Аврутин   Марк


             На смерть поэта -   как это было   

        (к 50-летию со дня смерти Б.Пастернака)
"... поэты или умирают при жизни  или  не  умирают  никогда".

                      Пастернак

Ровно 100 лет назад великий Зеев Жаботинский предупреждал своих соплеменников, решивших посвятить себя русской литературе, что наступит время, когда передовая русская интеллигенция отмахнётся от верноподданных евреев. Спустя полвека одного из них действительно «затоптали». Но вот сегодня, когда прошло ещё 50 лет, кто вспомнит имена участников той постыдной травли!?

Пастернак же, добровольно избравший свою Голгофу, проживший всю жизнь с верой в Воскресение, остаётся не только в памяти потомков, но и в большой их работе. Продолжают выходить на разных языках всё более полные собрания его сочинений. Литературоведческие и биографические работы уже сформировали огромный корпус «пастернаковедения».
В поэтическом творчестве Пастернака всё замечательно.
Даже, в общем-то, слабые стихи о войне спасает его дикция. Может быть, это единственный случай в русской поэзии, во всяком случае, в поэзии ХХ века.
 
            00foto_paste
Портрет Бориса Пастернака
(художник - Леонид Пастернак, отец Поэта)

2 июня 1960 года над пригородными кассами Киевского вокзала появилось написанное кем-то от руки объявление: «В ночь с 30 на 31 мая скончался Величайший поэт современности Б.Л.Пастернак. Гражданская панихида состоится сегодня в 15 часов на кладбище в Переделкино». На похороны приехало много пожилых тщательно  ухоженных дам и стройных седых стариков из прежней московской интеллигенции - оказалось, что выбили не всех.

А власть продолжала мстить уже мертвому поэту: жену оставили без средств к существованию, отказав ей в назначении пенсии; Ольга Ивинская получила 8 лет лагерей, а её дочь Ирина - 3 года.

Сам Пастернак сочинял и на смерть Маяковского, и Мандельштама, и Цветаевой. Сочинить же реквием по Пастернаку в то время не решился никто. Ничего, кроме короткого сообщения о смерти поэта, в официальной печати не появилось.
Вспомним же мы, какой она была - Голгофа Пастернака.

После длительного, почти десятилетнего периода, в течение которого Пастернак практически полностью отошел от оригинального творчества, в 1946 году он  приступает к работе над романом  «Доктор Живаго» в условиях полной блокады со стороны государства, которое железным занавесом отгородилось от всего мира.   

Говорить же о романе Пастернак  начал  ещё в середине двадцатых годов.  Дарованная ему лирика, в которой он весь был во власти ощущений, не позволяла удовлетворить  потребности в анализе, в поиске своего места в движущемся потоке дней, в осознании   смысла этого движения. Приступить же  к такому анализу в обстановке начавшегося распада связей   было бесконечно трудно. Поэтому только после войны, которая на миг вновь сплотила людей,   Пастернак мог осуществить свой замысел.  Работая над романом,  он заново прожил всю свою жизнь, и поэтому роман стал самым важным его произведением. Он  неоднократно  повторял, что    должен  сказать  что-то  очень  важное русским правителям: то, что знает только он один.
Осознание величия замысла делало сам процесс написания романа не меньшим происшествием, чем описанные в романе события.

Никому из тех, кто присутствовал на читках отдельных глав романа, он не понравился. А Сурков,  например, заявил: «Доктор Живаго не имеет права судить о нашей действительности. Мы ему не дали этого права». Даже Чуковский, «ходивший» в друзьях Пастернака, не  пожелал скрыть своё раздражение. Лишь одного Варлама Шаламова,  старого лагерника, а в прошлом религиозного писателя и священника, обрадовали христианские устремления автора романа.

История с публикацией романа за границей, а главное -  проявленное в ней Пастернаком мужество, заслуживает того, что мы о ней вспомнили.  Многих тогда обмануло  выступление Хрущева на XX съезде партии. В долгожданную либерализацию хотел поверить и Пастернак, поэтому рукопись своего романа он  передал двум ведущим в то время журналам: "Новый мир" и "Знамя". Но, нет оснований предполагать, что он по-настоящему в это верил, подобно большинству. Скорее - вовсе не верил, иначе не спешил бы так с передачей рукописи за границу ещё до получения ответов из этих журналов, хотя четко представлял себе  опасность, связанную с  изданием романа за границей.  Недаром, передавая рукопись литературному агенту миланского  издателя Джанджакомо Фельтринелли, Пастернак произнес:  "Этим я приглашаю вас посмотреть, как я встречу свою казнь".

