Мотовилов   Анатолий

 "Слово - день, Слово - ночь". 
    (публикуется впервые)
 
  день Верховного
 
1
-         Хватит, хватит, Шнурок, - прервал очередную аудиенцию Верховный, - Ты достал. Достал уже! Сгинь!
-         Извините,- бровью не повёл первый зам по Вертикали, знал характер и не торопился ретироваться, - решение не подписано, следовательно, не принято. Что я представлю на утверждение Комитета?
-         Много себе позволять стал, - жевал сухие скулы Верховный, - забыл кто где, и по какую сторону стоять должен?
-         Я помню, помню, - услужливо склонился востроносый Шнурков. Топтался, но с места не сходил, потому что помнил, кто, где и по какую сторону,- Это не мои фантазии, постановление КПСС по СОС. «Ряд неотложных мер Комитета По Стабилизации Системы и предложения по СОС, - Сохранению Основ Содружества». А моё дело вертикальное, - изложить, взять подписи, доставить в Главную Крепость, передать на немедленное, единодушное голосование в Отечественном Собрании и Отечественном Заседании, для утверждения, всё того же, Комитета.
-         Изложено полностью?
-         В основном.
-         Что там ещё? Не тяни.  
-         Есть  предварительное  решение  Комитета. В связи со всем изложенным, предлагаются следующие мероприятия:  
-         А - перенос на неопределённый период ряда визитов в страны Монголо-Словянского Союза;
-         Б - немедленная отмена участия во всех совместных учениях с шестнадцатым флотом потенциального противника;
-         В - внеочередной бессрочный отдых Верховного Правителя Отечества, в кругу семьи и преданной собаки, в урочище Бурчалова Щель. До полного восстановления самоконтроля и самоорганизации;
-         И, наконец, Г - срочное помещение ядерного чемоданчика в ячейку приёма багажа на Центральном вокзале Столицы.
-         Теперь всё?
-         В основном. Остались формальности...
-         Это ещё что?
-         Последний пункт, - списание с баланса утраченных территорий, - тихоокеанские острова, самоопределившиеся субъекты, отделившиеся республики Юга, Востока и Кавказа, и так далее, согласно списку, представленному КПСС и СОС, на утверждение Отечественным Собранием.
-         И кому что отдаём?
-         По предварительным договорённостям, Китаю - Приморье, Амур и Восточную Сибирь до Байкала. Японии - Курилы и Сахалин. Сихоте-Алинь и Шмаковку - Объединённой Корее. Далее, шаманская республика Саха-Якутия и Северные объединённые независимые владения Абрамовича, включая Колыму, Чукотку и, откупленную им, у проклятой Амкрики, Аляску.
-         А не жирно всем им будет?
-         Они так не думают. А по факту, сейчас, всё так и выглядит.
-         Так пусть подумают. Покажите им, куда наши стратегические ядерныеи установки «Балда» и «Большая Балда» направлены. Куда, кстати, напомни.
-         C Новой Земли на Камчатку.
-         Это одна, а вторая?
-         С Камчатки на Новую Землю. Другие направления, пока, под большим вопросом. Магнитные бури на ядра влияние оказывают, вспышки на Солнце в чёрные дыры затягивают. Но за территории можно не беспокоиться, - всё оплачено. А главное, всё давно перезаселено, перестроено и освоено.
-         И Западная Сибирь?
-         Новосибирск ещё держится, но Академгородок за ножки Буша Силиконовой долине заложен. Эвенкия, Томск, Омск, Нефтьюганск центру подчинены, но нефть и газ в Иран качают в обмен на чай и сухофрукты.
-         Ирану, что, своих источников не хватает?
-         У них Штаты и Европа всё высасывают. А у нас чай и сухофрукты на исходе. Притом, спорить себе дороже, у них бомба.
-         Новости. Откуда у них бомба?
-         Да мы сами торжественно вручили, по стратегическим мотивам, и по настоянию передовой общественности Запада и Востока. Уже не помните?
-         Я помню, помню. Что, Байкал тоже упустили?
-         Байкал, пока, наш, как объект на карте, но вода в нём откуплена. Туркменбаши канал подвёл, трубу протянул и танкерами вывозит, Афганистану и Англии продаёт.
-         В Афганистане, понятно, вечная засуха. А зачем вода Англии?
-         Свою, как сами утверждают, на пруды разлили и на пиво извели.
-         Что в Поволжье?
-         А в Поволжье, как и прежде, голод. Наши мусульманские братья затаились, зерно, сахар и табак в подвалах прячут, смерти твоих верноподданных баев ждут - не дождутся. Тогда и Сибири - хана, отрежут Сибирь в пользу Узбекистана, Казахстана и Китая.
-         А что Юг, республики Кавказа?
-         После Южных Олимпийских игр самоопределились, но рано или поздно к туркам отойдут. На корню всё скупают, супостаты. А на Карелию Бруней виды имеет, апатиты для производства химической бомбы.
-         Бомба-то ему зачем?
-         С Китаем воевать собирается.
-         Бруней с Китаем?! И на что надеется?
-         На наши апатиты. А на что ещё?
-         Что Крым?
-         Перешеек перекапывает, - на народном сходе решил островом стать. Тут один писателешка, из бывших наших, проект им подкинул, как говорится, воодушевил... Вот и копают.
-         Выходит за нами только Малая и Белая?
-   Малую и Белую, тихой сапой, Батька к рукам прибирает.
    Придушил демократов - горлохватов, балансирует на грани,   но ситуацию контролирует. Умеет, в отличие от некоторых...
-   Ты на что, Шнурок, намекаешь? Ты что себе позволяешь?!
     Дерзить?! - скривив рот, рявкнул Верховыный...
 
 
 
 
2
...И в обильном поту проснулся.
Сидел в кресле-качалке, с пернатым гербом в оголовье, на мраморной террасе, плывущей к прибою в прозрачной тени скрюченных южных сосен. За спиной, на фоне загорелых, голышом сбегающих в море, скал, пузырилась дымчатыми стеклянными объёмами южная резиденция Верховного Правителя Отечества - Бурчалова Щель. Перед ним, почёсывая о мелкую гальку спину, шелестела серебристая бухта, неусыпно охраняемая, бледнеющими у горизонта, дредноутами и канонерками. Чертили широкие круги по голубому зоркие вертолёты, сверлили небо асы. Турки могли не беспокоиться.
Солнце выкатилось в зенит, и костистый череп Верховного, воссияв ломким ореолом, покрылся росой.
Позади сдавленно сопели трое, напряжённо тянули лямку власти. Вылизанный Шнурков, первый зам по Вертикали, терпеливо ждал внимания справа, пряча за женоподобное посткомсомольское бедро папку государственных прожектов и личных протекций. Слева, чуть поодаль, стойко преодолевал врождённое плоскостопье и благоприобретённое ожирение постномордый Медвежатников, первый зам по Горизонтали. Прямо за спиной главный пресс-атташе Громобоев глаза пучил, разнос переживал загодя.
Что на этот раз? - разгребая вязкие остатки сна, пытался поймать смысл неожиданного визита Верховный, - или опять Комитету не угодил? Тогда, чем?
Зарастающая жирком высоких чинов, натасканная память бывшего сексота лихорадочно перебирала все просчёты ближайшего времени.
-         Ну, было, было, прорвало пару раз. Неформальной лексикой борзописцев ретивых осадил! А кто, интересно, набирал и отсеивал этот продажный пул Верховного с языками ядовитыми и вопросами к ответам неподготовленными? Я или ты, Громобоев? Или прихвостни твои?
-         Да, до сих пор правильное произношение не освоил. Кое-где не там ударяюсь, кое-что сглатываю, проваливаюсь в паузы, мычу связку слов. А вы сами вот это попробуйте, - «Интен-си-фи-ци-ро-вать про-цесс эк-зис-тен-цио-наль-ных пре-фе-рен-ций». Произнести, ещё туда-сюда, если потренироваться, - можно. А понять? И объясните уже, наконец, парадигма, это болезнь или луч света в тёмном царстве? А может быть, разность потенциалов? Нет, не объясняют...
-         Рассогласование, видите ли, речевых образов не устраивает, несоответствие речей, докладов и живого общения. Без бумажки, намекают, ни на брифинг, ни в сортир. А кто мне эти доклады строчит, импровизации и ремарки подсовывает для блеска эрудицией, из прокисших анекдотов надёрганные?! Не ты, Громобоев, и вся твоя придворная шобла?!
-         Да, на провальных учениях лично засветился, было, было. Да, ракета не взлетела, а та, что взлетела, не туда попала, а та, что попала, не взорвалась. Да, ядерный бомбардировщик пропал, атомный подводный крейсер не всплыл, ракетная шахта завалилась. А кто готовил их, кто честью и головой ручался? И где теперь эти головы? Окровавленны у плахи валяются? Отстранены и острижены? Ну, как же! Двумя старперами - полковниками отделались и сидят, при тех же чинах, в тех же креслах, с теми же сытыми рожами. И не тронь их, Комитет не велит!
-   Что ещё предъявить могут? Два-три раза в микрофон что-то не то ляпнул. «Эта не взлетела. Тот упал. Та утонула. Тех убили, этих отравили, эти замёрзли, другие пропали, те перебежали». - А кто подставлял меня под микрофоны без информации выверенной и установки чёткой? Адмиральский сыночек чернявенький? Сопля под носом не высохла, а он уж в погонах полковничьих. А я до них, - двадцать пять лет на карачках. На-ка-рач-ках! До генеральских так и не дорос.
Чего ещё ждать от ретивых помощничков, заглядывающих в рот, но выискивающих там дупло или кариес? Подножки? Предательства? Подставы? С них станется.
Не на моё ли место, друзья - товарищи, метите? Вон Шнурок уже самостоятельные мысли в «Новом Порядке» освещает, грозные заявления осваивает...
Извините, ребята, но когда меня в наследники проталкивали, вас рядом не стояло. Так что, в очередь! В о-че-редь! И не раньше двух сроков у кормила. Или четырёх, если народ очень попросит... А там, глядишь, азиатская демократия настоящую силу наберёт и в Отечестве живой отклик получит. Как наш Комитет решит, так народ и поддержит... 
 
