Пышнотелая дама вспыхнула. 

— Вы когда ни будь бываете серьёзной? 

— Разумеется, как всякий здоровый человек, как минимум один раз в сутки, обычно — утром. 

Несколько секунд тишины, и по залу пробежали смешки. 

— Знаете, ваш вопрос напомнил мне один анекдот. Некая дама сделала себе на груди татуировку — портрет своего любовника.  

— Зачем это тебе?! - ужаснулась её подруга. 

— Ха! Представляешь, что будет с его рожей через двадцать лет? 

Элла переждала смех. 

— Понимаю, почему вы сделали своим псевдонимом имя самой красивой актрисы Голливуда. Или это злая ирония судьбы? 

Критикесса справилась с замешательством. 

— Это моё настоящее имя! 

— Значит вам повезло больше, чем мне. Назвались, и перед мысленным взором собеседника само очарование. А вот мне пришлось изобретать. Представляете, какой когнитивный диссонанс должно вызывать моё настоящее имя: Элла Страшножвидецкая. Это не только трудно произнести, но и немыслимо со мной ассоциировать. По-польски это примерно значит Элла Страшная На Вид. А вот Файна в переводе не нуждается и реальности соответствует. Уважаемая Вивьен Ли, у вас есть ещё вопросы? 

Дама уткнулась в свой блокнот. 

Вопрос задал худощавый мужчина в клетчатой ковбойке и синих джинсах. 

— Джек Снайдерс, рэнглер (постановщик конных сцен). Мисс Файна, в вашем фильме есть несколько эффектных эпизодов с лошадьми. Не очень сложных для профессионала, но для человека, мало знакомого с этими животными, работать с ними так красиво невозможно. Простите, я навёл справки. Вы раньше не занимались конным спортом. Как же это у вас так получилось? 

Элла перешла на английский. 

— Спасибо за интересный вопрос, Джек. Да, раньше лошадей я видела вблизи только несколько раз в жизни, и ещё в детстве каталась на пони в зоопарке. Но до начала съёмок проштудировала пару книг на эту тему. А когда уже села на настоящую лошадь, применила свои способности и профессиональные навыки. Я имею в виду умение читать идеомоторику. Вы, да и все наездники, точно также чувствуете настроение и намерения лошади и управляете ею незаметными со стороны движениями. Я то же самое делала со своими пациентами. 

— Но, Элла, лошадь — не человек! 

— Зато человек — животное. Просто мы умные животные, да и то — не все. (Смех в зале). Когда я первый раз устроилась в седле, ощущения были так себе, не отчётливые. Я выполняла команды тренера, лошадка меня слушалась. А вот когда без седла... В книгах ничего не сказано о том, что гнедая шерсть делает с голубыми штанами. Ужас! Пришлось их снять. И вот, когда между телом Нана — коллеги, я и не думаю острить, так зовут лошадку, очаровательное существо — когда между телом лошади и моим собственным не осталось изоляции, я почувствовала её. А дальше просто: интенсивные упражнения, репетиции... Всё, как обычно. А лошадей полюбила. Они тоже умные, чувствуют отношение к ним человека. Кто их любит, тому прощают ошибки. А другим — с удовольствием мстят. Джек, вы сами это прекрасно знаете. 

Рэнглер улыбнулся. 

— Знаю. Но всё же... 

— Но всё же наш поэт как-то сказал: “Все мы, товарищи, немножко лошади. Каждый из нас по-своему лошадь”. Берётесь его переспорить? 

— Не берусь, согласен. Но то, что вы делаете, удивительно. 

Элла гордо задрала нос. 

— На том стоим! Иначе бы меня тут не было. 

Поднял руку солидный блондин. 

— Конрад Айсгоф, продюсер. Элла, чем вы думаете заняться после этого фестиваля? Вернётесь домой уже знаменитостью, за заслуженными почестями, это понятно. Или... 

