Нодья

           Начальник партии меня напутствовал чётко: "В отряде ты должен быть засветло!"

"Конечно, так и будет" -  бодро заверил я в ответ. 

      Разумеется, что в пути буду поторапливаться.  Ночевать в тайге на снегу -  такого желания у меня  не было совершенно.  Сюрпризов быть не должно. К двадцати годам уже был стаж работы в экспедиции, и в полевой жизни новичком себя не считал.

           Собрал рюкзак с продуктами, топор сунул туда же. Проверил казённое ружьё и  получил из рук начальника     пару патронов с пулями. Оружие - это положенная мера по технике безопасности  на случай форс-мажорной встречи   с медведем. Инструкцию чиновникам придумать просто,  как бы ещё  следовать  ей .

           Я должен в тайге отпугивать медведя хоть криками, хоть песнями, хоть стрельбой в воздух. Если я его не отпугнул, а соблазнил, если полезет мне пожать лапу или пересчитать рёбра, то стрельба на поражение, согласно инструкции,  целесообразна. Нелепо думать, что я в экстремальном случае не растеряюсь и уложу зверя наповал.  Не был я медвежатником, рылом не вышел. А если рука дрогнет  (что наверняка)   и ранишь лохматого, то от него не убежать, даже если пятки салом мазаны, и пощады ждать не придётся.    Почему выдаются именно два патрона с пулями? Потому, наверное, что у медведя два глаза, а не три. Иначе и заряды выдавались бы в количестве трёх. Да хоть мешок патронов! Не добавляли они смелости, душевного спокойствия в тайге,  задним умом понимаешь всегда, что ты здесь не хозяин.  Тебя звери чувствуют, видят, обходят  стороной из инстинкта благоразумия. Вот на это и приходилось всегда уповать, а не на два патрона и свою лихость.

Вручили  мне скопированный с карты на кальку маршрут  путешествия. Главные ориентиры на ней были  -  промежуточные ручьи и конечная речка. Обозначены точка выхода и точка прибытия. К этой схеме прилагались: компас, собственная голова, крепкие ноги, удача, и это всё - необходимое для таких коротких передвижений.

            Утром позавтракал, мешок за спину, ружьё туда же, лыжи на ноги  -  и вперед, топтать  пятнадцать километров тайги. Такие переходы меня не волновали, но относился к ним ответственно.  В прошлом осталась самонадеянность, когда  верил в интуицию, передвигался по местности на глазок. Выходил, бывало, на свои же следы,  сделав бесполезный круг по тайге. С тех пор учёным стал навсегда и в дорогу без компаса ни-ни.  

            К обеду я пересёк уже два ручья. Смущала, однако, картина в реале и та, что  на схеме. Несовместимыми они были. Это вполне могли быть и не ручьи, а сухие овраги, не обозначенные на кальке. Под снегом местность обманчивая. Но азимут я выдерживал,  паники поэтому не было. Только вперёд!

 Время к обеду. Топором насшибал с деревьев сухие сучья. Запалил костёр. Топором же вскрыл  банку с тушёнкой. Закрепил язычок крышки на сырую палку и в огонь.  Горячая тушёнка! Поджаренный на палочке в огне кусок хлеба! Да на свежем воздухе! Да когда очень кушать  хочется! М-м-м … .

 Потом саму банку выжег на огне, набил снегом, помыл «чашечку» талым  кипятком. А уж крепкий сладкий чай - это обеденный апофеоз. И такой обед сытный, проверенный личным животом. А коли сыт, то и дорога веселее кажется.

            Опять на лыжи и вперёд. Тайга бодрила разнообразием картин и впечатлений. Если еловый участок был смурным и тёмным, то сосновый -  весёлый и прозрачный. Лиственный сподлеском виделся суетным и путаным,  как наша жизнь. Низкий кустарник лез под лыжи, того и гляди, что зацепит и свалит меня в снег.    

           Однако время шло, просились сумерки. Я смело предполагал, что двигаюсь в графике. Впереди ожидаемая  речка, а там друзья, палатки, тепло, на печке кастрюли и сковородки. Что там на  ужин?… Ананасов с рябчиками от них не дождёшься. Да и не надо. Я бы сейчас навернул мисочку горячих щец, а потом картошечку с лучком на сковородке. Но губёшки неча раскатывать, не будет и этого, такого понятного в родительском доме.  Консервированные щи в банках – это месиво ингредиентов  с незабываемым вкусом. Это пародия на любимое блюдо, это контрафакт. … Да и жареная картошка на сковороде готовится из сушёной.  Она красиво смотрится, но вкуса нет совершенно. Перед жаркой её отмачивают в воде. А вот тогда вымывается последнее «бай-бай»  и овощ выхолащивается совершенно. Питание в экспедиции комплексное, без изысков. На первое консервы с крупами и макаронами, на второе макароны и крупы с консервами.