Происходило это в мае 1956 года, а уже в июне Фельтринелли  известил Пастернака, что  будет издавать роман и ищет переводчика.  Пастернак ответил ему, что будет рад  появлению романа  в Италии, но сознает, что ситуация для  него  сложится при этом трагическая.  Однако, добавил он, мысли рождаются не для того, чтобы их таили   в себе.

Первым отказался от публикации романа в середине сентября 1956 года "Новый мир". Сразу после ответа "Нового мира" стали  воздействовать на Фельтринелли, чтобы заставить его вернуть рукопись "Доктора Живаго" и отказаться от издания. Подключили даже итальянскую компартию, членом которой был Фельтринелли.    Сам Тольятти предложил Фельтринелли вернуть рукопись.   Но тот ответил, что скорее выйдет из партии, чем порвет с Пастернаком, и действительно,  вскоре так и  сделал. Пастернак же в этом участия не принимал, а о  рецензии, полученной из журнала, постарался   забыть и никому о ней не рассказывал.

Для Хрущева  подготовили выборку всего самого неприемлемого из романа. Однако, возможно, на него более сильное впечатление произвел отказ Пастернака подписать письмо с  осуждением венгерского руководителя Имре Надя с одобрением предпринятых в Венгрии репрессий. В то время как  писатели покорно ставили свои подписи под  обращением, которое должно было показать, что в  СССР не может быть ничего подобного, Пастернак, вскипев,  чуть ли  не спустил с лестницы пришедших к нему за подписью. Этот инцидент, конечно, не мог остаться незамеченным   со стороны властей.

С целью предотвратить  издание романа  в Милан отправили Суркова, который в качестве друга Пастернака, заботящегося о его авторском праве,  встретился там с  издателем.  Но Фельтринелли проявил непреклонную твердость и заявил, что прекрасно знает, как это всё делается в Советском Союзе. Сурков  предупредил, что поведение издателя может оказаться роковым для  Пастернака.

Кроме Италии ожидалось появление романа во Франции и Англии. Поэтому  на этот раз Суркова   послали в Париж, а Федора Панферова - в Англию. Панферов в Англии  встретился ещё и с сестрами Пастернака и пытался запугать их тяжелыми последствиями, которые будет иметь для их брата публикация романа за границей. Но и эти поездки высокопоставленных писателей,  якобы обеспокоенных судьбой своего друга, также не возымели никакого   результата. А если всё-таки имели, то противоположный ожидаемому: в западной прессе сразу началось обсуждение  вопроса о выдвижении Пастернака на Нобелевскую премию.

Тогда всесоюзное общество "Международная книга" - монопольная организация по изданию и книготорговле за границей -  предложило возбудить против зарубежных  издателей судебный процесс. Для этого им требовалось   письмо от Пастернака, в котором,  тот должен был подтвердить юридическое посредничество "Меж. книги" в ведении его дел. Пастернак категорически отказался подписать присланный ему проект письма. Судебный процесс не был возбужден. А вот Фельтринелли взялся сделать собственное русское издание "Доктора Живаго", что устраняло бы формальное препятствие для выдвижения  романа на Нобелевскую премию.

Безусловно, всё это привлекло повышенное внимание к Пастернаку со стороны «компетентных» органов в Москве, которые решили начать оказывать давление на Пастернака через Ольгу Ивинскую. Пастернак чувствовал, что ни  его самого, ни Ивинской надолго  не хватит. Об этом он написал в одном из своих писем за границу: «Я боюсь только, что рано или поздно меня втянут в то, что я мог бы, пожалуй, вынести, если бы мне было отпущено еще пять-шесть лет здоровой жизни».

23 октября 1958 года секретарь Нобелевского фонда   известил  Пастернака телеграммой о присуждении премии по литературе с формулировкой: "за выдающиеся достижения в современной лирической поэзии и продолжение благородных традиций великой русской прозы".

Упреждая только ещё готовившуюся против него  кампанию, Пастернак написал:  «Вы можете меня расстрелять, выслать, сделать все, что угодно. Я вас заранее прощаю. Но не торопитесь. Это не прибавит вам ни счастья, ни славы. И помните, все равно через некоторое время вам придется меня реабилитировать. В вашей практике это не в первый раз". Ольга Ивинская  в тот же день обрушилась на Пастернака с упреками в  эгоизме. "Тебе ничего не будет, а от меня костей не соберешь".  Ее тогда очень напугал отказ  издательства дать ей работу.