 
 
3
Он всё чаще подлавливал себя на, тупо сверлящей изнутри, мыслишке. В сомнительной спешке доверенный ему высокий пост никак не соответствовал границам его знаний, широте эрудиции, пределам желаний, намеченной с молодости, цели. С нынешних-то высот не обернуться к той цели, не разглядеть, - отрезана назад дорога. «А вдоль дороги той, мёртвые с косами...». Вот уж точно. Да и впереди, что там высмотришь, что услышишь сквозь вой объединённого хора верноподданных лизоблюдов. Под суровый марш патриотических кликуш, под гадания на гуще и столоверчения Политпавловской своры. И хрен ты их ухватишь. Под черносотенные вопли бармакашистов, подворотный брех цепного пса Леонтия и визгливый юмор полусумошедшего сына адвоката, - «Каждому - по две бомбы и по две бабы!»
Тебя как учили, в кресло - качалку с гербом пернатым сажая?  Главное, вверенный тебе народец животрепещущей идеей заразить. Национального ли достоинства, социальной ли справедливости, духовного ли единения, - не важно. Присвоение недр, лесов и вод олигархами приплести можно, потраву экологии ими же. Основную их национальность широким слоям осторожно напомнить. Брожение хмельных умов, в поисках закуски и повтора, в нужное русло направить. 
А начнут конституционные права качать, - Сарынь, на кичку! - на абордаж взять отработанным методом, под прикрытием прикормленной прокурорской своры. И конституцию в нужном направлении урезать или расширить единодушным голосованием в шеренгу отстроеных Палат.
Вялотекущую войнушку по окраинам империи поддерживать для смещения целей и подогрева патриотизма. Пару-тройку терактов пропустить или самим организовать для сплочения нестойких рядов вокруг руководства. В конце концов, «интенсифицировать процесс экзистоционыльных преференций». Эх, знать бы, что это. Да какая, в конце концов, разница! Главное, в очередном послании народу красочно обрисовать, далёко стоящую, близкую перспективу.
Разукрасить одно - цветным, другое - чёрно-белым. Назначить врагов, на власть покусившихся, зарвавшихся. Невзначай, как-бы, указать пальцем поимённо, гневом народным осудить и мещанским правосудием прихлопнуть. Но всё чтобы, тип-топ, под эгидой закона, с одним натравленным или двенадцатью разгневанными...
Молодёжь безголовую приструнить, настроить, построить и в разные стороны направить. Пусть расцветают семь цветов, - рвущиеся вперёд, идущие вместе, путающиеся в ногах, плетущиеся в хвосте, болеющие за, кладущие на, посылающие в...
Главное, вовремя умы законопатить.
Бананово-лимонно-яблочное разнообразие партий одобрить, приветствовать и сдерживать в пределах необходимых процентов для выпуска скопившегося конденсата и пара. Проверенных кандидатов в Бонапарты туда же запустить, и око государево с них не спускать.     
Метод устранения проблем не сложный, - каждой семье по ящику, а из ящика - «Кто, где, когда хочет стать миллионером на Поле чудес в стране Весёлых и Находчивых?» А кто не хочет, тому попсу развесистую, или веселуху с чернухой по всем каналам, или Тусю с Дусей, ближе к ночи, интеллектуалам гнилым для самоудовлетворения. Спорт им всем или шоу, чтобы небо с овчинку не казалось, чтобы дурь в головы не лезла. И бери их, одураченных, околпаченных, цепкими пальцами гебешными за яблочко, да за яблочко!
Может, поймёт, наконец, тухлая интеллигенция, - литература ваша вышла из «Шинели» Гоголя, а агентура наша выползла из-под шинели Феликса. Есть что с чем сравнивать, если посадить вас напротив и свет вам в глаза, в глаза, в глаза! 
А не поймёт, - «Лебединое озеро» им, круглые сутки по всем каналам и без либретто...
 
4
Заграницу жаба душит, - как это, в Верховные Правители всей необъятной страны бледного полуполковника пропихнули? За какие, такие, заслуги? По себе, вражины, судят. Это у них там, - происхождение, образование, классовые интересы, Оксфорды, Принстоны, демократические выборы... Чушь собачья!    
А у нас, страна простонародная, - тебя кликнули, ты честь отдал. Происхождение пролетарское? А какое же ещё?! Дальше всё просто, - пионерия, комсомолия, спорт неброских достижений, общественные нагрузки, спецом от внутренних органов, с наводящими на размышления вопросами.
-         «Что тебе снится? Крейсер «Аврора»?», - А тебе? Вопрос на засыпку. Ждёшь ответа, записываешь, ненужное отметаешь, нужное наверх докладываешь. Так и пробираешься всё выше и ближе к сияющим полковничьим высотам.   
Военной подготовки, капитан в отставке, как учил? - Копытом не бей, вперёд не забегай, из строя не вываливайся. Плечо в плечо, лоб в затылок впереди стоящего. Пнули сбоку, - дай сдачи, одёрнули сверху, - честь отдай. Чего, вдруг, недопонял вызубри, чтоб от зубов отскакивало. Два раза ни о чём не переспрашивай, идиотом прослывёшь. Устав службы штудируй и следуй ему неукоснительно. Стихи и песни знать должон для лёгкой компании, - «Мы парни бравые, бравые, бравые... Мне сверху видно всё, ты так и знай». И сверху видно, и снизу и спереди, и сзади... Понял, для чего? Чтобы врасплох не захватили! Свои же.
А главное, - незыблемая преданность ближайшему шефу. Неукоснительная, в любой ситуации, что бы ни случилось! Пока старшие по званию не поправят.
Спасибо, капитан, весь послужной список, твоими молитвами. Так по жизни и пошло, - физорг в школе, комсорг в универе, культорг в конторе, сексот в посольстве. Мелкой-то ступенькой легче взлететь, тише едешь, - дольше командировочные.
 
5
И вот он, - не предел мечты, конечно, но этап существенный, - небольшая среднестатическая европейская страна.
Дания? Не гадайте, нет, не Дания. Хотя, по Кальмарской унии, подчинялась. Какая история! Средневековые войны, господство на Балтике. А какие имена, даты! Всё в памяти, как положено, - площадь, население, официальный язык, административно-территориальное деление, законодательный орган, географические и прочие особенности. Необъятные леса, бурные реки, зеркальные озёра. И глава государства - КОРОЛЬ!
Подумать только, - КОРОЛЬ!
Ну, и мы тут недалеко. Нам же интересно, куда идёт король?
Величество кто должен уберечь от всяческих? Кто, если не мы. Берегли, как могли, под боком Европы, с ограниченной группой войск, наделённой неограниченными полномочиями. Бдительно ограничивали связи.
Тут можно уточнить, что никакая это не Швеция, если вы так решили. Что рядовому невидимого фронта озвучивать время и место устав не позволяет. Служили там, куда Отечество засылало, а король там, не король, нам пофиг. Пусть там сами, меж собой, разбираются.
Не высокая, пока, должность при европейской миссии, понятно, не сын сека, не генеральский баловень. Так и ответственность, хоть и суетная, но не обременительная, даже, весёлая. Приёмы, банкеты, меню, сервировка, пикники на озёрах, развлекательная программа с проштампованным репертуаром, концертные бригады со спецзаданием и ты при них, разводящим массовиком-затейником. Одноактные спектакли в примитивном, но душевном воплощении дипложён и младой поросли. Культур - мультур под всевидящим оком Комитета.
А где международные отношения вокруг икорных фуршетов, там и слабеющая от восхищённых взглядов половина человечества с неуклонным вниманием к ответственным чинам и аккуратным подходом сбоку. Разведка боем в будуаре, - приятное, вовсю, с полезным.
Вот где талант в полный рост развернулся, вот где песни всех отечественных композиторов в точку попали, - «Не кочегары мы, ни плотники, и не монтажники - высотники. И сожалений горьких нет...». Никак нет. А также «Битлз», спецом для представителей разложившихся демократий и кое-что популярное из международной классики в исполнении и под управлением. Проходили и это, не глубоко, но проходили...
Ну и, само собой, отчёты. Еженедельные отчёты с оглядкой на субординацию, - кто когда, кто кому, кто что, как и о ком. Отчётливо понимая, при этом, что про тебя, - те же, тем же, то же, о том же. Система легко заменяемых винтиков и взаимного сдерживания за мошонку. Не я придумал, не мне отменять.
Зато, какая школа! И перспективы прозрачные, - ничего не нарушил,  никого  вперёд  не  упустил,  ближнему  шефу  угодил, - к тридцати - звезда майора с радостным ощущением дальнейшего роста в гору. К тридцати трём - семейная ячейка, как внутренним уставом положено. Супруга из того же обслуживающего персонала с одобренной подробной  характеристикой  и рекомендацией, правильно понимаем,- сверху. И хотя внешне не выразительная и два слова, не то что увязать, вспомнить не в силах, зато всё, что нужно боевой подруге засланца. Родословная не знатная, зато без изъянов, зрительная память на лица, и дети, в принятом проекте, без особых отклонений. Преодолел, а дальше, как по нотам. К тридцати пяти, подполковник, начальник подотдела нелегальных поставок братским папуасским партиям. Деньги через руки рекой потекут, и кое-что, по мелочи, к родному берегу прибивать начнёт. К сорока, бери выше, погоны полковничьи, оценка проблем с высоты чина и виды на прочную должность в коммунальной или газо-нефтедобывающей иерархии Отечества, идущего по пути...
 
 
6
Вот с путём вовремя не разобрались. Семимильными, вроде бы, шагами двигались, под мудрым руководством и развевающимися знамёнами, в единой семье народов...
Оказалось, шли не туда, даже, не в том направлении. И мудрость была Альцгеймера, и знамёна не того цвета, и колоски из герба птица двуглавая, неудачно клонированная, склевала. А единая семья по окраинным домам разбежалась, ржавыми штыками ощетинилась, и специальная группа войск в Европе безо всякой надобности. Кустистые брови власти растрепал нечаянный ветер перемен. Картина Репина...
Вот чем всё обернулось, - только что карьера определилась, дырки в погонах под очередные звёзды проковырял, штаны с лампасами стал примеривать, - бац! Укрепление Порядка на броневой технике в Столицу въехало. Бестолково въехало, подымило соляркой у моста горбатого, но обратного результата  добилось. Поменяло знамёна одноцветные на трёхцветные в полосочку, и отвалило на базы до лучших времён. Был Порядок, и нет его. Была страна прочно социалистическая, притаранилось Отечество уродливо демократическое. Проглядел Комитет в окошки съём и замену памятников...
Всё, казалось, финиш, путь наверх заказан. Готовься, парень, накопленный опыт чистки рядов вложить в кипучую деятельность банно-прачечного комбината где-нибудь на окраине города Тамбова.
Ан нет, тут Комитет первый раз в сторону негласного учёта демократических ценностей верёвочку легонько дёрнул. Дал приказ ему, - погоны в шкаф, про лампасы забыть, и срочно под крыло деятелей новой волны, оголтелых противников протухшего Порядка.
Настоящая карьера, как быстро выяснилось, с этого и началась. Резко в гору попёр. На самый верх... Кому надо, проталкивали, продавливали, зорко следили и, таки, своего добились.
А теперь упрёки, - харизма не та, с моста не прыгал, на танке под полосатым флагом не стоял, оркестром не руководил, в лапту играть не научился, - всё, судя по всему, кончилось. Молодые волки, - вон они, за спиной оскал прячут, свежей крови ждут...
-         Ладно, что там, в приговоре? Не сопи, Шнурков, оглашай решение...
-         Решение Комитета. В связи с вышеизложенным, предлагается:
-         А - перенос на неопределённый период ряда визитов в страны Монголославянского Союза;
-         Б - немедленная отмена участия в совместных учениях с шестнадцатым флотом потенциального противника;
-         В - внеочередной бессрочный отдых Верховного Правителя Отечества в кругу семьи и преданной собаки в урочище Бурчалова Щель. До полного восстановления самоконтроля.
-         И, наконец, Г - срочное помещение, на время отдыха, ядерного чемоданчика в ячейку багажа на Центральном вокзале Столицы.      
 