А вот чай – это уже самый что ни есть! Бывает, что и чифиристы соберутся в ритуальный кружок. Кружка по кругу, и каждый глоток закусывается затяжкой сигаретного дыма.

 В отвлечённых рассуждениях вышел  вроде как на заданную речку, хотя и подозрительного вида. Берега заросли кустарником, который вылезал даже на русло. Речка, не речка? Гадай, не гадай, но дело к вечеру, там и ночь на носу. А хотелось-то закончить дорогу засветло. Покричал надрывно,  даже шмальнул из ружья одним зарядом НЗ.  Увы,  в ответ глухая тишина.

Сконцентрировался.  Сопли, вопли, панику долой! Время поджимает, надо готовить ночлег.  Спального мешка  нет, это плохо. Кусок брезента, укреплённый углом у костра, тоже выручил бы меня. Заберёшься в угол, тепло отражается от полотна... Плоховато, но всё-таки грело и теневую сторону.  Увы, у меня не было даже этого варианта. Но «война» всегда выручает и подсказывает план.

 Нашёл корневой выворот крупного дерева.  Этакая стена с меня ростом. Расчистил ногами и лыжей  себе жилплощадь.   Свалил два дерева- сухостоя на дрова и кедрушку на постель.  Запалил под выворотом буйный пионерский костёр. Треск горящих дров, гудение пламени, искры выше деревьев завораживали, и не думалось о мрачном.  Потом жар отодвинул и настроил охотничью нодью. Настелил кедровый лапник себе на лежанку  и улёгся после трудов праведных.  Нодья, охотничий костёр,  горела под боком спокойным пламенем, и тишина-а-а...    

              Вот она-то оказалась неуютной,  жутко вязла в ушах. Самый незначительный шорох казался предупреждением о страшной  опасности.  Если дерево щёлкало на морозе выстрелом - это уже было нервным потрясением.  Надо как-то привыкать к насторожённой тишине, уговорить себя на непротивленческую покорность судьбе.

            Шатун-медведь появиться не должен. Росомаха первой не пойдёт на человека. Птица, пушной зверь собой заняты и со мной конфликтовать им резона нет.

            Неведомое доселе сиротство и одиночество давило. Вспомнились матушка и батяня. Знали бы они! Видели бы они, где сейчас их городской сынок! Всё МЧС подняли бы на уши! Родные вы мои старики, суматошные и неугомонные, не рвите себе душу! Я хочу иметь собственную историю, свои удовлетворения от жизни. Всё у меня будет лАдушки. Помолитесь, чтобы утвердиться в этой уверенности.  Да разве же угомонятся они?!  В переживаниях и заботах были часто нелепыми и наивными. Догадывались, что жизнь в геологии не сахар,  вот и слали  именно сладости. Глюкоза в их понимании -  допинг, витамин и даже мясо может заменить. Хотя могли бы и огненную воду перелить в резиновую грелку и той же посылкой  прислать. Да где уж там?! … М-да, навечно я для них ребёнок. 

Постепенно разомлел от тепла, насмотрелся на замысловатые языки огня, мысли растеклись,  и уснул незаметно.

             Проснулся оттого, что одной стороной  припекся жаром, а другая окоченела от мороза.  Перевернулся на другой бок, как пирожок на сковородке. Лежал, слушал тишину. Млел в нарастающем блаженстве тепла, а мысли лезли в голову,  как тараканы на хлебную крошку.

 Да, конечно, медведя-шатуна сейчас нет в тайге, нас бы предупредили. А вот летом с ним встретиться можно неожиданно нос к носу, и встреча эта всегда напрягает.

 Копали летом с Павлушкой шурф. Он внизу с лопатой, а я прошёлся по брусничнику, снимая с кистей ягоды. Возвращаясь, решил разыграть Павлика. Ломал ветки и урчал по-медвежьи. Так или не так, похоже на медведя или нет, но мне поверил корифан и начал вдруг … лаять в яме. Мне эта сценка понравилась, и рычу уже с желанием поживиться «собачатиной». Снизу истошное, навзрыд,  тявканье. … Что-то происходило не по сценарию! Я поднялся во весь рост над шурфом и к Павлику: «Я это! Я!» А мне с истерикой снизу:«Гав-гав, а ты какого хрена ?… гав!» … Насилу успокоил я друга. И что? Было стыдно. Шутка получилась жёсткой, и её мы замолчали навсегда.