В ноябре 1958 года Пастернак написал своей   сестре: «Очень тяжелое для меня время.   Всего лучше было бы теперь умереть, но я сам, наверное, не наложу на себя рук». К тому же времени относятся и эти всем известные строчки: «Я пропал, как зверь в загоне. Где-то люди, воля, свет, А за мною шум погони, Мне наружу ходу нет... Что же сделал я за пакость, Я убийца и злодей? Я весь мир заставил плакать Над красой земли моей. Но и так, почти у гроба, Верю я, придет пора - Силу подлости и злобы  Одолеет дух добра».

            Однако настоящей причиной начавшейся в СССР травли Пастернака стала не сама по себе публикация романа за границей, сколько последовавшее вслед за ней присуждение ему   Нобелевской премии. А он жаждал праздника и наивно полагал, что его разделят с ним не только его близкие, но и все советские писатели.

Писательская же братия сильно возмутилась тем, что ему всегда везет и  «сработала» с явным опережением. Никто на неё ещё никакого давления «сверху»  не оказывал - там просто ещё не успели сформировать «мнение». Сергей Смирнов, который вел писательское собрание, предложил обратиться к правительству с просьбой, лишить Пастернака советского гражданства, чтобы он не был их соседом по Переделкино и не попал в предстоящую перепись населения.

Близкие Пастернака  с ужасом наблюдали за этой чудовищной картиной травли, когда один за другим выступали с тупым выражением лица его коллеги по цеху,  только что не грозившие  поэту топором. Количество записавшихся, чтобы выступить и заклеймить позором Пастернака, поражает. Среди успевших выступить были и такие «продвинутые» авторы, как Лев Ошанин, Владимир Солоухин, Вера Инбер, Галина Николаева, Сергей Баруздин и множество других.  Резолюция по Пастернаку была принята единогласно. В защиту Пастернака не выступил ни один писатель, хотя всё это происходило во времена Хрущева, когда не было уже оснований опасаться за собственную жизнь, или за жизнь своих близких.

От имени руководства, которое, наконец, решило поддержать писательское сообщество, выступил бывший тогда комсомольским вождем Семичастный. Он заявил буквально следующее: «Пастернак хуже свиньи, которая никогда не гадит там, где кушает». Травля расширялась и тогда, чтобы переломить ситуацию, как Пастернаку казалось, «общего негодования»,  он послал в Комитет по Нобелевским премиям телеграмму - уведомление об отказе от премии. Жаль, что до сих пор многие  не сомневаются, будто бы этот поступок был продиктован исключительно чувством страха. 

Скандал в СП СССР и травля поэта стали достоянием западной общественности, и  «наверху» поняли, что масштаб скандала вышел за пределы разумного.  Оттуда поступила команда - «гасить». Однако отношение руководства к самому Пастернаку под давлением Запада вовсе не изменилось.

Хрущев и всё его окружение не могли не чувствовать презрительного к себе отношения со стороны поэта. Если в Сталине Пастернак видел гения злодейства, то в Хрущеве  ничего, кроме того грубого животного, с которым Семичастный сравнил его самого. Восприятие Пастернаком нового советского руководства было свободно от чувства благодарности, которое испытывало большинство его коллег, пострадавших в сталинское время. Поэтому ему ничто не мешало видеть истинные причины «оттепели» и адекватно без всякой экзальтации оценивать обстановку.

 14 марта 1959 года во время прогулки Пастернака насильно запихнули в машину и отвезли в Генпрокуратуру, где его допрашивал сам Генеральный прокурор Руденко. Тогда Пастернак  впервые почувствовал себя беспомощным стариком, с которым могут сделать всё, что угодно.

Пастернак, до того поражавший всех своей бодростью и моложавостью, прожил чуть более года. Год этот был ужасным. Одновременно с категорическим требованием полностью отказаться от каких-либо денег за заграничные издания романа и перевести все гонорары в Москву для передачи их во Всемирный совет мира - эту советскую организацию пропаганды на Западе - была приостановлена выплата всех гонораров в Союзе. Договоры расторгались, сделанные в типографиях наборы рассыпались, театральные спектакли, поставленные по его переводам Шиллера и Шекспира, перестали идти. То, чего он боялся не за себя, а за близких, которые зависели от его заработков, произошло. Ему была объявлена настоящая экономическая блокада.

