразительное с помощью безумного, корректирующего фильтра, каковым является процесс творчества.
    С уважением, Юрий Тубольцев

  • Столбик классный. Я понимаю, что гуманитарии не привыкли четко выражать свою мысль, но все-таки надо к этому стремиться. Фотография Стародубцева или кого? Высказывания вроде бы Домбровского, а стихи чьи?

    Комментарий последний раз редактировался в Вторник, 17 Май 2016 - 6:54:13 Полар Эндрю

Последние поступления

Кто сейчас на сайте?

Тубольцев Юрий   Голод Аркадий   Почтовалов Николай   Шашков Андрей  

Посетители

  • Пользователей на сайте: 4
  • Пользователей не на сайте: 2,319
  • Гостей: 301