А вот как медведь орёт в натуре, слышать приходилось. Весной, особенно ночами, в таёжной тиши  вдруг страшный звериный рёв. От страха мураши на кожу выползали. Охотники говорили, что после зимовки в берлоге у зверя страшные запоры!  Вот он в мучениях и орёт, елозит по земле задницей … Нет-нет, пускай мишка живёт сам по себе, а мы уж как-нибудь отдельно в стороне с мезимом, сенаде  и нормальным стулом.

            Пошевелил дрова, костёр повеселел. Пошвыркал из банки чаю, и опять явился сон. Надолго ли?! И часа не прошло, как замёрз одной стороной.  Назрела вновь пирожковая ситуация. Перевернулся.

Хорошо костёр греет, даже потекло из носа от удовольствия. Опять думалось обо всём понемногу, вот и вспомнился собственный конфуз.

Чёрт меня дёрнул за язык ляпнуть перед поварихой, что работой в экспедиции доволен настолько, что зарплата даже не важна. Как же это угодил я ей?! Как было ей  на злобу дня?! Баба испоганила романтический полёт моей мысли, с издёвкой комментировала прилюдно, и было видно, каким светлым и радостным лучиком стал я в её серой кастрюльной жизни.  Понять меня ей было не дано.  Да и нужно ли какое-то взаимопонимание «курящего» вагона с «некурящим»?!  Понял я другое, что оказался среди людей белой вороной, и лучше посему не высовываться с нетрадиционным  мироощущением.

             Вспомнилось, как добирался в Сибирь. Пришёл на свой вокзал и смотрел на расписание поездов, куда денег хватит доехать. Вот и выбрал Сибирь. Билет купил на третью полку в общем вагоне,  а на провизию денег как-то не осталась. Забыл я об этом щекотливом жизненном моменте.  Ночью внизу офицер храпел. Хорошо храпел, с руладами. Рядом  с ним на столике закусанный кусок батона. Вот этот батон я и уволок к себе наверх. Украл! Уж так кушать хотелось!

 Приехал на конечную станцию Лена. Несимпатичный вовсе посёлок. Случайно разговорился с парнем. Просто на улице. Слово за слово, искорка между нами проскочила. Кончилось тем, что он меня к себе домой привёл,  накормил,  уложил на диван спать, а утром указал на ледовую  дорогу, по которой я автостопом и добрался наконец  в экспедицию.

            В ленивых воспоминаниях опять пришёл сон. Засыпал с тоскливым пониманием, что впереди неизбежна опять пирожковая комбинация. 

 И она, конечно же, произошла. Опять сон изгажен. Опять одна половина организма обижалась на другую. Пока ворошился у костра,  в голове забродила ассоциация с  прошлым.

            Летом прилетел на базу, а мест не было в вагончиках,  и палаток не было на складе. Где спать? Ну, думаю, пора будить совесть у начальства. Конечно, припомнились и Кастро, и Каддафи со своими аналогичными причудами. Раскинул спальный мешок прямо на дровах у дверей руководства. Удобства никакого, не сон – одно страдание. Но я ждал триумфа, когда начальник разрыдается над мучеником от стыда и жалости. Дождался. Дверь скрипнула, на пороге начальник партии с тем, с чем выходят на крыльцо спозаранку. Видит меня и равнодушно: "Перебирайся в бухгалтерию, она уже неделю без замка". И ушел,  нехороший человек,  в свою постель. Я перебрался в указанный пункт, досыпал своё уже в блаженстве на столе. И дураком был, в конечном счете, не начальник партии, а кто-то другой.

            Костёр горел. Я ворочался возле него с боку на бок.  Ночь оказалась тягомотной. Сон на куски разодран. Отдохнул -  не отдохнул, время подоспело,  начало небо сереть. Надо возбуждаться на активную жизнь. Завтракал и думал: делать-то что дальше? От беспомощности становилось страшновато. А если я промахнулся и прошёл мимо лагеря?! Искать меня будут, не бросят, но когда и чем всё это закончится? И что делать мне сейчас самому? Пройти вперёд ещё до одной речки? Надо пробовать.

Собрался без оптимизма и пошёл. Лыжи шуршали по снегу,  и эти звуки нашёптывали смуту. Нет-нет, да покричу, но не аукал мне никто в ответ. Так и шёл в лёгкой прострации.

Ну вот, вышел на очевидную реку. Даже лёд палкой угадывается под снегом. А чуть в сторонке на берегу … .

            Чудеса и только! Стоят палатки, дым из печных труб. Дежурный рубит дрова и мне машет рукой.  Ура! Я вышел идеально точно! Из  палаток вылезли ребята, бегут ко мне. 

            Господи, как люблю сегодня я этих парней! Как же эти сутки скучал по ним, опостылевшим!  Мы вместе вновь! Впереди вся жизнь,  и мне в кайф она такая!  

Вариант нодьи, не описанный в рассказе...