С мучительной остротой  чувствуя  себя в тисках крепостного рабства, он начал писать летом 1959 года пьесу на тему о крепостном праве в России. В  пьесе должна была  идти речь  о судьбе талантливого крепостного актера и драматурга,  который получил образование в Париже, был знаком с европейскими знаменитостями, но в своем стремлении к художественной самостоятельности он  сталкивается  с унизительными ограничениями из-за своего рабского состояния. Но дописать пьесу, действие которой должно было охватить три периода:   николаевское время жестокого крепостничества; подготовка реформы, борьбе мнений на заседаниях губернских комитетов;  и конец века -  пробуждение России, Пастернак не успел.  


По теме публикации можно читать на сайте (кликнуть):

Гефсиманский сад(К 120-летию со дня рождения Б.Пастернака)
(Очерки)-В.Демидов

Слово о Пастернаке...
(Очерки) -М.Аврутин






Чтобы оставить комментарий, необходимо зарегистрироваться
  • Гость - 'Гость'

    Решил на своей ещё не сошедшей с ленты странички разместить комментарий на выступление:

    89-летняя сука Хелен Томас, старейший сотрудник пресс-службы Белого дома - дочь иммигрантов из Ливана, работавшая при 10 президентах США, в интервью 27 мая, комментируя ситуацию вокруг конфликта Израиля и палестинцев, заявила, что израильтяне должны «убираться из Палестины» и «идти домой», а именно - в Польшу, Германию или США. 50 тысяч выживших в холокосте польских евреев из 3,5 миллионов, проживавших там до войны, вернулись в Польшу, но при Гомулке были оттуда изгнаны. В странах исхода у евреев не осталось ничего, кроме могил их близких. Но главное, должна существовать ответственность за принятое ООН решение об организации в Палестине национального очага для уцелевших после войны европейских евреев.

    К вопросу о слове \"сука\" в тексте, которое
    вне Шаламовского контекста его стихотворения \"Славянская клятва\" выглядит обыденной руганью.

    Клянусь до самой смерти мстить этим подлым сукам,
    Чью гнусную науку я до конца постиг.
    Я вражескою кровью свои омою руки,
    Когда настанет этот благословенный миг.

    Публично - по-славянски - из черепа напьюсь я.
    Из вражеского черепа, как делал Святослав.
    Устроить эту тризну в былом славянском вкусе
    Дороже всех загробных любых посмертных слав.

    Пусть знает это Диксон и слышит Антарктида –
    В крови еще клокочет мой юношеский пыл.
    Что я еще спрособен все выместить обиды
    И ни одной обиды еще я не забыл…

  • Огромное спасибо за статью! И многие картины теперь известных всему миру художников, которые оцениваются очень высоко, не принесли при жизни авторов им ни денег, ни славы, ни признания, увы... И многих музыкантов постигла такая судьба... Слепое время...
    С уважением. Наталья Ланге.

  • Гость - 'Гость'

    Дорогая Ирина, для меня ваше положительное восприятие этой работы является особенно ценным, поскольку считаю Вас человеком, стоящим ближе ко всем этим творческим людям: поэтам, писателям, художникам. Мою же профессию к творческой не причисляли.
    С искренним уважением,
    Марк А.

  • Дорогой Марк! Мне было очень интересно читать Ваш очерк.Чувствуется, что Вы старались написать о Пастернаке максимально объективно,как аналитик и историк, но,конечно,Ваше отношение к теме небесстрастно и небезразлично, да иначе и быть не может.
    Пастернак, будучи огромно талантлив и живя в необыкновенную, непредсказуемую эпоху, не мог быть прямолинейным человеком, преданным какой-то одной идее. Он был противоречив, как и само время,в которое он творил,как,собственно,и каждый отмеченный гениальностью человек.
    Они - поэты, писатели, художники - словом,люди творческие, обладая высоким талантом,обладают также особой восприимчивостью, особым слухом и зрением. Находясь в самой гуще жизни,они в то же время как бы поднимаются над ней, и поэтому мы не всегда понимаем их устремления. От этого так трудно писать о великих, если честно стараться не домысливать что-то за них. Мне кажется, что Вам, добросовестному исследователю и автору, удалось это сделать. Спасибо!
    С уважением, Ирина Л.