— Или, Конрад. Не надейтесь. В портфеле уважаемого месье Леклерка лежит ещё один мой сценарий. В будущем фильме у меня будет совсем другая, очень небольшая камерная роль. Надеюсь, я не разгласила никаких тайн? Кроме того, я пишу книгу о новых приключениях Мирэй де Моро, маркизы д’Олжернон. Потом сделаю из неё сценарий. И ... ой, совсем забыла. 

Она достала и приколола к своему топику бейджик. 

— Я представляю здесь советскую прессу. Журнал “Советский экран”. У меня впереди ещё куча интервью. Но, знаете, у нас говорят: “Хочешь насмешить бога, расскажи о своих планах”. А я девушка серьёзная. 

— Да уж! Как вы только со всем справляетесь? 

— Просто. Основоположник физиологии труда Иван Сеченов ещё в 1901 году доказал, что лучший отдых — это перемена рода деятельности. Если другое занятие считать развлечением, то вообще не остаётся проблем. А в сутках целых двадцать четыре часа. Правда, я тут на фестивале чудесно отдыхаю и развлекаюсь. 

Следующий вопрос задал красивый, атлетического сложения брюнет. 

— Альберто Манчини, актёр. Сегодня утром имел удовольствие наблюдать вашу утреннюю пробежку. У вас очень красивая манера бега: не трусца и не спортивная. Летящая, я бы сказал. Интересно, каким спортом вы занимаетесь, чтобы поддерживать себя в такой великолепной физической форме? 

— Сеньор Манчини, вчера вечером я имела удовольствие смотреть ваш фильм “За пределами ринга”. Вы там великолепны. Но, если вы всерьёз занимаетесь боксом, заранее выражаю вам сочувствие. Удары в голову, даже не приводящие к нокауту, не проходят даром. А в нашей с вами профессии главное, по моему скромному мнению, всё-таки не внешность, а интеллект. Я всегда имею это в виду. Так вот, о спорте. Я решительная противница спорта и столь же решительная сторонница физической культуры. У вас это называется “фитнес”. Спорт — это предельные и запредельные физические и нервные нагрузки ради побед в соревнованиях. Это вредно и даже убийственно для организма. Век спортсмена короток в самом прямом, физическом смысле. Завершив спортивную карьеру, спортсмены живут плохо и недолго. Бывают исключения, конечно. Вот их и приводят, как положительные примеры. А большинство... Прошла молодость, и что? Не все могут работать тренерами. И не нужно их столько. А профессии нет, здоровье — в прошлом. Не будем о печальном. А у артистов всё наоборот: с возрастом приходит опыт, истинное мастерство. У нас говорят: “великие старухи”. Александра Яблочкина выступала на сцене до девяноста лет! Чарли Чаплин, Лилиан Гиш, Мэй Робсон... Назовите мне семидесятилетнего спортсмена. Одного на всё человечество. Слабо?                                                                                                                                  А я занимаюсь в своё удовольствие йогой, полдансом, бегаю, плаваю. Не прочь побороться. Но без малейшего насилия над собой, без идиотского “преодоления”. В гробу я видала все эти рекорды. 

Ведущий что-то сказал помощнице. Та испарилась и тут же ожил подвешенный под потолком видеопроектор. Элла оглянулась на экран и расхохоталась. 

— Ну, вы и профессионалы, мадам и месье! Браво! Брависсимо! 

На экране появилась она — собственной персоной — в алом бикини, с гантельками в руках. Бултыхнулась в воду. Лёнька показал камере секундомер. Лёгкое беспокойство среди спортсменов, паника врачихи. Вынырнула. Снова секундомер: шесть минут с секундами. Выбралась из воды, отмахнувшись от помощи. Слова публике непонятны, но и так всё ясно. 

— Так, где вы видели рекорды, очаровательная мадемуазель Файна? - с изрядным ехидством поинтересовался ведущий, когда публика угомонилась. 