конец первой части
 



Повесть
Ан.Мотовилов
- - - - - - - - - - - - -

СЛОВО - ДЕНЬ
СЛОВО - НОЧЬ
 
ЧАСТЬ  ВТОРАЯ
 
день в Крепости
 
1
«Утро кра-сит нежным све-том...» - колыхнула патриотическая песня стоячий воздух сумрачного заведения.
«Просы-пает-ся  с  рас-све-том...» - разгоняли  тишину  и  зыбкий болезненный сон возрастного контингента, преданные заветам Ильича, заслуженные соловьи страны Бунчиков и Нечаев.
-  «Кипучая, могучая...», ну, как же! - выпускала пар в утренней уборке нянечка Вася. Гремела израненным эмалированным ведром, размахивала шваброй по уложенному шахматным порядком, молочно-шоколадному кафелю, - Им, выходит, кипучая да могучая, а тебе, старая, ни свет ни заря, полы драй да полудурков  заслуженных обихаживай. Будь они неладны, засранцы да ссыкуны почётные.
-   Жить хорошо, няня Вася, - походя, ободрила ворчливую уборщицу старшая сестра Култыгина, - и жизнь хо-ро-ша.
-   А с чего это, она хороша тебе стала? - не поддалась на голый энтузиазм няня Вася, - премиальные, штоль, начислили? Или отоварка, какая, наметилась?
-   А день рождения Владимира Ильича? Забыла? Забыла. Давай, заканчивай с уборкой, поднимай старшую группу.
-  Ещё чего! С каких это щей? Мне своих грудничковых хватает. Ещё чего! - мгновенно взорвалась няня Вася басовитым криком, за которым ничего, кроме, по иным причинам накопившегося, чисто женского протеста, не стояло.
-   Василиса, давай-ка без истерик. Мне, что ли, старперам памперсы менять? У меня и без того голова кругом, профилактика весенняя подошла.
-   У тебя, значит, голова кругом, а я, выходит, крайняя? Группа чья? Люськина! Вот пущай она говно цековское и разбирает. Да политбюро дряхлое подмывает. Ато, ишь, нашли крайнюю.
-   Не шуми, няня Вася! Ладно, младших я сама обслужу, - пошла на  попятную  старшая  сестра  Култыгина, - Людмила  сегодня  с вечерней и ночной. Отоспится, к обеду выйдет. А завтра за тебя отработает.
-  Отработает она, ну, как же! Знаем мы, чем она отрабатывает в вечернюю-то и ночную.
-  Знаешь, - помалкивай. У неё специальное задание, - собрала губы трубочкой товарищ Култыгина, не пожелала обсуждать это.
-   Ах ты, батюшки! Спецзадание у неё! Задницей вертеть да мандолиной подмахивать, это, штоль, спецзадание? Знаем таких, - не упустила случая няня Вася.
-  Хватит, хватит! Ты идёшь, Василиса, или меры к тебе принять? Тридцать лет боремся с твоей лихоманкой. Не надоело?
-   Вот только не надо меня пугать! Не надо, пуганые мы. Нашли крайнюю, - и с полов убери, и сортиры вычисти, и грудничковых обиходь. На тебе, - старперы в нагрузку. Ещё и грозятся.
Няня Вася метнула последнюю молнию, выдохнула жар справедливого гнева, нервно подхватила ручные средства производства и потащилась в хозблок. Мимо скукоженных, доживающих свой казённый век, бочковых фикусов. Ворчала остатками злобы, - Кипучая, могучая, как же. Спецзадание у неё в вечернюю. Знаем мы про эти спецзадания в вечернюю и ночную.
-   Не придуривайся, Василиса, - товарищ Култыгина, старшая сестра заведения безнадёжно махнула вослед, - разложились под влиянием иных ценностей. Барские привилегии им подавай. Ни стыда, ни совести, - и покатила перед собой тележку назначенного внутривенного покоя и взбадривающих ягодичных инъекций.
Пыльный гипсовый вождь в торце коридора, с высоты пьедестала, обмотанного красным крепом, проницательно смотрел ей в спину, выискивая в скованной походке сестры милосердия черты желанной Железной Инессы. Но не находил.
-  Гнать тег,егу впег,еди г,ошади, - напомнил он себе, - это по-нашему. Не отсюда г,и все пг,осчёты г,евог,юционного движения бог,ьшевиков за освобождение от буг,жуазного гнёта пг,ог,ета-г,ьята и кг,естьянства? За это г,и бог,ог,ись, товаг,ищи?
Не вег,нуться г,и к истокам, к тг,евожным, но счастг,ивым годам становг,ения и вновь подвег,гнуть беспощадной кг,итике мягкотег,ость основатег,я Пг,еханова и двуг,ушничество г,енегата Каутского?
-   Не стоит, Владимир Ильич, успокойтесь, - услышал он голос потерянного разума, - по большевикам прошли  рыдания. Давно прошли...
 

-  Доброе утро, дорогие товарищи! - с бодрящими вокзальными интонациями ожили поэтажные репродукторы, - Сегодня суббота, двадцать второе апреля. Поздравляем вас с очередной годовщиной рождения Владимира Ильича Ленина.
-  Торжественное заседание, доклад о жизни и деятельности бессмертного вождя всего прогрессивного человечества, состоятся в двенадцать часов в актовом зале.
-  По окончании, в четырнадцать часов, - праздничный обед из трёх блюд и десерта. Будут поданы фрукты и безалкогольные напитки.
-  Послеобеденный отдых пройдёт под революционные мелодии: «Мы жертвою пали...», «Мы сами, родимый, закрыли...», «Суровые годы...», «Товарищ, я вахту не в силах...». 
- Коллектив ветеранов средней группы исполнит художественную декламацию «Спите, товарищи, спите. Кто ваш покой отберёт?» Не бойтесь, дорогие товарищи! Никто, теперь, ничего у вас не отберёт. Тем более, покой.
-  После ужина в фойе пансионата вокальный концерт бессменного депутата Отечественного Собрания Ёси Корбзона, под общим названием, - «Я себя, под Лениным чищу».
-  Народный артист Клягин, бессменный исполнитель роли вождя мирового пролетариата, поведает нам, что делать дальше. Как надо реорганизовать Счётную Палату. И расскажет, как он воюет против продажных либералов, лживых демократов и со всякой прочей шушерой.
-  Почётным гостям в торжественной обстановке будут вручены серебряные юбилейные спецмонеты. Из тридцати, специально выпущенных к этой исторической дате. 
-  Любителям острых ощущений даст небольшой урок и сеанс одновременной игры в шеш-беш на ста двадцати пяти досках представитель группы интеллектуалов, чемпион всего остального мира Гаррикимович.
-   Весь вечер на арене парный конферанс, - Ион Лизмайлов и
Веселуха Петросьянц. По окончании, медленные танцы до отбоя.
-  Для Генеральных Секретарей, членов Политбюро и кандидатов в эти члены, явка обязательна. Так называемые демократы могут не беспокоиться.
-   Прослушайте несколько объявлений.
-   Товарищей Бориса Николаевича, Эдуарда Амбросиевича и Ви-ктора Степановича просим отбросить амбиции и срочно сдать на анализы мочу, кал и пот старшей сестре, товарищу Култыгиной. Там же можно заплатить партийные и профсоюзные взносы.
-   Любовь Константиновне советуем срочно передать всю, накопленную в годы непримиримой борьбы, бюжитерию и драгоценности в камеру хранения. Советуем, также, не трясти наличными сбережениями, во избежание мелких неприятностей в крупной сумме. Одновременно сообщаем, что Любовь Константиновна с первого сентября переводится в старшую группу. Хватит, уже, молодиться, Любовь Константиновна! Пора и честь знать!  
-   Ирине Мацуовне надлежит составить новые списки по фракциям. Предупреждаем, туда-сюда перебежки и двойное членство строго возбраняется, с целью предотвращения недоразумений при отоварке дефицитом, табачными изделиями, косметикой и средствами защиты от неожидонностей.  
-   Геннадия Андреевича и Михаила Сергеевича соседи по номерам и администрация пансионата убедительно просят прекратить взаимные нападки с нарушением послеобеденной тишины.
Предупреждаем, в случае повторения, виновные будут лишены сладкого к вечернему чаю.
-   Строгий выговор, с занесением в учётную карточку, получают Владимир Вольфович и Борис Ефимович, развязавшие, который раз, возмутительную драку в туалете, с площадной матерщиной и обливанием из унитазов.
-   Оглашаем чрезвычайные происшествия.
-   Благодаря партийной  бдительности  и  принципиальной позиции Леонида Даниловича удалось предотвратить постыдный сговор Амангельды Молдагазыевича и Михаила Николозовича по отделению в самостоятельный блок правого крыла пансионата с установлением нового распорядка дня, режима питания, продолжительности прогулок и оценки событий. Совсем обнаглели! Общение этим позорным фракционерам запрещено и будет самым решительным образом пресекаться впредь.
-   Наконец, третий раз подряд, после отбоя, схвачены за руку на кухне  Глеб  и  Дмитрий  Олеговичи.  Единогласно  избранная ко-миссия, во главе с Александром Стальевичем, тщательно подсчитывает материальный ущерб. Виновным выносится последнее предупреждение, за которым, - спецкамера и анабиоз.
-   Еще раз повторяем, - Нашедшего утеряную, так называемыми демократами, социальную справедливость, заверяем, что за ней, в денежном выражении и натурпродукте, ничего не стоит. Поэтому, просим срочно сдать находку старшей сестре, товарищу Култыгиной. Для помещения в кунсткамеру заведения.
-   Спасибо за внимание... 
Репродукторы дружно хрюкнули, выдавили змеиное шипение, сдавленный свист и разродились, наконец, свежими, чистыми звуками рояля.
-   Ничего не знаю, не помню, не видег, не сг,ышаг кг,оме «Аппоссионаты», - подпершись гипсовой рукой, вспоминала гипсовая голова вождя, - Так и слушаг бы её каждый день, каждый час, каждый год, по четвег,гам и субботам, днем и ночью. Она воздействует на нег,вную систему, печень, поджег,удочную жег,езу, мозги, пег,ис-таг,тику и заставг,яет чег,овека говог,ить гг,упые, дг,ужег,юбные, зг,ые, тупые, агг,ессивные, бессвязные сг,ова и гг,адить по гог,ове, по спине, по щекам, по гг,уди пг,отив шег,сти тех, кто, живя в этом г,айском саду, аду, пг,уду, хг,еву мог создать, купить, пг,одать такие удивитег,ьные, пог,азитег,ьные, унизитег,ьные, оху..., паг,дон, паг,дон... вещи, пг,ед-меты, смеси, пг,одукты, вина, фг,укты. Нег,ьзя никого гг,адить по гог,ове, пг,и этом тебе, ему, ей, себе могут откусить г,уку, ногу, ухо, гог,г,о, нос. Бить по гог,ове, по г,ицу, по печени, по яйцам надо их беспощадно, хотя нашим идеаг,ом явг,яется непг,именение насиг,ия, усиг,ия, бессиг,ия, всесиг,ия и самоудовг,етвог,ения...
В гипсовом бюсте вождя проснулось и радостно пискнуло молодое крысиное поколение.
 