  • Гость - 'Гость'

    Да, дорогая Ариша, уже не только Вы, но и наш \"закоренелый атеист\", уважаемый Семен тоже заговорил о мистике. Спасибо за отзыв.
    С уважением и наилучшими пожеланиями.

  • Дорогой Марк, скажите, не мистика ли тут вмешалась? Вы, и вместе с вами все мы, вспоминаем Великого поэта Бориса Пастернака, и в эти же июньские дни мы хороним его любимого ученика, которому он дал путевку в жизнь с 14 лет - Андрея Вознесенского? Да, пути Господни неисповедимы... Спасибо, Марк, за память, и за ваш интересный очерк.
    С обожанием - Ариша.

  • Гость - 'Гость'

    Дорогой Леонид, спасибо за отзыв и оправдание в данном случае моей резкости, которая, знаю, обычно Вами порицается.
    Всего Вам самого наилучшего,
    Марк.

  • Гость - 'Гость'

    \"...жизненный путь и предательство своего естества для меня неприемлимы\". - Пастернак не предавал своего, как Вы написали, естества. Это очень расхожее представление о нем - совершенно ошибочно. В своей книге \"Три вопроса Пастернаку\" я уделил много внимания опровержению его.
    С уважением,
    Марк Аврутин.

  • Гость - 'Гость'

    Уважаемая Людмила, мне очень понравился ваш коммент, а особенно очень важная в нем мысль о том, что подобные истории не должны бесконечно повторяться, но, к сожалению, они повторяются, пускай и в других вариациях. Спасибо.

  • Гость - 'Гость'

    Дорогой Марк!
    Большое спасибо за очерк. Написано взволновано и обстоятельно. К сожалению, без присущих Вам элементов пародоксального подхода к событиям. Но, с другой стороны, Вы пишете о Пастернаке не впервые и читатели с Вашими оценками знакомы. Что касается \"Доброжелателя\", то резкость ответа вполне оправдана: в период оттепели, когда расправа с помощью карательных органов была временно припрятана, их функции с успехом переняли \"товарищи по цеху\".
    С наилучшими пожеланиями.
    Леонид.

  • Гость - 'Гость'

    На нашем \"Острове\" все призывают в комментах к сокращению текста. Вот к Вашему очерку можно что-то прибавить, но ничего из него нельзя изъять. Замечательно написано: с внутренней болью, страстно и одновременно сдержанно. Все факты вроде бы образованному читателю знакомы, но поданные вот так, вместе, в таком ключе, еще раз возвращают к трагедии поэта - и не только личной. Атмосфера того времени, воскрешенная Вами в нашей памяти, не должна забываться, чтобы не повторяться бесконечно в человеческой истории. Жаль, что для оптимистического настроения на сей счет нет повода.
    Спасибо за прекрасный анализ не только части биографии поэта, но и повторяющейся ситуации в судьбе других русских поэтов (не имею в виду национальность).
    С уважением, Людмила Волкова.

  • Гость - 'Гость'

    Спасибо, дорогой Марк, за прекрасный очерк!

  • Гость - 'Гость'

    Дорогой Марк, очень хорошо обрана статья. Немало нового для читателей. А главное, что вы, как мне кажется, и понимаете и лююбите Пастернака. Я его читал много.
    Однако, жизненный путь и предательство своего естества для меня неприемлимы. Ничего хорошего из этого не выйдет.
    Ведь бубут поклоняться деревянному кресту, а не распятому на нем.

  • Гость - 'Гость'

    Кулесскому. Спасибо дорогой Роланд за отзыв. Наверное, он многое ещё бы смог написать.

    Дорогой Семен, спасибо за столь высокую оценку. С удовлетворением отметил ваше проникновение в тайны \"мистических совпадений\". Теперь попробую ответить на ваши вопросы. Вы пишите: \"Пастернак не успел уехать…. Да и по ментальности своей и по времени не смог… \". Успел бы, и готовы были его отпустить, и было, куда ехать. Его приглашали многие. Хемингуэй обещал создать все условия ему и членам его семьи. О причинах отказа я уже написал в ответе Валерии.
    \"...он тайно от него самого в младенчестве был окрещён своей няней...\" - это не более, чем сплетни, которых множество. Многие уверены в том, что и отец его выкрест - это ложь. В его семье не потерпели бы няньку, способную на такой произвол. Никаких подтверждений этому не существует!
    \"Еврейская часть интеллигенции, возможно, не могла ему простить духовной близости с христианством\" - сионистски настроенные евреи, прочитав роман в конце 80-х годов, были возмущены его призывами к ассимиляции. Я в книге \"Три вопроса Пастернаку\" на основе анализа романа показываю, что это ошибочное понимание в результате буквального прочтения символического текста, к тому же без учета времени его написания.
    \"Я, как еврей, его ни в чём не осуждаю\". Я же, дорогой Семен, глубоко убежден, что Пастернак не подлежит земному суду. Простым людям, вроде нас, постараться бы понять его и не более того.