— Я же сказала: в гробу. А то, что вы сейчас видели — это норма для профессиональных ныряльщиков. Они могут и дольше. Поэтому ваша претензия, Мишель, отклоняется. А эти шесть минут: пранаяма — дыхательная гимнастика йогов. Очень рекомендую. 

В по-летнему, но безукоризненно строго одетом мужчине Элла распознала соотечественника задолго до того, как тот задал вопрос. Вот же неймётся им! Одного урока мало? Или его там не было? Чем бы его уесть? 

— Дмитрий Петров, информационное агентство ТАСС. Элла, среди нескольких видов спорта, которыми вы занимаетесь, вы упомянули полданс, то есть танцы возле шеста. Гимнастика, бег, борьба — это понятно, но для чего вам этот атрибут стриптизёрш? Вы же советская актриса! 

— Советская актриса отличается от всех прочих актрис только гражданством. Советской актрисе непонятно, как можно называть спортом то, что таковым не является, сразу после разъяснения отличий физической культуры, которая полезна, от спорта, который вреден. Обдумывая свой вопрос, стоит всё же слушать ответ на предыдущий. Абсолютно обязательным атрибутом стриптизёрш — в отличие от пилона — является одежда. Значит ли это, что советской актрисе следует отказаться от неё? Интересное предложение от представителя ведущего информационного агентства Советского Союза. Очень интересное. 

Элла выдержала паузу, полюбовалась сменой цветов на физиономии товарища Петрова и продолжила, как только увидела, что тот собирается ещё что-то сказать. 

— И что же такого страшного вы обнаружили в древнем искусстве женского танца томительного обнажения, корни которого уходят в храмовые мистерии Астарты и Афродиты на многие тысячелетия назад? Или напомнить вам о бедняжке Моне, огромный штраф которой — аж в сто франков — был в конце концов отменён под давлением возмущенной общественности? 

Переждала смешки и хлопки. 

— А теперь серьёзно. Оставим в покое стриптизёрш. Далеко не все они используют пилон, да и то: они танцуют вокруг него, а не на нём. Советской актрисе пилон нужен для силы, здоровья и, следовательно, для красоты. Не знаю более гармонизирующих упражнений для женского тела, да и для мужского, кстати, чем упражнения на пилоне. Работают абсолютно все мышечные группы, связки, тренируется нервная система, вестибулярный аппарат. И эстетическое чувство, кстати. Движения и позы должны быть красивыми! Вы против красоты, товарищ Петров? 

— Вы... простите... вы неправильно меня поняли. 

— Поняла я вас правильно, но прощаю. Вряд ли последние веяния в фитнесе находятся в сфере ваших интересов, в отличие от идеологии морали. 

Петров вернул себе способность иронизировать. 

— Благодарю за милосердие, Ваша Неотразимость. По своему первому образованию я искусствовед. Все мы здесь присутствуем на кинофестивале, на празднике искусства. А искусство — это прежде всего для души. Не слишком ли много внимания вы уделяете телу в ущерб душе, красота которой — главное в искусстве? 

Элла вздохнула. Ещё один стойкий оловянный. Ну-ну, 

 поработай на мой имидж. 

— Отвечу вам словами великого русского поэта Михаила Лермонтова. 

«Душа телесна!» – ты всех уверяешь смело; 

 Я соглашусь, любовию дыша: 

 Твое прекраснейшее тело – 

 Не что иное, как душа! 

Напомню об эллинской концепции каллокагатии: гармоничного сочетания телесного и нравственного, душевного совершенства. А также о том, что писал Николай Чернышевский о содержании искусства: “Общеинтересное в жизни — вот содержание искусства”. Вы согласны с тем, что общеинтересны тело и душа в равной степени? 

— Хм... Допустим, согласен. 

— Готовы ли вы оспорить диалектический материализм? 

— Ни в коем случае! 