 
3
-   Ну, и где ваша Люська? - устало, но примирительно упрекнула няня Вася, - опять в вечернюю? Во, достаётся девке! Как ейный мужик - то позволяет и это... мандолина выдерживает.
-  Каждому своё, Василиса, - не поднимая голову от бумаг, обосновала старшая сестра Култыгина, - все мы здесь на ответственном посту и любое поручение обязаны выполнять бес-пре-ко-словно. А с тобой вечно проблемы. То тебе не так, и это не этак. Ты, когда расписку давала, сорок лет назад на сорок лет вперёд, о чём думала?
-  Так о чём я, в те года, думать могла? - оживилась няня Вася, - ставка твёрдая - раз, - заложила она большой палец, - посменные - два. Опять же, прогрессивка, премии к праздникам и обед казённый. Жильё с отоплением, с газом да с водой горячей. Сынок Васятка, баламут, - у других, вон, головная боль, а у меня туточки и к делу пристроен. Работа не пыльная, не тяжкая, - привёл, доглядел, увёл. А что в закрытой зоне проживаем, так это... У нас полстраны за забором, - перешла она на шёпот.
-   Понимаешь, а ворчишь. Не осознала всю ответственность порученного нам участка. Не преодолела, до сих пор, частнособственнические инстинкты. Давай-ка, докладывай, что там, в старшей группе? Жалобы есть?
-   Вот ещё! Чё им сделается на всём готовом? По гудку проснулись, подмылись, памперсы сменили, поели, погуляли, телевизор обсудили и снова на боковую. Всем бы так, - живи да радуйся. Корбзона, вон, с концертом привезли. Всё веселей.
-    Ты не поняла, Василиса? Я спрашиваю, жалобы есть?
-   Юрий Владимирович колобродит, вовсе умом изошёл. Подавай ему, видишь ли, порядок в стране. Рейды по баням, кино и парикмахерским требует возобновить, привлечь по статье всю пянь да бездельников. А на водку, значит, цену поднять. Это бы и неплохо, только чё ему осталось в нашем заведении? Долго-то не протянет, ещё год-два да на погост.
«Галаперидол», - отметила старшая сестра Култыгина в графе назначений. 
-   Николай Иванович никак от слёз не отойдёт. Всё по светлому прошлому печалится, сердце рвёт. Народ, говорит, наш советский жалко. Знал бы какой народ, нынче, по ту сторону забора.
-   Причину какую-то называет?
-   Так это... трудовой народ ему жалко.
«Антидепрессант», - записала старшая сестра. 
-   Да вот ещё Амангельды Манда... газа... Тьфу ты! Ну, нерусь этот, рожа-то басурманская... Немедленного отделения требует.
-    Куда это он собрался?
-   Да сам не знает, чё хочет. Бушует, русский, мол, с китайцем, братья навек. А по сему, орёт, требую полного всей Сибири отделения, вплоть до... Да сам не знает, чё хочет.
«Галаперидол (двойная доза)», - добавила старшая сестра Култыгина, - А причём тут китайцы?
-   Я и говорю, - сам не знает, чё хочет. Они же все с придурью, неруси. Но заметь, Капа, за наш счёт, за народный. А за чей ещё?
-    Что у грудничковых? - перевернула страницу старшая сестра.
-   Галдят шибко, пустобрехи. В особенности, Григорий Лексеевич, Анатолий Борисыч, Ирина Мацуовна и чемпион этот... по чучмечной игре. Вот память-то. Да, по шеш-беш. Гаррикимович, во как! Уж так, бывает, сцепятся за эту, прости Господи, свободу предопро... предопре...
-    Может быть, предпринимательства?
-   Во-во! И за демократию... Так сцепятся, - водой не разольёшь и кандалы не разобъёшь!
-   В барокамеру всех, для успокоения, - решила старшая сестра Култыгина, - там не больно-то полаешься. И пока торжественная часть не началась, смахни-ка пыль с Владимира Ильича, - день рождения всё-таки. И кому, как не тебе. Чья заслуга? - улестила пожилой уборщице старшая сестра, товарищ Култыгина, дала душу отвести. Умеет, ведь, мымра старая, когда захочет.
-  Это ж, который год ему? Никак, сороковой? - сходу подхватила няня Вася, основательно устроилась на тёплом подоконнике и тронулась топтаной дорогой памяти, - Ну да, ваккурат моему Васятке семь лет стукнуло. Путёвку на него, двадцатипроцентную, профсоюз выделил в пионерский лагерь «Заветы Ильича».
Семнадцать сорок за смену, это цена? Это смех. По нонешним-то ценам, прикинь, Капа, ребёнку памперсы не укупишь. Да и нету уже в помине, лагеря того. Явреи, говорят, всё на корню скупили, всё Отечество наше... Ладно, как было-то... Недели две, никак, прошло, звонят оттудова в профком, на производство. И сходу давай пугать. Совершил, значит, Василий, сынок мой, хулиганство с политическими последствиями. Повалил в красном уголке лагеря бюст Владимира Ильича Ленина и, как есть, расколол его на части. Срочно прибыть требуют на место преступления для принятия мер. Профорг наш, товарищ Тупин, вызывает на ковёр, и пошло - поехало, давай на меня обвинения выдвигать, - Туда - сюда - обратно, ты какого урода, на нашу голову, вырастила! Мы тебе то, мы тебе сё, и путёвку двадцатипроцентную, а ты нам показатели в соцсоревновании снижать, и ещё пятно на коллектив?! Три дня тебе на уладку вопроса, иначе, поставлю вопрос ребром. Во как прежде-то вопрос ставили, - ребром! А бывало и к стенке, всяко бывало. У коммунистов, у них не забалуешь. И, главное дело, день-то этот уже на исходе, выходит, два всего и остаётся. Мозгами куриными раскинула, как ни крути, всё в деньги упирается. А где они к середине месяца? В уме, где ещё?! Двенадцать рублей с копейками только и нашарила. Нет, думаю, Ленин, он подороже будет. И бегом к мастерице нашей, к Зинаиде, пока смена не кончилась. Так, мол, и так, отслюни, Зин, из кассы взаимопомощи на покрытие расходов. Войди, прошу, в тяжёлое положение, нето, Васятку моего из лагеря выпрут и меня без последствий не оставят. Тринадцатой зарплаты не видать, как своих ушей. Ещё и политическое пришьют. А Зинаида-то, баба битая, - Ты, - говорит, - не мельтеши попусту, ехай на место и выясни всё как следует. Пиши,  давай,  заявление  на  два  дня  с  последующей  отработкой.
Директор, там, кто? Женщина?  Закупи вина,  конфет приличных,
ещё чё придумай,  чтобы человека  к себе расположить.  А завтра,
с утречка, на пригородную, и в лагерь. И все подними подробности. Потому, одно дело,- нос оцарапал случайно, а другое, башку расколол с умыслом. Главное, в бутылку не лезь, кайся. Дело, - говорит, - и так, и этак повернуть можно. У тебя ж в хозяйстве куры есть, если ещё целы. Отвари одну, осыпь зеленью, сделай подношение, не жадничай. Тридцатку из кассы отслюнила, - всё, иди, мне некогда. Не Зинаида бы тогда... О-о-о, дело-то, выясняется, политическое, - няня Вася глубоко вздохнула и широко улыбнулась, потому что знала, потом всё обошлось, а сейчас за окном  была  весна  и  щебетали  всякие  птицы.  Старшая  сестра, товарищ Култыгина, выписывала назначения и никого в упор не слышала, потому что тридцать лет, как знала, - потом всё обошлось и тревожить себя нечего. Сегодня впереди день суетный с обедом праздничным и концертом. А сейчас необходимо было сосредоточиться на плане весенних профилактических прививок.
-  Соединила деньги-то, - вернулась в русло няня Вася, - сорок два рубля, шестьдесят копеек, на всё про всё, набирается. Апосля работы в универсам, сразу, с заднего крыльца. С переднего-то, в конце дня, только водка по талонам,  баранки,  хвосты хека да икра минтая, просроченная.  А с заднего, как раз, соседка моя, Валентина Гавриловна, бутылки принимает. Мы с ней в Кузьминках дом в дом жили. Ну, я к ней безо всякой очереди. Так, мол, и так, выручай, прошу, Валентина Гавриловна. Камвольным сукном отблагодарю от нашего комбината. - Подожди немного, - сдерживает Василиса. Прикрыла она окошко приёмное, а на возмущение сдающей публики трафарет повесила «НЕТ ТАРЫ». В глубину универсама ушла и растворилась. Темнеть уж стало, как свёрток в газете «Известия» вынесла. - С тебя, - шепчет, - девять, семьдесят семь. Потом отдашь, по-соседски. А вы, - объявила, - граждане, не волнуйтеся, у всех приму, у которых бутылка мытая и пробка вынута, а с шампанских фольга соскоблена. Порядок, значит, такой. Я и поблагодарить толком не успела. Бегом за автобусом, да в Кузьминки. В сенях, на радостях, о порог запнулась, чуть свёрток не грохнула. Разворачиваю «Известия», а там, не поверишь,  Капа,  кулёк  конфет  шоколадных  «Стратосфера»  и бутылка вина «Чёрные глаза».
-   Не ври, Василиса, откуда, по тем временам, «Чёрные глаза»?  
-  Не веришь? Вот те крест! И чек, конфеты на 5,45 и вино на 4,32,  итого  9,77!  Такие  люди  тогда  были,  с  заднего  крыльца дефицит  редкий  вынесла,  от  себя,  можно  сказать,  оторвала, и копейки лишней не взяла. А? Ну, и я с неё, за камвольное сукно от нашего комбината, -  ни-ни, ни копеечки. Такие люди были, такие отношения, время было такое. На прилавках-то, универсамовских, только мыши голодные да тараканы дохлые, а на стол людям порядочным было что выставить. Держались люди друг за дружку, - светлела  лицом няня  Вася, своё себе  рассказывала,  не  старшей сестре Култыгиной. Разве та поймёт, вобла сушёная.
-   Назавтра, чуть свет, подхватилась, оделась в скромное из ситчика, как Валентина Гавриловна посоветовала, и на три вокзала подалась. Оттудова, на пригородной, до Красных Кирпичей час с лишним трястись. Духота, жара, - это в июле, - народу набилось, а у меня кулёк в авоське с курой варёной и конфетами «Стратосфера». Не довезу, - переживаю, - стают они на жаре, слипнутся. «Чёрным глазам», чё им сделается в бутылке-то, а конфеты стают и кура задохнется. Вот беда-то. И от Кирпичей через лес, сквозь речку мелкую по камышкам, часа полтора пешком телепаться до «Заветов Ильича». Мне бы только до речки добраться, соображаю, а там остужу подношение. Ладно, так оно и вышло. Не упомню, за страхом, как к воротам лагерным подошла. На одной стороне пионер с горном, из фанеры выпиленный. На другой пионерка с салютом, а за воротами звено дежурное во главе с вожатой,  и  никуда  тебя не пускают. Не воскресный день, не суббота, не родительский, и вообще, - сдерживают, - мёртвый сон и карантин у нас по свинке. Час я с ими билась, кой как, через доктора, на директора попала. Строгая женщина оказалась. Ой, строгая! Лицо  мясное, красное,  глаз  не  видать, почти, рот с усами и заранее всех ненавидит. - Позовите, - велит мужицким басом,- ко мне старшего пионервожатого, завхоза, врача главного и виновника преступления.
Собрала всех в кучу, привела в красный уголок и в лицо Ленину тычет с угрозами, отправить моего Васятку в детскую колонию и со мной разобраться по всей профсоюзной линии. Орёт, потом исходит...
Как было-то. Дождь вчерась цельный день шпарил, вот и удумали ребятишки в футбол гонять в помещении. Ну, удержу-то нет, попали в лоб вождю, он и рухнул с подставки. Другие, дети как дети, разбежались вмиг, а мой несмышлёныш стоит с мячом да плачет. Его и захватили. На него всю беду и свалили. Я гляжу на Ленина, - ну, есть трещина ото лба к уху. Так это, мешочек алебастру принести, развести на воде кашицу и затереть трещину. И всех дел, побелить, только, наново. Ну, и высказала свои соображения. А с директрисой чуть ни припадок. - Покажите ей! - вопит. Развернули мужики вождя, а сзади-то у него полбашки нет. И веришь, Капитолина, снутри-то он полый. Мозгов, в ём, ни древесных, ни гипсовых. Пустой Ильич, наш, как барабан. Звенит,  даже,  ежели  костяшками  в  лоб постучать. Я и не знала... Директриса, тоже мне, ярость выкричала, а чего решать, сама толком не знает, тушуется. И тут меня, то ли страх, то ли кураж, не пойму, за живое взял. - Оставьте нас, - приказываю, - с глазу на глаз. Как отчаялась? Да так и отчаялась, деваться-то некуда. Вышли все, а я, - бац, - презент на стол. «Чёрные глаза» с курой варёной и «Стратосферой» уже в комке. - Вот вам, - говорю, - благодарность моя, заранее. Завтра же, кровь из носу, доставлю вам цельного Ленина. Подскажите мне, только, и где его достать.
Гляжу,  от  поворота  такого,  дама  в  себя  приходит.  От  красна отошла,  бледнеет. -  В канцтоварах,  - объясняет, - ищите, что у Октябрьской площади. Цены там доступные. Вы только меня правильно  поймите, -  как бы  уже  оправдывается, - на мне вся политическая ответственность. А подношение моё, не отказала, приняла.  Вместе  с авоськой  в  шкафчик  укрыла.  Кура  может и задохнулась, но сработало... Не слушаешь меня, Капитолина?
 
