EN
Старый сайт
Ты вспомни – недавно мы были людьми…
Недавно? Не так уж давно
Мы жили - ты сердце ладонью сожми! -
Мы пили судьбу, как вино.
И алый сквозь пальцы закапает сок,
И солоно станет губам.
И выстрелом грянет свершившийся срок,
Судьбою отмеренный нам.
И на сердце камнем - томительный страх,
И кровь застывает на бледных губах,
И ветер свирепых пожаров
Нас пылью несёт над планетой живой,
И мы оседаем на камни чужой
Судьбы и чужих тротуаров.
Весёлый и рыжий еврейский солдат –
Он мне не соратник, не друг и не брат.
Мне так нелегко признаваться,
Что вот - я пришелец с планеты иной -
Позор за унылой сутулой спиной,
А вовсе не ствол М-16.
Очкастый, носатый мальчишка-гибор*,
Приехавший к маме с заснеженных гор,
С кровавых Голанских высот,
Однажды мне глянул в лицо, и с тех пор
На клочья он сердце мне рвёт.
Смешливый мальчишка с вершин снеговых
Мне глянул в лицо на мгновенье.
Он глянул, увидел, и смех его стих.
Глаза опускает в смущеньи.
Кто этот охрипший, усталый и злой,
Угрюмый, нетрезвый бродяга?
Бреду. Я осыпан остывшей золой,
И путь мой - пустая бумага,
Где призрачным строем строка за строкой
Уходят в бессрочный резерв вековой.
Под стройную дробь многоточий.
И стыдно. И холодно очень.
- - - -
* гибор - герой (ивр.).
* * *
Опять не знаю, как живу,
Куда иду, откуда.
То Плимут вспомню, то Москву.
И жду я снова чуда.
А что, бывают чудеса?
Да, говорят, бывают:
Вот, как тумана полоса
Внезапно наплывает.
В тумане смех, и голоса,
Надежды, ожиданье.
Вдруг выйдет из лесу лиса:
Загадывай желанье!
А ты умеешь исполнять,
Как золотая рыбка?
Могу. Сумеешь загадать,
Чтоб не было ошибки?
А ошибёшься – дело дрянь.
Со мною плохи шутки.
В тумане и в такую рань
Бывают шутки жутки.
Да что, бояться? Я стою
И говорю беспечно:
Давай красавицу мою
И весь мой Город Вечный!
И чтоб компьютер мой гудел,
И чтоб она читала,
И чтоб побольше сил и дел,
А зла чтоб стало мало.
Опять не знаю, как живу,
Чукотку помню, и Литву,
И Африку, и Кубу,
И подмосковную листву,
И золотые трубы
Оркестра в пыльном сквере...
И снова в чудо верю.
* * *
Крылатых рыцарей блистающая стая!*
Весёлый их налёт на наши города,
И вот уже они в холодном небе тают, улетая,
И не вернутся никогда.
Святое детство Речи Посполитой!
Её латынь чиста и сабли сталь светла.
И кровь её была за честь пролита,
За волю польскую она текла.
Будь проклят наш позор и срам татарский,
И оговор и кнут, и дыба, и тюрьма,
И бред бессмысленный пустой мечты цесарской,
И мир, который мы свели с ума.
Веками злобно мы душили братьев.
И грозных сотворили мы врагов
Себе. И нам - славянское проклятье
Во мгле веков.
- - - -
*
Может быть, это лишнее, но я всё же напомню, что непобедимые конники Речи Посполитой в XV-XVI и начале XVII веков крепили к спине орлиные крылья, которые приводили врага в ужас.
* * *
Hельзя заклинанья творить
И нельзя ничего нам предсказывать,
И нельзя заклинанья творить,
И узлы торопливо развязывать,
Рвать неясную тайную нить.
Потому что мы неба не знаем,
Под ногами не чуем земли.
Мир свободен и неприкасаем -
Море, горы, в лесу соловьи.