— Тогда зачем вы противоречите самому себе, стараясь разорвать диалектическое единство души и тела? Вам ещё что ни будь объяснить? 

Петров только безнадёжно махнул рукой. 

— Тогда позволю себе процитировать Артура Шопенгауэра: “Красота — это рекомендательное письмо, написанное Природой”. Да кто я такая, чтобы осмелиться подвести такого рекомендателя?! 

Очаровательная улыбка в ответ на реакцию зала. Рауль, чёртов идальго, чего ты выжидаешь? Ага, проснулся. 

— Элла, раз уж мы заговорили о красоте, как бы вы определили это понятие? 

— Знаете, Рауль, я много читала и размышляла на эту тему. Определений множество: от Платона “ Красота — это проявление Идеи, нечто вечное и неизменное.” Но тут же, в диалоге “Пир”, противореча самому себе, он говорит о восхождении души от телесной красоты к духовной. То есть о процессе, о развитии. У Аристотеля красота объективна: это порядок, симметрия, определённость. То-есть, от полного идеализма до полного материализма. Все другие определения укладываются в этот платоновско-аристотелевский диапазон. Богословские дефиниции от Фомы Аквинского, блаженного Августина и прочих я, как атеистка, пропускаю. Поскольку мы сейчас говорим о красоте человека, то мне близка позиция нашего писателя и философа Ивана Ефремова. В философском романе “Лезвие бритвы” он говорит: ”Красота — это прежде всего выражение высокой мысли и высокой души. Без этого она — лишь внешняя оболочка”. Таким образом объединяются изначально противоположные позиции. А поскольку мы здесь говорим об искусстве, то приведу строку из другого его романа: “Оттенки красоты бесконечно различны — в этом богатство мира”. Вообще на эту тему можно рассуждать бесконечно. У того же Ефремова “красота — это биологическая целесообразность”. Но красивы не только живые существа. Красива и неживая природа, и творения рук и мысли человека. Лётчик-испытатель Марк Галлай в своей книге “испытано в небе” заметил, что хорошо летают только красивые самолёты. Лучше поэта Осипа Мандельштама не скажешь: “Красота — не прихоть полубога, а хищный глазомер простого столяра”. Прекрасно! Но любое определение по определению неполно. Простите за невольный каламбур. Поэтому оставлю вопрос открытым, как это сделал другой поэт, Николай Заболоцкий: 

Младенческая грация души 

Уже сквозит в любом её движенье. 

А если это так, то что есть красота 

И почему её обожествляют люди? 

Сосуд она, в котором пустота, 

Или огонь, мерцающий в сосуде? 

Вот и я до сих пор не решила: что это за штука такая. Простите мой бедный французский. 

Рауль зааплодировал первым. 

— Вы фантастическая женщина! Вы — тот самый огонь в прекрасном сосуде. Потрясающая эрудиция! 

Элла моментально опечалилась. В глазах заблестели и потекли по щекам слёзы. 

— Сеньор Гонсалес, сеньор Гонсалес, за что вы меня так обижаете? Что плохого я вам сделала? За что вы назвали меня дурой? 

Ошеломлённый журналист уронил на пол дымящую сигару. 

Пресвятая Дева, о чём вы? Я только выразил вам своё самое искренне восхищение. 

— Ага, восхищение... Флобер сказал, что эрудиция — это пыль, вытряхнутая из книги в пустой череп. 

Под аплодисменты, вспышки и хохот самой сверхновой кинозвезды Мишель Блан объявил мастер-класс закрытым. 

— Что такое этот Рауль Гонсалес? Ты всё про всех тут знаешь, выкладывай. 

Элла откинулась на спинку пластмассового пляжного кресла, пригубила из запотевшего стакана свой любимый напиток. Маржена скинула пёстрый пляжный халатик и, оставшись только в крошечных трусиках, растянулась рядом на надувном матрасе.  