Нет, не слушала её старшая сестра Капитолина Култыгина. Свои мысли роились. И сквозила от этих мыслей обыкновенная бабья зависть. Оттого, что сидит перед ней на подоконнике неграмотная нянька и уборщица, смешанной российской национальности, Василиса Безручка. Предпоследний чахлый росток, раскулаченного и сгинувшего в котлованах коммунизма, рода, замысловатым течением жизни, от неё никак не зависящим, занесённая в эту тайную обитель двойников и призраков.
Обыкновенная пожилая, малограмотная мать, властями обобранная, мужиками битая. Ворчливая, но, по исходному счёту, добрая и счастливая. А она, старшая медицинская сестра и председатель местной профсоюзной организации Капитолина Култыгина, отпрыск именитой семьи саратовских земских врачей, на просторах Отечества, опять же, не удержавшейся, добровольно положившая судьбу на алтарь... И по первому призыву партии... от победы к победе, под знамёнами... отказывая себе во всём... мужественно преодолевая... С чем осталась, дура? С кем? У этой недалёкой няни Васи сын при деле, какая ни есть, невестка, внуки. Хоть за забором, да семья. А у тебя, Капа? Личная жизнь, случайными гормональными вливаниями ограниченная, и ранний климакс, породивший возрастной остеопороз. Больше и вспомнить нечего, если не считать сбор членских взносов и план профилактических прививок для этих полудурков...
 
-  ...Пока до Красных Кирпичей обернулась, да на пригородной всю дорогу переживала, да с трёх вокзалов в Кузьминки тянулась, стух закат, ночь на дворе. И остаётся мне, на всё про всё, день да вечер, - вспоминала, тем временем, няня Вася.
 
-  ...Так и сойду в этом зазеркалье под колокольный звон, лягу на погосте рядом с бедолагами - двойниками, от которых лишь имена-отчества остались и даты от рождения до смерти, - навсегда приговорила себя старшая сестра Капитолина Култыгина.
 
-  ...С утра подхватилась, было, на остановку бечь, да за голову, слава Богу, взялась. Как же, думаю, Ленина до «Заветов Ильича» допру? Он же, хоть и полый, но килограммов двадцать тянет, никак не меньше. Его, припоминаю, с головой, раздолбанной, в красном уголке два мужика кой-как ворочали. И прикидываю себе, - ежели на Октябрьской товар найду, да за трёшку частника найму до трёх вокзалов. Там ещё рупь носильщику оставлю и до Кирпичей доберусь, а там? Час пешком и сквозь мелкую речку. Это без Ленина. С вождём-то и за два дня не допру. А на што нам мозги, опять же? В сени сунулась, тряпьё ненужное с коляски детской вытряхнула, от помёта куриного обтёрла, наволочку, стареньку, прихватила, чтобы Ленина с головой прикрыть. Хату запёрла,  через  плечо  на дорогу  трижды  сплюнула,  и  бегом, бегом. А коляска-то, ничего себе, ходкая.  Васятка во младенцах легонький  был,  худой  да  малокровный.  Коляска-то  на  ходу и сохранилась.  Так ли,  иначе,  но  к  открытию  канцтоваров  я  на Октябрьской, - как штык! В магазин вошла, - ие-е-есть! - с молодым азартом хлопнула в ладони няня Вася, - иесть! Все полки уставлены. И цена мне подходящая, - не выше двадцатки. Одна беда, - маломерки сплошные, настольный вариант. Продавщицы молоденькие вместе со мной огорчаются, да помочь моей беде не могут. Старый-то запас к лагерному сезону расхватали, а нового завоза ещё не было. Не было завоза, и весь сказ. В те времена, куда не кинь, кругом не было завоза. Тут сердце у меня захолонуло. Всё, - думаю, - изгонят не за что Васятку из лагеря, и мне нервотрёпку товарищ Тупин организует. И чем она обернётся никто не ответит.  Стою, как дура, с коляской васяткиной и чё делать дальше, растерялась вовсе. Тут, как раз, подгребает ко мне мужчина  с  милицейским  лицом  и  с  допросом, -  это  ты  бюст Ленина спрашивала? -  Я, - признаюсь, - а сама, бочком - бочком, в сторонку.
- А справка у тебя, на то, есть? -  мент гражданский за шкирку меня ухватил и сдерживает. - Какая ещё справка? - интересуюсь. Вида не подаю, но струхнула шибко. - Справка, - объясняет, - от парткома и месткома нужна, на покупку вождей мирового пролетариата. В частные руки вожди не продаются, чтобы не случилось надругательства.  А ежели справки нет, иди отсель, пока в каталажку не загребли. Так-то вот. Выкатилась я на улицу и чё делать? Стою, огорчаюсь... Тут одна молоденькая, чернявенькая, всю жизнь её помнить буду, - Вы вперёд пройдите, - советует, - там, дальше комиссионный магазин произведениями искусства торгует. Уверенности нет, но вдруг... А я, что ж, выхода другого нет, я и потащилась. Нашла тот комиссионный, заглянула, а там, - батюшки - светы! Красоты такой, и чтоб в одном месте, не видала никогда, и не увижу уж боле. Разве только в кино. Так то в кино, а тут в натуре. Обошла я музей этот, кой-чё тайком потрогала. Цены! Стою, глазами хлопаю, а ко мне сбоку гражданин скользкий приклеился, в ухо мокрыми губами брызжет, - Чем мы интересуетемся, дама, что ищем? -  Ленина, - говорю, - ищу, - чтобы он не приставал  и  шёл  себе  мимо.  Ну, как же, ушёл он. - Гранит, мрамор, бронза? - шепчет, - нет проблем. Чую, не по женскому вопросу он ко мне прилип, чё-то знает.  Ну, и выболтала ему беду свою. Всю, как есть...
Хохотал он долго, и всё внаклон как-то. Я, было, плюнула, за коляску взялась, а этот не отстаёт, ржёт, но тянется и, вроде как, с симпатией. Я в молодости-то, ничего себе, справная была, не оторва какая-нибудь, вроде Люськи нашей. И мужики, честно сказать, не обходили. Не от ветру же Васятку родила. Всё было, всё спытала. А что в браке они не прочные, так это, вообще, дело случая... Ну, вот... - слегка передохнула няня Вася.
-  Ладно, Василиса, - это мы уж на углу с ним газводы выпили и именами обменялись, - помогу я тебе по-товарищески и, вовсе, за бесплатно. Прямо с этой остановки, - показал с какой, - доедешь до остановки Мещанская. Спросишь там, у любого, мастерские скульптурные, -  их там каждая собака знает. А в тех мастерских Зураба найди, его вся столица знает. Скажешь, от Семёна Каца, меня вся страна знает. Я бы проводил, но без присмотра искусство мировое оставить не могу, - и ржёт опять. Ушёл на добычу, а я с коляской в троллейбус втиснулась и поехала. Зураба этого, точно, отыскала сразу. Люди добрые направили. Как увидишь, мол, грузина полного с волосатой грудью, он и есть Зураб. В первую дверь сунулась, комната за ней, веришь? С площадь. Среди зверья фигуры человеческие. Сталин во весь рост и в шинели до пят, голова Хрущёва и Ленин на полке, как раз, по грудь. Размеры для  меня  подходящие, но весь медный и с рукой у головы. В помещении, вроде, нет никого, не видно, только вентилятор гудит и музыка «Где же ты, моя Сулико». Но не по-нашему, горно так, по-грузински, однако. Стою посередь искусства скульптуры и маюсь. Время-то, оно против меня тикает. А в зале, чую, живая жизнь происходит, дышит кто-то сипло и кряхтит в углу, за шторками. Набралась наглости, - Есть тут кто? - во весь голос бухнула. А на голос мой, - Ой, мама! - девка голая из-за шторок выскочила и в дверь боковую прошмыгнула.
И вот он, как есть по описанию, Зураб грузинский. И впрямь, толстый и с грудью волосатой. Шары выкатил... Ладно, там ещё долгая история, пока разобрались, кто я, откудова и кто прислал.
- Семён? Какой Семён? Кац? В этой стране, - шутит, - каждый десятый, - Семён и каждый пятый, из них, - Кац.
Кой-как  разобрались.  Слово  за  слово,  да  к столу  пригласил. А девчушка  из  боковой  двери  снова, -  шмыг, - присоединилась, полотенцем прикрывши, на меня губы надувши. Ну, вино с фруктами. Зураб меня словами завлекает и тело, невзначай, щупает, - Хороший материал, - нахваливает, - иди ко мне в натурщицы. Или ему одной мало? А у меня сплошной Ленин в башке, и время тикает.  Ну,  и  вылепила  ему  всю,  как  есть,  правдушку. Даже про «Чёрные глаза» и конфеты «Стратосфера» с тухлой курой. Мне бы, - говорю, - вот такой подходит, как этот медный, только в гипсе и без руки. Ну, и  что  ты думаешь? -  Ееесть! - Авторская копия называется. В гипсе, но с рукой. Рука, - объясняет, - это неотъемлемая часть композиции. «Аппосс...и...ната», как-то так, называется. Как-то так, сложно... Теперь, про деньги. Как назвал Зураб сумму, тут мне и поплохело. -  Что вы, - удивляюсь, - маэстро... Девка ему, - маэстро, маэстро, - ну и я, из уважения. -  Что вы, маэстро,  сто  рублей  за  гипс?  На Октябрьской  площади  за такого же, только чуть поменьше, шестнадцать пятьдесят просят. Войдите, ради Бога, в сознательное положение. Мне без вашей «Апос...инаты» каюк, и Васятке моему детская колония светит.
-    А сколь у тебя есть? - интересуется. 
-   Всё, что есть, отдам, - бац ему на стол сороковник! Два шестьдесят зажала, - а чем за дорогу платить, до Кирпичей Красных и обратно, в Кузьминки? Зураб червонцами моими пошевелил, - Ладно, - говорит, - забирай. Остальное натурой отработаешь, - и веришь, нет, - один червонец назад откинул. За тридцатник ко мне Ленин ушёл. А про натуру я так ничего и не поняла, не досуг было. Девка его только поскушнела.
На том и замолчала няня Вася, вся в мечту ушла, про отработку натурой, в приятных подробностях, вспоминая.
-    Время  к  обеду  подходит,  заканчивай трёп,  Василиса, - старшая сестра Култыгина свернула дела и напомнила, - тебе ещё бюст освежить нужно.
-   В два слова, - заторопилась няня Вася, - в два слова. Это, как мы Ленина в детскую коляску взвалили, и чего я натерпелась, пока до Кирпичей добралась, - то отдельная песня. Народ тогда сердечный был, отзывчивый. Везде помогли, не спросили, даже, что у меня там, под наволочкой. Щас пойди, попроси слепой через дорогу переправить. Любой малец только за деньги, и деньги давай вперёд... Да... И покатила я «Апоси...нату», эту, по лесной дороге, к пионерскому лагерю «Заветы Ильича». Бюст гипсовый, он, конечно, не ребёночек неходячий. Весу в ём, как в троих. Ничего, поскрипывает да везёт коляска, с нержавейки сработанная. Погода рядом лесная, лёгкая, и давай я мыслями вперёд забегать, на улучшение жизни  надеяться. Позабыла, дура, в который раз, -не знаем мы,  что нам за поворотом судьбинушка уготовила. А за поворотом-то чую, мамочки-светы, - красные дни, вот они, - на неделю раньше срока приплыли. Всё задержки пугали, а тут... Напсиховалась, набегалась, натаскалась с вождём, вот и протекла не во время. Да обильно так, вспомнить срам. До речки мелкой кой-как  дошкандыбала,  за  кусты  укрылась  и,  куда  деваться, деваться-то некуда, с Ленина наволочку сдёрнула, на дела свои мокрые изорвала. Навела порядок в танковых войсках, да оголила вождя пролетарского. И такого натерпелась, пока к лагерю подгребла. День-то, суббота, родительский. С беготнёй дневной да с протечкой у речки, вечер подступил, сумерки спустились.
Забелела  голова  гипсовая,  луна  у Ильича  на  лысине  светится. Качу коляску тёмным лесом, а от меня народ шарахается...
-   Хватит врать, Василиса, прошлый раз никаких красных дней не было, - оторвалась от бумаг и дум тяжёлых старшая сестра Култыгина. Поднялась с ревматическим стоном, - Сочиняешь на ходу. Приведи в порядок «Аппоссионату» да к обеду переодеться не забудь, а то так и явишься в халате рваном. Посмотри на себя.
-   И то правда, - вернулась на землю няня Вася, - такого прошлый раз не было. Стара стала, вот и путаюсь в показаниях. Только вон он, никуда не делся, стоит себе промеж фикусов. Доставила с божьей помощью, из коляски-то выпростала - Нате вам вашего Ленина, и не надо мне никакой вашей благодарности! Спасибочки, наелися! - она сползла с подоконника и, без перехода, поставила в тупик, - Слышь, Капитолина, верно ли, во второй блок новеньких завезли? Люська говорит, похожие, как две капли, на Верховного нашего.
-  Тише ты, дура старая! Понятно, откуда ветер, - сходу озлобилась старшая сестра Култыгина, - Не держится у Люськи говно во рту. Болтает много, поплатится, ох, поплатится... Передай, пусть язык за зубами держит, он ей в другом месте пригодится. И ты, много болтать будешь, гляди, вызовут этажом выше, по головке-то не погладят...            
 