    Дорогой Александр, я читал и перечитывал роман несколько раз по мере того, как расширялось и углублялось моё понимание времени, о котором писал Пастернак, и его собственной судьбы.
    Спасибо за вашу оценку.

    С уваженим,
    Марк Аврутин.

  • Гость - 'Гость'

    \"Здесь противопоставлена
    русская интеллигенция и еврейская. Но затоптали Пастернака кто? Власти, а не интеллигенты, они то пришли на похороны\".
    \"Затоптали\" Пастернака коллеги - члены московской писательской организации, не дожидаясь указаний \"сверху\".
    Призыв Жаботинского обсуждать не буду, тем более, с анонимным автором коммента. И вообще, ваши опасения меня не волнуют.
    С уважением,
    М. Аврутин.

  • Гость - 'Гость'

    Борису Аарону: спасибо за то, что понравилось.

    Александру Анреевскому: поставленные Вами стихи вашего тески говорят, наверное, больше и уж, конечно, эмоциональнее, чем мой очерк. Но написаны они были уже порядком лет спустя, в застойное брежневское время, когда ненавистного Пастернаку Хрущева убрали. Сам Галич вспоминал: \"Ключевые строчки пришли в конце декабря 1966 года, когда в одиночестве стоял на платформе Переделкино\". Спасибо!

    Валерии. Вы спрашиваете: \"Есть ли в записях Пастернака подтверждение тому, как Вы пишете, что отказ от Нобелевской премии был продиктован не чувством страха, как многие считают, а тем, чтобы переломить кампанию травли и «общего негодования»? - Об этом сказано даже в письме Хрущеву. Кроме того, Пастернак сознательно пошел на заграничную публикацию, предвидя все последствия. Об этом есть в очерке. \"И остановил ли отказ от премии этот поток и травлю, и блокаду экономическую?\" - Ослабила несколько травлю поднявшаяся на Западе волна возмущений. \"Разве была альтернатива у гениального поэта, как и у других замечательных поэтов того времени?\" - Да, он мог уехать, и этот вопрос обсуждался. Старший сын Евгений без колебаний согласился ехать с ним. Жена и сын Леонид ехать не хотели. Но, главное, сам Пастернак верил в своё бессмертие, которое наступит вслед за Голгофой.
    С уважением,
    Марк Аврутин.

  • Гость - 'Гость'

    В духе позорной травли, развязанной в Совке против \"Доктора Живаго\", я бы так ответил на \"преступление\" великого поэта:
    - Я \"Доктора Живаго\" не читал, но со статьей М.АВРУТИНА полностью согласен!

    Отличная, глубокая, страстная статья, пропущенная через собственное сердце автора.
    СПАСИБО, МАРК!!!

  • Муж Ахматовой - Гумилёв, а не Эфрон _ муж Цветаевой.
    Прошу прощения.