— Не ты первая на него запала. Интересный во всех отношениях мужчина, охотник на красивых женщин. Богач, романтик. Никуда он из фармацевтики не ушёл. Владеет контрольным пакетом акций серьёзной фармкомпании у себя там, в Испании. Но бизнес, как таковой, ему не очень интересен. Считает, что у него достаточно денег, чтобы заниматься тем, что ему интересно, а не самими деньгами, которые ему нужны только для того, чтоб этим интересным заниматься. Тем не менее с удовольствием зарабатывает как фрилансер: в журналистике и как фармаколог-консультант. Докторат сделал в Сорбонне. Дон Жуан тот ещё, в постели — фантастика. Пальчики оближешь. И не только пальчики. Кстати, позировал мне для мужского акта на своей яхте.  

— А ты — ему. 

—  Это само собой. В нашем “Чешском фото” забраковали, так он посоветовал предложить эти снимки “Пентхаузу”. И знаешь, взяли. И опубликовали во всей его мужской красе прямо на обложке. Представь себе, он этим страшно гордится. 

Элла задумалась. Допила сок, поставила на песок стакан. 

— Похоже, не столько я, сколько он на меня запал. Фрррр! Решал он и не такие проблемы! Дон Жуан, говоришь? 

— Утверждает, что это у него наследственное. Вроде бы его очень дальний предок сам дон Хуан Тенорио — исторический прототип того, литературного.  

Элла поморщилась:  

— Богатый бабник. Не свежо и не ново. 

— Но знаешь, удивительно порядочный дон Жуан. Как я поняла, у него отношение к женщинам... вот, как у вашего писателя, ты на него ссылалась. Он писал про гетеру и её любовника, который стал потом царём. Вспомнила: Птолемей. Вот у него с женщинами, как у того царя. Должна ты помнить, с твоей-то эрудицией. 

Элла задумалась. Да, в самом деле, у неё самой когда-то возникала такая ассоциация. Марек же точно такой! Она улыбнулась. 

— Знакомый типаж. В том романе было что-то вроде: “Каждая встреча с незнакомой красивой женщиной всегда порождала у него жажду близости, обещала неведомые дотоле оттенки страсти, тайны красоты тела — целый мир ярких и новых ощущений. Ожидания обычно не оправдывались, но неутомимый Эрос снова и снова влек его в объятия веселых подруг”. Если не переврала. 

— Да хоть бы и переврала слегка, но по смыслу точно. Вот он именно такой. На него невозможно обижаться и, насколько мне известно, ни одна из его любовниц не осталась обиженной. 

— Вот ты, например. 

— Вот и я. Не знаю, не представляю даже, что и как он провернул, но у немногих наших такая безнаказанная свобода за оградой любимого лагеря, как у меня. Про тебя не спрашиваю. Даже догадываться боюсь. 

— Не бойся. Сама не всё понимаю. Но, знаешь, я, наверно, такая же, как он, только с мужчинами. 

Кинофестиваль, при всей его праздничной сказочности, оказался делом весьма утомительным. Обязательные и необязательные мероприятия, просмотры, встречи, интервью... Из прессцентра, откуда отправила новый репортаж в свой журнал, Элла возвращалась в изрядно растрёпанных чувствах. Как ни старалась слиться с журналистской средой, стать своей среди этой братии не получалось. Слишком большой фурор произвёл их фильм. Хоть паранджу надевай! А толку? Холера ясна, лицедействовать на сцене или перед камерой — это одно, со всем со с нашим удовольствием, но вот так чуть ли не круглосуточно — это уже совсем другое, мать их кувырком через забор! И никакой разрядки, даже с Сергеем или с Юханом. Все и всё на виду, днём и ночью. Марк рассказывал, как они с Амалой резвились под кгбэшными камерами в “Космосе”. Потеха! Но там всё осталось за семью печатями. А здесь: где гарантия, что не подсматривают, а потом на весь мир не растрезвонят? Хотя, отель солидный, вряд ли... Зато, кто когда к кому зашёл и когда от кого вышел, любая горничная проследит и продаст с удовольствием. Ничего личного, просто бизнес. Этим, западным, начихать, они в скандальчиках прямо купаются, наслушалась в прессцентре; а вот ей, бедняжке из самой нравственной в мире державы облико морале надобно поддерживать. Тут вам не Тобаго. Да уж, жизнь становится слишком сложной. Рауль этот из головы не идёт. Как там Марженка сказала: “Не только пальчики оближешь”? Хм, облизала бы. Ох, мама боза! Вот же он, собственной персоной! Непринужденно болтает с симпатичной ресепшионисткой. Воистину: желание творит орудия своего осуществления. 