 
день Шнурка
 
1
Этажом выше, в кабинет с табличками «Экспериментальная», «Без вызова не входить», без вызова входили двое в белых халатах, и с порога начинали повседневную утреннюю разминку.
-   Что вы на это скажете, коллега? -  хлопая тыльной стороной ладони по мягко предостерегающей улыбке Шнуркова, с напором вопрошал сухощавый, ровно укрытый короткой военно-по-левой сединой, доктор. Внешне, столбовой русак (хотя, кто и за кого сегодня поручиться может?). Длинное, худощавое бескровное лицо, мощный крылатый нос, серо-голубой с прищуром, всех подозревающий, взгляд. Основательный мужской рост, широкая сильная грудь, плечи назад. Пружинистая, запомнившая хромовые сапоги, походка. Тщательно выглаженный халат, выдающий педанта и, того ещё, патриота. Нервный, слегка простуженный, баритон. Ничего лишнего, кроме выставленной вперёд газеты «Новый Отечественный Порядок», готовой вот-вот скомкаться и пасть в мусорное ведро. Он, что называется, владел внешностью. Таких тайно и безутешно любят младшие медсёстры, небезнадежно желает средний медицинский персонал, трепетно боятся пациенты, но тихо ненавидят санитарки, кочегары, уборщицы и сантехники.
-   Ну-ну, опять вести с фронтов? Очередная уступка дружественной Монголии? Добровольная сдача заброшенных островов, выгоревших лесов и неосушенных болот? Ничему не удивлюсь, коллега, - с плохо скрытой иронией ответствовал, явно по недоразумению сотворённый, нелепо скроенный, лоснящийся розовой лысиной, приземистый потный господин в распахнутом, на увесистом тараканьем брюшке, мятом халате. Неухоженная пегая бородка и ленивые сиреневые очи выдавали внутреннее спокойствие, вызревшее равнодушие и, освоенную заслуженными предками, ассимиляцию. Тоже доктор, но из тех, из этих... В некотором смысле либерал, и кудрявая с проседью бахрома в прорези незастёгнутой рубашки, на ушах и в ноздрях, тому подтверждение. Их не любят женщины, в том числе жёны и краткосрочные, лишь  по  крайней  необходимости  дальнейшего  продвижения, партнёрши. За упорный отказ от соавторства их ненавидит высокая администрация. Их едва терпят пациенты, и никто не ценит кроме санитарок, кочегаров, уборщиц и сантехников.
Этим близок его весёлый нрав, набор анекдотов и свободный доступ к медицинскому спирту.
-   Не читайте газет, дорогой мой, - продолжал потный либерал, - это не я сказал. Ничего не изменилось в нашей стране со времён Михаила Афанасьевича, - он открыл створки окна, прислушался к отогревающим голосам утра и сыграл на противоречии, - При том, чем мы здесь занимаемся, чему-то удивляться или чем-то возмущаться... Извините, профессор, по меньшей мере, странно.
-  А чем же,  по-вашему, мы здесь занимаемся? - насторожился бравый профессор. Его, мастерски подогнанные, челюсти работали с чёткостью механического пресса, - права нашей епархии, коллега, строго ограниченны. Они исключают вмешательство в глобальные процессы. Тем более, - он поискал слова на потолке, -  Ну, вы меня понимаете... Должны понимать.
-   Опыты,  исключительно  опыты, -  мгновенно отреагировал оппонент, истекая ядом сарказма, - крысы, кролики, приматы, изменение врождённой программы поведения, контроль и направление инстинктов. Не более того. Не-бо-лее.
-   Вы находите возможным ёрничать, коллега, в то время, когда на карту ставится судьба страны? - хороший рост военно-поле-вого доктора набрал недостающее, плечи развернулись до основания, простуженный баритон обрёл силу подсвистывающего баса, - Почитайте-ка, что предлагает этот, с позволения сказать, придворный политтехнолог, - «Будущее нашего Отечества лежит в пространстве суверенных, национально ориентируемых и социально направленных демократических ценностей...» Каково? - он ещё раз приложился по щекам мягко улыбающегося Шнуркова. Бумажное тело газеты безвольно хрустнуло, предвидя близкую гибель.
-   А что вас, собственно, не устраивает? Расслабьтесь, шеф, рассмотрим предлагаемую тезу спокойно, без эмоций, - пухлый доктор с трудом втиснулся в инвалидную коляску, жестом пригласил коллегу в соседнюю, сияя неподдельным детским счастьем, прокатился по кругу, вернулся к исходной точке и продолжил, - При всём уважении к вам и вашим оценкам, профессор, приходится констатировать, что вы так и не научились читать между строк. Полноте,  батенька,  нам  предлагается  очередная  политическая абракадабра, не более. Даже не нам, - им, - его весёлый мясистый пальчик указал в окно, за обновляющиеся кроны лип, за лес, за горизонт, за границу. Дальше, дальше, через моря и океаны, в урбанистические джунгли другой цивилизации. - Посмотрите, как ловко всё согнано под крышу демократических ценностей. Сунься к нам с общепринятыми, - накось, выкуси, - они у нас особые. Суверенные и, как там? Национально ориентированные, социально направленные? Иными словами, во главе и под руководством этих новоявленных, снова всё отнять и поделить. Далеко пойдут Шнурков и компания путём Шарикова, попомните.
-   Если  Комитет  не  остановит.  И не в нём, одном, дело. Вы посмотрите внимательно на того, кто... - профессор снова доверил потолку, - Стыдно, когда страной с такой историей и с такими просторами по бумажкам Шнуркова правит оловянный сексот с оловянными глазками и ему подобные. Вдвойне стыдно, что это мы их туда подсадили. Мы с вами. Мы подсадили, а они, пожалуйте, - всё, всё, всё  на  распродажу, -  пролетарская  революция, героические годы пятилеток, победа над фашизмом. А кому помешали бесплатные медицина и образование, социалистический принцип распределения?  
Бравый профессор сник, направил коляску к окну, за которым ничего кроме знакомых деревьев не увидел. За деревьями он не увидел леса, горизонта, границ, морей и океанов, урбанистических джунглей противостоящей цивилизации. Сухая слеза внутреннего протеста предательски хрюкнула в его мощной носоглотке.
-   А что, собственно, продано? Построенный в боях социализм? - спущенный с поводка сарказм толстяка сметает всё, - Будет вам, коллега. Объясните мне, чего такого ценного можно построить в боях? Блиндажи, землянки, траншеи, лагеря, времянки? Тут мы поднаторели. Вся страна, до сих пор, в лагерях и бараках. А декларировать что угодно можно. Чем не пример, - «Достигнутый, в расстрелах, коммунизм»? Все вожди двадцатого века, почему-то, именно туда вели, и именно такими методами. Смею вас уверить, они и сейчас от них не отказались. От тех методов. Почитайте внимательно вашего любимого Прохрамова, этого мрачного отечественника, сурового империалиста, завтрашнего хроника. Старые песни на всю Ивановскую, - Самодержавие, Православие, Народность, в новой обработке. Единая - Неделимая - Духовная, Ленин - Сталин, атакующий класс, сознательная интеллигенция, возрождённое Православие. Никому ни пяди. И немедленное выдворение из Столицы лиц сомнительной национальности. За что  боролись, на то и... повелись.
-   И что вас не устраивает?
-   Да Бог с вами, профессор, лично меня, в пределах этих стен и компетенции, устраивает всё. Замечу, лишь, что ваш атакующий класс проквасился палёной водкой, навсегда залёг в хрущёбах и повсеместно заменён нелегалами тех самых национальностей. Его молодая поросль, сбившись в стаи, гоняет иноверцев и орёт «Зиг хайль!», но, при том, умело косит от армии. Единая - неделимая - духовная давно распилась, на троих. Иерархи Православия возводят храмы на деньги воров в законе и целуются с ними у алтаря. А сознательная интеллигенция, пылая квасным патриотизмом и рассыпаясь в благодарностях, письма подмётные подписывает, сочинённые Шнурковым и компанией, да в очереди за орденами и превилегиями толкается. Приомните тех смелых мальчиков из «Свежего взгляда». И где они нынче? Продувные продюсеры, освежённых Шнурковым, идей и первые в той же очереди. Цели, при всём, при том, какие угодно. Большой выбор в направлении лизнуть, великодушно извините, жопу. А смельчаки, так непосредственно в задний проход. Вот и пишут на бумажных скрижалях, - демократия? Да, ради Бога, пожалуйста вам, демократия. Исключительно для вдохновителей и организаторов всех наших побед и денежных мешков, подкидывающих им на строительство и содержание дворцов вдоль Мультидолларового шоссе. Национальные интересы? С милой душой, вплоть до махрового национализма, а там и до... подумать страшно. Суверенитет? - вот это всенепременно, вплоть до закрытия границ, запрета инвалюты и возрождения воздушной учебной тревоги. Православие? - а что ещё,  после  побития  камнями,  пожаров  в  Марьиной Роще и погромов на еврейских кладбищах? Пока, на кладбищах. Пока...
-   Ага, побаиваетесь! Значит прав, прав, всё-таки, Прохрамов!
-   Да никто не спорит, - неожиданно  согласился  либерал, - мне,
если хотите, может быть, тоже по душе прежний размах и порядок. Только, где они? Где? Смыло давно и унесло в канализацию. Лишь гнилой душок витает.
-   Не так далеко, как вам кажется. Не так... Ох, доберись я до кормила, предпочёл бы... Ввёл бы жёсткие, жестокие меры, - мощный кулак полковника от медицины не оставлял сомнений, - вплоть до... Чем преступно торговать территориями и основополагающими принципами. Во имя чего, спрашивается?
-   Во имя мира и благоденствия, профессор.
-  Во имя мира с кем?! Вы взгляните на список. Ладно, Китай в мировые лидеры прёт, перенаселение, границы тесноваты. Понять можно. Но и устоять, пока что. А за Китаем, кто? Япония, Прибалтика, Закавказье, финны, и хохлы туда же. Карлики, злобные карлики... Сосут, за бесценок, нефтяную и газовую кровь Отечества. Мало им, ещё и территории оттяпать норовят...
-   Судьба всех империй, профессор, как ни печально, - инвалидная коляска либерала не останавливалась, стрекоча спицами, каруселила по кругу, - есть неизбежный исторический процесс.
Взгляните на карту современной Европы, вспомните завоевания эллинов, римлян, англосаксов, шведов, германцев, испанцев. Никто не избежал имперских соблазнов. Все за мировое господство рубились, гроб Праведника поделить не могли. Все пустили и хлебнули крови. Ничего, успокоились, живут себе, припеваючи. В чистых, тихих городах, в отдельно взятых, но приобщённых в экономические союзы, странах. Уступающих, между прочим, по площади, нашим бестолковым субъектам Отечества, куда дорог нет путёвых. Гордятся историей славных побед, но не забывают, между прочим, поражений. Навоевались всласть, успокоились, объединяются, торгуют, легализуют потихоньку проституцию, а там глядишь, и однополые браки. С одобрения заголубевшего Святого Престола. Живут в удовольствие, и никто не бредит идеей реванша.
-   Реванш, коллега, движущая сила нации на пути к возрождению и прогрессу. За примерами далеко ходить не надо.
-   Вот, именно это мы помним. Никто не забыт, ничто не забыто, особенно прогресс в технологиях Холокоста, - розовый  доктор,  кряхтя,  покинул  объятия  инвалидной  коляски  и потряс полами своего халата.
- Всё выбрасываю белый флаг, профессор, предлагаю временное перемирие. Вы близко к сердцу принимаете ничего не значащий газетный бред, а от этого густеет желчь и страдает печень. И давление, батенька, берегите давление!  Читайте  ниже,  да-да,  ниже,  вот  здесь, - «Вчера  в  южной резиденции Верховного Правителя Отечества «Бурчалова Щель» благополучно разрешилась от бремени сука Броня. Три славных кобелька получили  имена:  Семён  Михайлович,  Василий Иванович и Клемент Ефремович. Щенята выглядят здоровыми и принимают подкормку витаминами».
Вот что должно волновать страну. Тем более, что от нас с вами, смею вас уверить, ничего не зависит. Глобальные исторические процессы, слава Богу, не подвластны ни нам, ни Верховному, ни Шнурковым иже с ними. На то есть Комитет... И воля Божья.
Газета, наконец, скомкалась, совершила короткий воздушный кульбит, и очередная плодотворная идея первого зама по Вертикали накрылась крышкой мусорного ведра.  
-   Не верно. Не верю, -  стал  в позу патриот, - Есть кое-какой ресурс в наших руках. И при благоприятных обстоятельствах...
-   Опомнитесь! Какой ресурс? Боже упаси вас от опрометчивых решений. Давайте-ка ближе к реальностям дня, профессор, к нашим неразумным барашкам, - остановил ритуал розовый доктор. -  Когда-нибудь,- осторожно предвкусил он, - этот дёрганый  пат-риот договорится. Припаяют нелояльность властям или, похлеще, - тайный заговор. И придётся писать телегу. Не писать, так подписывать.
-   Согласен, коллега, к делу. Подведём промежуточный итог, тем более, что до финиша, боюсь оказаться правым, рукой подать. Пробегите коротко по основным вехам, отбросив всё лишнее, мало существенное. Дайте краткие психологические характеристики. И выводы, коллега, ваши выводы, - прозвучало строго, как команда. Чувствовалось, что венно-полевой доктор, в этой связке, опирается на более высокое положение в табели о рангах.
 