И в молчании гневной пустыни,
И в шуршанье уснувших ветвей
Мы не слышим отвеку доныне
Мудрой силы и правды своей.
Мы куда-то ушли недалёко
И уже возвращаемся вспять.
И ни цели, ни смысла, ни срока
Отчего-то не в силах понять.
* * *
С Востока ветер яростный донёс
Напев свирепой воинской молитвы.
И полумесяц, острый, будто бритва,
Клинок серебряный над Городом занёс.
И петухи над Городом поют,
Ещё нам час – до утреннего зноя.
Но Солнце через несколько минут
Над кромкой гор повиснет – золотое.
В росе прохладной розы жарко рдеют,
И птичий щебет – будто звонкий гром.
И слышу: Богу молятся евреи –
Шабат. Но мне язык тот не знаком.
Безлюдно в Городе. На завтра – все заботы.
Евреи молятся, и с книжечкой в руке
Проходит нашей улицей Суббота
В простом, от Солнца рыжем парике.
А в небе чистом – глубина такая,
Что сердце стонет. В глубине седой туман….
Я закурю – ведь я не соблюдаю.
И облаков жемчужных караван
Лазурной степью тянется неспешно.
Я с кружкой чаю сяду у окна.
Какая синева над миром грешным,
Какая тайная, волшебная страна!
* * *
Нам повезло, и не сбылась гроза -
Гром прогремел, а божий гнев не грянул.
И светлый ангел, улыбнувшись глянул
На нас. Листва сияет вся в слезах.
Грозу несло немного стороной,
Но я слыхал тяжёлые раскаты.
Там над землёй Создателем проклятой
Свирепый град прошёл косой стеной.
Там смерть была, там не смеются дети,
Там битая пшеница полегла.
А здесь уже опять идут дела,
Как бы грозы и не было на свете.
А здесь уже орёт магнитофон.
Гляди, как здорово: С лотка торгуют пивом!
И вот, уже сюда неторопливо
Мужчины пьянствовать идут со всех сторон.
Бред вечный мутным катится ручьём:
Должны ж перебеситься молодые!
Ну, я-то помню времена крутые,
А жив остался - значит, ни при чём.
Но в далеке, там, где угрюмым строем
Застыли уцелевшие леса.
Уже темнеют мрачно небеса,
И тихо там пред новою грозою.
* * *
Ушёл он из дома, собака за ним увязалась.
Он шёл, за спиной оставляя родные огни.
Он шёл, вспоминая. И прошлого каждая малость
Звала со слезами - вернуться в минувшие дни.
Собака вернулась к теплу очага и ночлегу.
Куда он ушёл - я про то не скажу никому.
Быть может, куда-то добрался до первого снега,
И миску похлёбки, быть может, налили ему.
Хлебал он похлёбку, потом закурил и подумал:
Неведомо где закопают - не всё ли равно?
Не всё ли равно? А в окне улыбалась угрюмо
Луна, серебрясь и мерцая. И глядя в окно,
Он думал о том, что наутро уходит в дорогу,
А, кроме дороги, нет веры уже никому.
И только б не встретить в дороге предвечного Бога,
Который поманит в неясную звёздную тьму.
В ту тьму, где зарницею светлая вспыхнет надежда,
И будет покой. А спокойно он жить не хотел.
Сушил у чужого огня он лохмотья одежды.
И давнее что-то негромко и горестно пел.
А может, не так? Может быть, полюбила сердечно
Бродягу хозяйка? Бывает - тоскует вдова.
Всё может случиться. Давайте так думать, конечно!
Пока не трещит от похмелья ещё голова.
Ааграновский Борис 
Мендельсон Иегуда 
Андреевский Александр 
Берлин Адольф 
Городецкая Лина 
Нисина Ляля 
Аарон Борис 
Ковалёва Наталья 
Андерс Валерия 
). Это он думал, будто меня на советском флоте заставляли есть свинину. 