  • Дорогой Марк!
    Читая Ваш неравнодушно и эмоционально написанный Реквием по Пастернаку, я
    Не могу не высказать Вам своего уважнения и признательности. Хоть и не всё написано, хоть и возникают те или иные вопросы у комментаторов, но Вы написали от души и заслуживаете благодарности.
    То мистическое совпадение, что его единственный ученик (по мнению автора монографии о Пастернаке, Дмитрия Быкова), поэт Андрей Вознесенский, умер по совпадению дат в те дни, когда мы отмечаем полвека со дня смерти поэта весьма символично…
    Вы назвали своё произведение почти теми же словами, какими много лет тому назад отозвался М.Ю. Лермонтов на смерть А.С. Пушкина. И в чём-то, несомненно, правы, ибо умер поэт Б.Л. Пастернак:
    «... оклеветанный молвой,
    Не вынесла душа поэта
    Позора мелочных обид,
    Восстал он против мнений света
    …………………………………..
    Отравлены его последние мгновенья
    Коварным шопотом насмешливых невежд,
    …………………………………………
    Замолкли звуки чудных песен,
    Не раздаваться им опять…» и т.д.
    Андрей Вознесенский впервые услышал стихи Пастернака в де¬сятилетнем возрасте. А в 14 встретился с ним, по его приглашению, познакомился лично и стал его последователем и учеником, хотя и писать только по своему.
    Это строки из реквиема Вознесенского Пастернаку:
    «Зияет дом его.
    Пустые этажи.
    В гостиной — никого.
    В России — ни души».
    Он боготворил Пастернака, любил Ахматову и был предан им в своих стихотворных строках:
    Из стихотворения «КНИЖНЫЙ БУМ», написанном в 1077 году, последний катрен, которого вначале не печатали:
    «Желают люди первородства,
    И в этом есть великий знак.
    Ахматова не продается,
    Не продается Пастернак».
    А мужества Пастернаку хватало и чтобы защищать Эфрона, мужа Ахматовой, и чтобы не подписываться под письмом о расстреле Тухачевского. Так что его телеграмма об отказе от Нобелевской премии , и я с Вами вполне солидарен, когда Вы пишете: - «Жаль, что до сих пор многие не сомневаются, будто бы этот поступок был продиктован исключительно чувством страха».
    Ещё возникла у меня аналогия в стихах обоих гонимых великих русских поэтах прошлого века: Пастернака и Бродского.
    Вы привели стихи Пастернака: - «Я пропал, как зверь в загоне. Где-то люди, воля, свет, А за мною шум погони, Мне наружу ходу нет…»
    А я вспомнил строки Бродского: - «Я входил вместо дикого зверя в клетку, выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке, жил у моря, играл в рулетку…»
    Их хоть физически не убили, а пытались «забить им рты глиной» (по выражению того-же Бродского) или изгнать из страны. Но Пастернак не успел уехать…. Да и по ментальности своей и по времени не смог…
    И ещё у меня возникло одно предположение, касательно единогласного осуждения Пастернака всеми членами писательского союза. Еврейская часть интеллигенции, возможно, не могла ему простить духовной близости с христианством, ибо он тайно от него самого в младенчестве был окрещён своей няней и, по Вашим словам, «добровольно избравший свою Голгофу, проживший всю жизнь с верой в Воскресение». Это Воскресение он, как и его Юрий Живаго, ждали всю жизнь…
    В стихотворении, написанном за четыре года до смерти, поэт созерцает красоту окружающей его природы и вспоминает сладость и счастье пережитой им радости во время церковной молитвы:
    B церковной росписи оконниц
    Так в вечность смотрят изнутри
    В мерцающих венцах бессонниц
    Святые, схимники, цари.
    Как будто внутренность собора —
    Простор земли, и чрез окно
    Далекий отголосок хора
    Мне слышать иногда дано.
    Природа, мир, тайник вселенной,
    Я службу долгую твою,
    Объятый дрожью сокровенной,
    B слезах от счастья отстою.
    «Как разгуляется». 1956.
    Работу над романом Б.Пастернак воспринимал как свой христианский долг и видел в этом Божественную волю
    Я, как еврей, его ни в чём не осуждаю
    Марк! Вы написали достойную статью-реквием в память о Борисе Леонидовиче Пастернаке. И это делает Вам честь.
    С уважением, Семён Талейсник.
    PS. Инициатива всегда наказуема, тем более, что я это делаю без Вашего согласия, но уж очень мне захотелось показать этот дом-музей Пастернака в Переделкино. Не нравится, уберу.

  • Очерк глубокий, интересный и, вопреки тому, что многие факты биографии Б.Л.Пастернака большинству знакомы, содержит вещи, о которых не знал, во всяком случае, я… в частности, о пьесе, которую Б.Л.Пастернак начал писать за год до смерти.
    Биография Пастернака полна, как мне кажется, \"мистических\" моментов, какая-то мистика и в этом мемориале, где совпали дни смерти учителя и ученика.
    С уважением, Роланд

  • Гость - 'Гость'

    Поразил 1 абзац:
    \"Ровно 100 лет назад великий Зеев Жаботинский предупреждал своих соплеменников, решивших посвятить себя русской литературе, что наступит время, когда передовая русская интеллигенция отмахнётся от верноподданных евреев. Спустя полвека одного из них действительно «затоптали». Но вот сегодня, когда прошло ещё 50 лет, кто вспомнит имена участников той постыдной травли!?\"
    Здесь противопоставлена
    русская интеллигенция и еврейская. Но затоптали Пастернака кто? Власти, а не интеллигенты, они то пришли на похороны.
    Может лучше снять этот абзац, пока не началась перепалка? И снимите мой коммент.
    Доброжелатель.