— Бон суар, мадемуазель Файна. Сеньор Гонсалес, это дама, которую вы ждёте. 

— Бон суар, Марго. Спасибо, мы уже знакомы с сеньором. Рада вас видеть, Рауль. Вот уж кого не ожидала встретить здесь. С чем пожаловали? 

— Я просто счастлив, что дождался вас. Уже собирался уходить. У репортёра всегда куча разных дел. Как говорится, El que no corre, no alcanza. (Кто не бежит, тот не догонит.) 

— У нас говорят иначе: волка ноги кормят. К вам это больше подходит. 

— Пожалуй. Сравнение с благородным хищником приму как комплимент. Вас видели вчера в обществе Альберто Манчини — моего приятеля, кстати. Вы брали у него интервью. И в прессцентре. Значит вы не притворяетесь журналисткой. Необычное сочетание профессий, согласитесь. Это усилило мой к вам интерес. 

— Отличная идея, Рауль! Я бы развила её до... скажем так, взаимного интервью необычных сочетаний. Доктор фармации и репортёр, а заодно и фотомодель — это тоже не очень обычно. 

— Ах, этот Альберто, он болтлив как все итальянцы. Но ваше развитие идеи мне нравится. Да, это будет интересно. Но не здесь и не сейчас. У меня ещё много дел, да и у вас был весьма насыщенный день. Вам надо отдыхать, а мне — бежать. 

Элла изобразила глубочайшее разочарование. Вполне, впрочем, искреннее. 

— Так вы меня ждали только затем, чтобы это сказать? 

— Нет, конечно же. 

В руках Рауля появился конверт. 

— Это приглашение на приватную вечеринку на вилле моего хорошего знакомого, французского киномагната. Вот там мы сможем в приятной обстановке обсудить наши профессиональные дела и прочее, что оба сочтём интересным. Адрес и прочие подробности найдёте внутри. 

Старательно гревшая уши, Марго поскучнела и отошла к соседней стойке: помочь своему коллеге, у которого возникли какие-то проблемы с новыми постояльцами. 

— Спасибо большое, Рауль. Обязательно приду. Но у меня к вам есть пара вопросов. Как я туда попаду? Как принято одеваться? У меня, бедной провинциалки, нет никакого опыта в таких светских мероприятиях. 

— Попадёте очень просто: я заеду за вами в девять вечера. Красный “Альфа-Ромео”. Я вас увижу, когда выйдете. Мероприятие абсолютно не светское, молодая богема. Вы умеете держаться естественно. Это то, что нужно, чтобы быть там своей. А как одеваться... 

Элла очень многообещающе улыбнулась и прервала его на полуслове. 

— По принципу Мерилин Монро: “Женщина должна одеваться так, чтобы сразу захотелось её раздеть”.  И это не будет нарушением этикета. Я не ошиблась? 

— Вы, как всегда, безукоризненно точны в определениях. 

— Вот только... 

— Мой друг очень дорожит своей репутацией.  

— Чудесно! Могу быть с подругой? 

— С Катрин Читанг? 

— Нет, с вашей хорошей знакомая, Марженой Гавличковой. 