 
2
-   Суммируем, профессор, - с деловитой подначкой приступил толстячок, кашлянув в кулак остатками яда, - Персона первая, - Брохлович Денис Борисович. Поступил в стационар «Крепость» в октябре 1999 года, родился 22 апреля 1950 года. Заметьте, коллега, у них сегодня день рождения. И оцените, каково совпадение. Национальность... понятно, родители... известно, осуждены по делу врачей-отравителей, оба по приговору суда... в 1952-м году... Для нас, это не существенно... С 1952 по 1955 - воспитанник детского дома ДВН Запсиба. После расформирования переведён в ремесленное  училище  для  сирот  подобного  толка,  в  городе Каинск. Закончил, там же, переведён учеником столяра, столяр 3 разряда... везде характеризуется положительно... с испытательным сроком, в комсомол... участник всего... спорт. С 1968 года печатается в «Юности», в 1971 - переезд в Столицу, с 1973 - член Союза Писателей, секретарь молодёжной секции, автор нескольких десятков произведений прозы... Здесь не существенно... Не был... не судим... не замечен ... не женат. В 1998-м - неожиданный переезд в Израиль на ПМЖ. Числились за ним кое-какие финансовые махинации, но официально дело не возбуждено. О существовании брата, исходя из вышеизложенного, не подозревает. Слишком рано разведены были по разным «садикам», в духе того времени. Это всё.
Розовый доктор слегка притормозил, ожидая реплики. Таковой не последовало. Профессор ещё находился в тональности спора и мысленно протестовал.      
-  И персона два, - Брехлович Александр Борисович, - растянул кошачью улыбку толстый доктор, предвидя забавные развороты биографии, - национальность, естественно. По всем показателям, однояйцовый брат - близнец предыдущего, с теми же предпосылками, в 1953 году направлен в детский дом ДВН Дальлага. После расформирования в 1957-м отправлен, в группе, на обучение ФЗУ, в закрытую базу флота, рабочий посёлок Авелин на дальневосточном побережье. С 1964 года работал судоплотником на Авелинском судоремонтном заводе - в/ч 1527, ученик, затем, второй разряд... Ничем не выделялся. Наконец, 1968-й год, - первый привод в КПЗ. Мелкая кража без судебных последствий. Ещё несколько подобных приводов. В 1975 - первый срок, мошенничество в группе. Три года общего режима. Освобождён по УДО в 1977-м. С 1978 года проживает в Столице. Прописка по фиктивному браку, такая же трудовая деятельность. Замечен был и прослеживался в авторитетных криминальных кругах. Опытный картёжный шулер, катала. Кличка - Брехло. О существовании брата, также, ничего не знает.
-    Разница фамилий?
-   Брохолвич - Брехлович? Проверено, - обычное головотяпство какой-нибудь канцелярской крысы в том торопливом времени. Весьма, кстати, удачное, - не находите? Да, может быть, и умысел, сейчас не проследишь.
-    К делу это не относится. Дальше...
-   Состояние анабиоза оба прошли идеально. Уснули - проснулись. Представление о времени, - весна 2000 года. Цель помещения и автономное содержание обоих тревожит, но явных признаков подавленности не обнаруживается. Адаптацию прошли легко и быстро. Аберрации не подвержены. Степенью вменяемости разнятся незначительно, общие тенденции положительные. От занятий не уклоняются, но и рвения не проявляют. Я, кстати, тоже поостерёгся бы... - он оторвался от тезисов, но оппонент не выразил желания развернуть тему, был поглощён собой. - Оба с разной степенью активности пошли на физическое сближение с подсадной уткой конторы... с Людмилой, нашей, Тимофеевной... Чем она берёт? - весело отвлёкся доктор, - Ни кожи, ни рожи...
-   Тем, чего нет у других. Темпераментом, коллега, - вернулся в русло полковник от медицины.
-   Да? Ну, вам  виднее. Оба, в этом  плане,  функционируют,  для своего возраста, вполне достойно. Каких-либо отклонений от нормы не замечено, кроме редких следов автаркии.
-   Это пусть другое ведомство волнует.
-   Ну почему же... Тема вполне наша, с нас и спрос.
-   Закругляйте, коллега.
-  Итожу. Обобщая весь цикл подготовки и наблюдений, функционально к замене готовы оба. Медицинских потивопокзаний нет. Физические нагрузки, для своего возраста, переносят удовлетворительно. Оба, имея в виду цель использования, достаточно выносливы, спортивны и психологически устойчивы. Внешние различия между собой и с намеченной персоной, практически, отсутствуют. У Александра  блатная наколка на левом плече, три карты пробитые стрелой, легко устранима. Или сохранена, как знак различия. Профессиональный жаргон, на сегодняшний день, активно вытесняется. Отсутствие каиновой печати тоже не проблема. Два часа работы нашему пластику. Пока, это всё.
-   Вывод, коллега, вывод. Что докладываем Комитету? Кого, из этих двух, на замену?
-   Судя по сообщениям прессы, основной субъект укрыт на отдых и психологическое восстановление в резиденции Бурчалова Щель? Причины ясны, ответственность не по плечу, возрастная усталость, неадекватен, неуправляем на фоне общей депрессии. Необходима замена. Цель нам поставлена. У нас, как я понимаю, месяц - два, до следующих международных контактов? Прекрасно, есть шанс стрельнуть в нужного зайца. Вот что я предлагаю, профессор, - вспыхнули азартом сиреневые глазки доктора, - ещё один психологический тест. Срываем завесу, сводим наших подопытных лицом к лицу.
-   Вы с ума сошли!
-  Поверьте, профессор, это единственно верный, исключающий ошибку, ход, оставляющий нам гарантии на будущее. 
-   Продлите мысль.
-   Мысль не моя, - на авторство папаши Зигмунда не претендую. Переход от принципа наслаждения и неизвестности к принципу реальности. Повторяю, мысль не моя...
-   Мало ли чья? Ближе к теме, коллега. Изложите метод, подход, последовательность действий.
-  Сводим вместе в один номер под аудионаблюдение. Ненавязчиво приоткрываем им карты. Оба не дураки, быстро поймут, что один идёт на самый верх, другой до конца здесь, но с призрачной надеждой на реванш. Заложим раздор, посеем панику, тогда и заговорят во всю силу врождённые программы поведения, выявят лидера. Тот самый, безошибочный естественный отбор. И мы, на крайний случай, застрахованы. Для этого недели хватит, ну, две. А у нас, в худшем случае, месяц.
-   Не спешите радоваться, коллега. Идея, как мне представляется, стоящая, и в научном плане кое-какие перспективы просматриваются. Но, неужели не понятно, Комитет не согласует.
-  Согласует, если приведём весомые аргументы. Впрочем, и с докладом спешить не стоит. Кому, спрашивается, интересен весь процесс? Кого, из этих, волнуют наши методы или подробности выбранных процедур? Им подавай результат, а результат в данном случае, предсказуем и совершенно беспроигрышен. Уверяю вас.
-   Минутку, коллега, а как, мы сами, друг от друга их отличать будем? Вы подумайте, сходство абсолютное. Ну, как им в голову придёт нас дурачить.
-   Исключено. Вы забыли, у Александра на левом плече тюремная метка, наколка. «Тату» по-нынешнему. Представте, профессор, деваться этим подопытным кроликам некуда. Внешнее наблюдение, прослушка. Они, как я полагаю, уже в курсе. Неделя, другая, кто-то из них сломается, сорвётся или скиснет. Тогда слабака, - в анабиоз, на подстраховку. Сильного, - за ушко, да на солнышко, на самый верх.
-    Анабиоз, повторно? Организм может не выдержать.
-   Тогда, в общую группу? Тоже, знаете ли... И потом, там уже есть один Верховный, правда, давно в утиль списанный. Стареют раньше срока в неволе.
-   Пожалели? Странный у вас подход, коллега, правая рука не ведает, что творит левая. Удивляться, впрочем, нечему. Общее место для всех либералов. Есть ещё одно обстоятельство, - агент Людмила, наша, Тимофеевна. Что с ней?
-   Ну, что ж, как говорится, и это либидо в строку. Любопытный, доложу вам, складывается экспериментик, - масленая улыбка растеклась по розовым щекам толстяка, - я бы сказал, любопытнейший. Жаль, не дошли руки, нет видеонаблюдения. Не хватило, видите ли, финансирования. Не ждали подобного, и лишили нас законного удовольствия. Отметте себе на будущее, шеф.    
-  Ну что ж, звучит убедительно. Но учтите, коллега, сам метод... Да, на метод я закрываю глаза. Принимайте всё под вашу персональную ответственность. И учтите, спрос будет строгим.
-  Благодарю,  профессор.  Особенно,  за  спрос  и  персональную ответственность, - не удержался розовый доктор, - Заметили, как легко достичь компромисса, когда, казалось бы, непримиримые стороны испытывают божественное предчувствие получить коленом под зад? Вынужден отметить, попутно, что пользуем мы дедовские методы. Именно, - дедовские. Вся мировая закулиса давно перешла на клонирование. Мы же, как всегда, плетёмся в хвосте научно-технического прогресса. Можно сказать, роемся в эксперементальных отбросах на свалке уходящих цивилизаций.
-   Давайте, коллега, не будем касаться общих мест.
-   Не будем, не будем, - быстро согласился толстый.
-   Как предлагаете ввести в курс подопытных?
-   Элементарно, профессор, - селим их вместе, ставим телевизор, подключаем Основной канал, стелим правительственные газеты. Даём точное определение во времени и, тем самым, намекаем на цель, разжигая взаимную подозрительность.
-    Когда начнём?
-   Больше тянуть не будем, время в обрез, - сегодня же. Пусть поздравят друг друга с днём рождения. Возникнут непонятки да разборки, вот тут и проверим реакцию, прослушка доложит.
На том и порешили.
 