  • Уважаемый Марк!
    Спасибо за очерк к 50-летию со дня смерти Б.Пастернака.
    Мне кажется, что помимо сопоставления и анализа событий, приведших его «на Голгофу», Вы сделали попытки взглянуть на жизнь поэта его собственными глазами. Например,
    после выхода в свет "Доктора Живаго" Б.Л. «жаждал праздника и наивно полагал, что его разделят с ним не только его близкие, но и все советские писатели.»
    Есть ли в записях Пастернака подтверждение тому, как Вы пишете, что отказ от Нобелевской премии был продиктован не чувством страха, как многие считают, а тем, чтобы переломить кампанию травли и «общего негодования»?
    Он понимал, как мне кажется, что этот шабаш в советских традициях вовлекает в этот мутный поток, который лился вместо ожидаемого «праздника по поводу выхода его романа», и захватывает в грязь слишком широкую массу людей, незнакомых с его творчеством, особенно молодежь. Они на митингах, как мы читаем в мемуарах, должны были говорить :
    -Я не читал этого романа "Доктор Живаго",
    но его антисоветчина и т.д.
    Теперь это звучит, как анекдот. Но все эти люди, не читавшие ни его романа, ни стихотворений, как попугаи должны были по команде лить грязь, которая и на их душах оставляла осадок.
    И остановил ли отказ от премии этот поток и травлю, и блокаду экономическую?
    И последний вопрос, Вы пишете:
    «Пастернак, добровольно избравший свою Голгофу...»
    Меня смутило слово «добровольно». Разве была альтернатива у гениального поэта, как и у других замечательных поэтов того времени? (разумеется, не придворных лакеев)!? Ведь все они пронесли свой крест и за славу или популярность платили тогда слишком дорого –свободой, здоровьем или жизнью.
    С пожеланием успеха,
    Валерия

  • Разобрали венки на веники,
    На полчасика погрустнели,
    Как гордимся мы, современники,
    Что он умер в своей постели !

    И терзали Шопена лабухи,
    И торжественно шло прощанье...
    Он не мылил петли в Елабуге,
    И с ума не сходил в Сучане !

    Даже киевские \'письмэнники\'
    На поминки его поспели !..
    Как гордимся мы, современники,
    Что он умер в своей постели !

    И не то чтобы с чем-то за-сорок,
    Ровно семьдесят -- возраст смертный,
    И не просто какой-то пасынок,
    Член Литфонда -- усопший сметный !

    Ах, осыпались лапы елочьи,
    Отзвенели его метели...
    До чего ж мы гордимся,сволочи,
    Что он умер в своей постели !

    \'Мело, мело, по всей земле, во все пределы
    Свеча горела на столе, свеча горела...\'

    Нет, никакая не свеча,
    Горела люстра !
    Очки на морде палача
    Сверкали шустро !
    А зал зевал, а зал скучал --
    Мели, Емеля !
    Ведь не в тюрьму, и не в Сучан,
    Не к \'высшей мере\' !

    И не к терновому венцу
    Колесованьем,
    А как поленом по лицу,
    Голосованьем !

    И кто-то,спьяну, вопрошал :
    \'За что? Кого там ?\'
    И кто-то жрал, и кто-то ржал
    Над анекдотом...

    Мы не забудем этот смех,
    И эту скуку !
    Мы поименно вспомним всех,
    Кто поднял руку !

    \'Гул затих.Я вышел на подмостки.
    Прислонясь к дверному косяку...\'

    Вот и смолкли клевета и споры,
    Словно взят у вечности отгул...
    А над гробом встали мародеры,
    И несут почетный караул... Ка-ра-ул!

  • Очень интересный и содержательный очерк.
    И очень актуальна его публикация именно сегодня, когда ушел другой великий Поэт, ученик Бориса Пастернака, Андерей Вознесенский.

Последние поступления

Календарь

Октябрь 2024
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
30 1 2 3 4 5 6
7 8 9 10 11 12 13
14 15 16 17 18 19 20
21 22 23 24 25 26 27
28 29 30 31 1 2 3

Кто сейчас на сайте?

Крылов Юрий  

Посетители

  • Пользователей на сайте: 1
  • Пользователей не на сайте: 2,326
  • Гостей: 387