— О, вы умеете выбирать подруг! Уверен, мой приятель будет рад такой гостье. Но только, бога ради, без её любимой “Практики”. 

Как хорошо, что не все французы фанаты кинематографа. В магазинах её пока не узнавали, и можно было спокойно выбирать и примерять. И приятно общаться. 

— Мадемуазель подбирает себе платье или любовника? 

— Он пока ещё не любовник, но стремится к этой цели. Очень хочу его удивить. И не только его. 

— У вас удивительно красивая фигура, мадемуазель. Чем же ещё вы хотите его удивить? 

— Сама не знаю, но очень хочу.  

Пожилая продавщица понимающе улыбнулась. 

— Тогда я знаю, чего вы хотите. Удивите его лёгкостью достижения цели. Снимайте всё, мадемуазель, и примерьте вот это. Оно избавит вас обоих от всяких сомнений.  

Она подмигнула. 

— Только ничего не надевайте под него. 

Это оказалось настолько удачным, что Элла в полном восторге расцеловала избавительницу. 

— Эх, мне бы в таком же возрасте ваше тело и нынешнюю моду, мадемуазель. Bonne aventure, красавица. 

Без пары минут девять Элла спустилась в вестибюль гостиницы и чуть не налетела на входящую в него, слегка запыхавшуюся Маржену. 

— Точность — вежливость королев. 

— Прости, подруга. Фотосессия затянулась, а ещё надо было отвезти технику в отель и переодеться. 

— Ну, уж это не заняло у тебя много времени. 

— У тебя тоже. 

Они внимательно оглядели друг друга и расхохотались.                                             
 Идеи, они, конечно, носятся в воздухе, но чтоб такое совпадение... Элла была в закрытом, очень-очень маленьком чёрном платье из полупрозрачной ткани, на исчезающе тонких бретельках, идеально облегавшем её фигуру. А Маржена — в таком же очень мини, но красном, непрозрачном, зато с обширным декольте и с до чуть ниже предела голой спиной. Смело, сексуально и ни капельки не вульгарно. Никаких украшений на обеих: красоте они не нужны. 

                    

 Провожаемые восхищёнными и завистливыми взглядами, они вышли в светлую от фонарей и неона ночную прохладу.                                           
Красный “Альфа-Ромео” бесшумно подкатил к отелю, когда они отошли шагов на пятьдесят от входа. Сеньор Гонсалес галантно распахнул перед подругами дверцы машины. 

Вилла киномагната располагалась на самой вершине холма, откуда днём должен был открываться роскошный вид на море, а сейчас видны были только огни городка. Машин на парковке было примерно двадцать пять — тридцать, в основном небольшие спортивные модели, некоторые из которых украшены забавными рисунками и надписями. Да, похоже, что здесь действительно собралась богемная молодёжь. Значит, весело будет, а вот глупогомысленных вопросов — не будет. Вот и ладушки! 

Большие окна ультрасовременной, с белоснежными стенами виллы были ярко освещены. Фиолетово светился подсвеченный изнутри бассейн. С просторной лужайки перед домом доносился смех, звуки аккордеона. Элла прислушалась.  

Я к Лулу забрёл в полночный час, 
Там — девицы, вино и любовь на раз. 
Рыжая мне шепчет: «Ты ведь поэт?» 
— «Скорее жулик», — сказал я в ответ. 

Она смеялась, курила, пила, 
В постель утащила — без всяких там «нет и да». 
Потерял у неё я штаны и свитер, 
Зато приобрёл там шикарный триппер. 

Дружный смех, и приятный тенор продолжил. 

У мадам Лулу — танцы в белье и совсем нагишом, 
Шампанское льётся, звучат поцелуи. 
Артисты, клоуны, типы в тени дымят гашишом, 
И девчонки в одних кружевах отчаянно флиртуют. 

