Смерти маленькая сводня,

как хвостатая комета.

Как всегда, она сегодня

слишком грозная примета.

Отвратительно красива

в небе красная ракета!

Приказание комдива:

взять деревню до рассвета.

Порыв безумия атак!

С трудом дышал открытым ртом.

И удивлён не просто так –

сознание пришло потом:

всё поле боя – плоский морг!

Устал и очень. И продрог.

Как я живым остаться смог?!

И вдруг боязнью занемог!..

*******

Они были с нами

     в окопах, землянках,   

а домом для них

     была наша душа.       

Мы им доверяли,

     как добрым гадалкам.

Они – и подруги,

     и наши друзья.

И нам, как умели,

     они помогали,

давали надежду –

     бери и неси.

И бережно очень

     всегда сохраняли

щемящую правду

     ужасной войны.

Для нас так давно

     они стали родными.

И даже теперь

     как лекарства нужны. 

И мы никогда

     не расстанемся с ними –

уж очень нам дороги

     песни войны.

*******

В зарослях горькой пахучей полыни

На улице этой от прежних времен –

теперь синагога да церковь, и  дом, 

адрес которого дорог поныне –

Подол, Щекавицкая,

                                     сорок четыре.

Жил в нём мальчишка – его звали Тула.

Если по-взрослому, имя – Нафтула.

Когда же прискучило быть во дворе,

с ребятами вместе купался в Днепре.

Любил уходить он в огромный пустырь –

в нём детские тайны хранила полынь.

В то время боялись молний и грома –

Тула боялся лишь только погрома.

Скрывалась семья от банды подонков

на пустыре, где играл он ребенком,

в зарослях горькой пахучей полыни.

Её он причислил к рангу святыни.

***

Он в сорок первом, в сентябре,

погиб под Киевом. В числе

тех похороненных нигде –

пропавших без вести в земле.

И я иду к нему один

случайно выбранной тропой.

Как не люблю я годовщин

и поминания толпой!

Лежит он здесь – среди камней?

Ведь только тут – куда не кинь! –

трава, которой нет родней:

любил уж очень он полынь.

Сюда и привела Печаль –

так водят древнего слепца.

Погиб он молодым... Мне жаль,

что мало помню я отца.