Мораль в гардеробе осталась страдать. 
Даже кюре заглянул на огонёк в час ночи, 
Роскошные груди Жоржетт освятил он крестом, 
И благословение своё засунул в неё изо всей своей мочи. 

— Не самый приличный шансон, но зато то, что надо. - рассмеялась Элла. 

— Я же тебе обещал, что скучать не будешь. 

— Кажется, я пока не давала вам повода переходить на “ты”, сеньор?  Мы даже ещё не выпили на брудершафт, или как это у французов называется. 

Гонсалес хлопнул себя по лбу. 

— Разрази меня гром, как говорят ваши пираты! Ваше присутствие лишает меня рассудка. Disculpen señoras, ¡sólo un momento! 

Он нырнул в машину и вернулся с каким-то цилиндрическим предметом в руках. С галантным поклоном вручил его Элле. 

— Что это, Рауль? Ой, не может быть! 

Она открыла футляр. В нём оказался хрустальный флакон в форме кремлёвской башни. 

— Боже мой, где вы раздобыли это чудо? Я видела такой только у бабушки. Она много лет хранит его как сувенир, и аромат держится до сих пор. 

Она сняла коническую крышу башни и принюхалась. 

— Это не спутаешь ни с чем. Рауль, ты волшебник! “Кремль”! Это же такая редкость! 

— Значит, это достаточный повод для перехода на “ты”, — ответил страшно довольный испанец. 

— Это даже повод одеть меня в них перед сном. Я всегда держу своё слово. Но каким волшебством? 

— А я всегда решаю свои проблемы, милая Элла. Просто потратил часок на дорогу в Грасс и столько же обратно. Гораздо больше времени и сил ушло, чтобы уломать там одного моего приятеля. Коллекционеры — это же совершенно особая публика. Но результат в ваших, пардон, в твоих руках. 

— А я — в твоих! Рауль, оставь это пока в машине. Боюсь потерять в суете. И идём веселиться! Марженка, что с тобой? 

— Задумалась о том, что упустила. Надо было придумать что ни будь такое же. 

— Придумай сейчас! — расхохотался Рауль. 

По дорожке, вымощенной жёлтым, в свете фонарей, кирпичом, они направились к вилле. Не доходя до площадки с бассейном и баром, уставленной столиками, креслами, и освещённой разноцветными огнями, где, судя по всему, веселилась большая часть гостей, Рауль вдруг свернул влево — к неприметной двери.  

— Куда это мы? — поинтересовалась Элла. 

— Сначала навестим моего друга, хозяина этого дома, Армана Дюрана. Знаешь, у него странный характер. Мне даже трудно описать его повадки. Что-то похожее было у вашего писателя, Грина, кажется. Там хозяин роскошного замка устраивал балы, приглашал множество гостей, а сам уединялся в башне с книгой и бокалом вина. Читал и прислушивался к звукам веселья, не выходя к гостям.  

— Помню с детства. Правильно, роман “Золотая цепь” Александра Грина. Эверест Ганувер — таинственная личность, странным образом разбогатевший, холодный романтик, властный, могущественный, но внутренне одинокий. Ставит себя вне общества, без которого себя не мыслит.  Потерял в прошлом невесту. Твой приятель тоже нашёл золотую цепь и потерял любовь? 

Рауль усмехнулся. 

— Прямо психологический портрет. Что он там нашёл, не ведаю. Но разбогател с нуля. И, знаешь, что-то такое с ним было. Но не этим определяются его повадки. Сейчас сама увидишь. Он в восторге от твоего   фильма. Настолько впечатлённым я его ещё ни разу не видел. Очень хочет с тобой познакомиться, но не любит светиться на публике. Ладно, зайдём. 

Он нажал какую-то кнопку и на пару секунд его лицо осветил яркий, но не ослепляющий, свет. 

— Ты один, Рауль? 

— С маркизой и подругой. 

— Входите. 

 --------------------------------------------------------
Продолжение следует.