 
день Брехло
 
1
-   Так, Санёк, порцион принял, благодарность, с прямым намёком под коленкой, хохлушке - подавальщице вы­разил, и ответной реакции не то чтобы не ощутил. Обещала быть попозже, - сюр-призом. Теперь с подоспевшей расслабухой, развалясь в кресле, перевари завтрак лёг­кий с компотом черносливовым, папироску  засмоли и раскинь мозгами на все стороны. Подведи итоги дней, в этой странной конторе истекающих.
-   Фактор времени, к примеру, возьмём, - сквозь медо­вый дымок «Герциговины Флор» не спешил Александр Борисович Брехлович, хлебный мякиш по столу катая. - Вон за окном, гляди-ка, уже зелёный прокурор в тенистых ложбинах последний снег съедает, малая речка вскрылась, хрупкий ледок унесла. Получается, где-то полгода в предвориловке. Хотелось бы точнее, но в календаре настольном только месяц указан, - апрель, число - 22, восход и заход солнца. А год, какой, не сообщает никто, даже Люсьена разлюбезная, хотя могла бы, исходя из отношений, тесно завязанных. Не могу, мол, и правов таких не имею. Для меня приказ строгий, а для вас, уважаемый Александр Борисович, крепко-накрепко, государственная тайна. Может быть, даже, военная. Нам, ведь, про то, не докладывают, - от нас докладов требуют.
Это первое, но не главное.
Содержание, считай, вольное в пределах границ заведения. Не казённый дом, не тюряга. Вот только курортом или домом отдыха назвать, язык не поворачивается. Сквозануть на волю, дохлый номер, кругом дубаки понатыканы. Золотая клетка, - номерочек отдельный, лучшие годы на берегах лазурных возвращающий.
Две  просторных  комнаты  с  мебелью  дубовой,  нет, не  новой,  но основательной. Клопами в нос не шибает, и бельё раз в неделю, белоснежное. А полотенце, ваще, раз в день. Одежёнка, хотя и казённая, только с ЗК никакого сравнения. Всё пристойно. Бар с подсветкой успокоительной, пивко в баре холодеет, закуска к пивку лёгкая, воды шипучие, фрукт разнообразный. Это, заметь, при четырёхразовом питании. Цветы в вазонах, пейзажи левитановские в резном багете. Ванна с причиндалами, - бултыхайся в пахучей пене, отмывай пороки прошлого. Прасковья Фёдоровна белым-бела, освежителем Fa овеяна, фаянсом вычурным да никелем сияет. Увлечения выяснили, и вот тебе, гитара семиструнная. И не той задрищенской фанерной фабрики, не шути, - «Кремона» настоящая. Перебирай, Санёк, струны молодости, тренеруй свои пальчики-мальчики, скорее всего, ещё сгодятся. Даже образа не забыли. Морщатся из красного угла высокие лбы святых пророков. Тоскуют из тёмного прошлого по светлому будущему глаза в мешках. И такое впечатление от этого, что все они были, в тех годах, увлечённо пьющие, - мешки да складки выдают. Но не факт. История религии, про то, аккуратно умалчивает.
И правильно, - святое, оно непорочное.
Окна, опять же, решётками не схвачены.  Вид,  по  одну  сторону,  на речку тихоходную и дали лесные, к горизонту убегающие. По другую, - приход пятиглавый с колоколенкой лёгкий звон тебе посылает, ненавязчивый. Воздух чист, полон гомона птичьего. И от всего этого, умирать, сейчас, никак не хочется.
Отношение персонала предупредительное. Вертухаи молчаливо вежливы и глаза особо не мозолят. Подавальщица к побегам рук снисходительна, по пальцам уже не щёлкает. Намёки, по поводу, приняла благожелательно, и в основном не отказала, как за живое место аккуратно тронул. Кругами вокруг не ходил, телодвижений и умственных усилий даром не растрачивал. Потом уж познакомились поближе, Саша, - Мила. Людмила Тимофеевна, милая, выходит, людям с хорошими манерами и привычными, к ней, наклонностями. И дальше всё пошло по нарастающей. Любезности всякие, соприкосновения возбуждающие, позы изобретательные, и гигиеническое обеспечение не забыто. Семейными новостями делится, детей боготворит, на мужа, как водится, тень наводит, а свекровь удушила бы вовсе. Старшую медсестру Култыгину так боится, так ненавидит, - всю душу рвёт.
Биография, по нынешней жизни, обыкновенная. Из давальщиц, - в подавальщицы. Всю сознательную жизнь, начиная с подростковой, бессознательной, - охотно поделилась прошлым опытом, - в сфере обслуживания клиентов. Поначалу, на транспорте. Работа  была сдельная, в километрах по шоссе. Как в смысле заработка?  Не жаловалась. Имели место, изредка, откакзы платежей, да пару раз на ходу выбрасывали. Так это, что поделаешь, работа такая, без страхового полиса. Зато, при удачном раскладе, на двадцати  километрах сотню баксов снимала, от Столицы, туда и обратно, или по Золотой Околице. Главное, там, изобретательная организация труда, личное обаяние, высокая культура обслуживания и профессиональный подход к каждому клиенту. Ну, и средства защиты от неожиданностей. Оттуда сюда и взяли. Это потом уж, семья, дети, почасовая работа, принудиловка.
Из себя, как сказать? - худовата, конопата. На тонкой кости, ещё бы мясу нарасти. Да в стеснённых условиях безбабья и такая, как подарочек. Сойдёт для сельской местности. Не с Дуняшкой же Кулаковой тесную связь осуществлять, если живые варианты на каждый день имеются.
Доктора  к  общему  состоянию  здоровья  строги и внимательны. Однако, вежливы, ненавязчивы и, в целом, с одобрением. Лишние вопросы, как и протокольные, давно заданы и на детекторе лжи перепроверены. Так и скрывать-то особо нечего.
Что заразу эту, под «Герцеговину Флор» подделанную, вместо курева настоящего подсунули, понять можно. Дурные привычки фальшивками искореняют. А чем ещё, если вдуматься? Всё как в жизни. Кому - грин, кому - хрен, кому - ваучер. Так что, картина живописи, на фоне заслуженного прошлого, в общем и целом, привлекателная, и вселяет оптимизм на условно - досрочное освобождение.
Однако, приводят в недоумение отдельные шероховатости.
Прогулки, допустим, вольные, но под присмотром пристальным, временем  да  зоной  отдыха  отмеренные.  Физические  нагрузки однообразные, жирок лишний изгоняющие, на свободе затянувшейся нагулянный. Бейся до победы с грушей бессловесной или с  мешком  кожаным,  набитым  опилками,  под  сонным приглядом инструктора спортивного. Или перебирай ногами бесцельно по ленте резиновой за убегающим призраком долголетия, или плыви за ним в голубом бассейне. Это, ладушки, это ещё понять можно. На зоне, там тоже к физической форме с одобрением.
А вот зачем тебе, Санёк, боксёрскую походку, с одной маховой и вразвалочку, полгода ставят? Мимику лица под кого-то неизвестного подгоняют, интонацию голоса меняют, - это большой вопрос и пока что, увы, неразрешимый. Или по десять раз кряду повторять, - «Интенсифицировать процесс экзистенциональных преференций».
Нет, ты вслушайся, ты понял что-нибудь? Петушиная феня, не иначе. Или, - «В этой связи, хотелось бы особо подчеркнуть...» Или, - «Мы  знаем, что  за  последний  год  товарооборот  между нашими дружественными странами увеличился на двадцать пять миллиардов долларов...» Скоко - скоко?! Талдычишь ежедневно эту музыку, а сам прикидываешь, - мне бы от вашего товарооборота толику малую, для разгона. Раскатал бы прибыль от лохов на просторах Отечества, в поездах курьерских. Хуже того только гимн перелицованный зубрить, а также стихи и песни отечественных композиторов. Окрутят проводами, облепят датчиками, и ну, предостережения подсказывать, - «Родина слышит, родина знает...». Ещё бы, не слышит, родина сквозного слуха и стука. А так хочется отправить всё это, да по фенечке, да по фенечке. Но нельзя, не тому учат, и не теми, блин, выражениями.
-   Вот и думай, Санёк, кумекай, за какой надобностью тебя, на сей раз,  живой  свободы  лишили,  в  этой  Крепости  запёрли,  от телевидения, радио и газет отрезали. От болезней берегут, бегом за призраком и боем с тенью тренируют. Испытаниям, как собаку Павлова, подвергают. Может быть, слюну высокого патриотизма на условный рефлекс проверяют? Так как предъявить ничего не предъявляют, вольностями с законом не козыряют, следствие, суд и статью родную, сто сорок седьмую, не поминают, дыбу с плахой не сулят.  
А теперь, без шуток, если на истинный смысл происходящего со всех сторон взглянуть, - в  твоём  возрасте,  Санёк,  да  при  делах твоих, удалых, по всему судя, не забытых, и такое обхождение с сопровождением, - не к добру. Чуешь?  Не к добру всё это. Давай
приляг, отдохни и задумайся.
 
 
2
-  Но один просвет во тьме наметился, - напомнил себе Брехло. Полковник в штатском (да полковник ли, на лбу-то не написано), интерес к профессиональной деятельности на упущенной свободе проявил. Знаю, - говорит, - как статья твоя, сто сорок седьмая, на текст приговора ложится. Мошенничество, выходит, в особо крупных на доверии. Изъятие наличных сумм у честных граждан посредством карточной игры на щуп, либо развода в шулерской компании. Ловкость рук для отъёма средств у лохастых. Знаем мы ваших. Хорошо знаем.
И, почти без перехода, мягко стелет, - Давай, объяснись по этому поводу без протокола и суровых последствий. Так, мало того,- обещает, - получишь послабление, в границах возможного.
-  Что же, - Брехло шлангом прикинулся, - да я с милой душой бы, господин-товарищ полковник. И в этом направлении, всегда пожалуйста, в пределах наших знаний и умений.
Понимаем так, коготок увяз, всей  птичке  пропасть.  А теперь  не  теряй головы, Санёк. Сазан наживочку почуял, сам на крючок  плывёт. Но, тут уж, не спеши, выдавай фараону комплексный набор примочек по крупице, по зёрнышку, не торопясь, без суеты. Втихаря прикармливай да присматривай. Кто знает, как всё это обернётся и чем вернётся впоследствии. Не за просто так он тебя к пеньку подталкивает. Думай, Санёк, не спеши, думай.
Ну, и начали с прикормки, с игры на заминку малыми дозами. Проснулись сонные глаза полковничка, всполыхнули алчно, затряслись щёки бульдожьи в предвкушении, заструились потом загривок и лысина. Развернулись кулаки пудовые, персты нетерпеливые выпростали. На губах жирных слюна грядущей сладости осветилась. Жаден начальничек, ох как жаден. И это, как раз то, что нам надо. То, что надо.
-  И вводить тебя будем неторопливо, с оглядкой, по-мелкому. Потому как спешить нам с тобой, фараон пухлый, отсюда некуда. Условия содержания и вольный распорядок заведения позволяют, для начала дать пропуля, подыграть, поглядеть, чем дышишь. Главное, - зацепило, и зацепило тебя крепко, лёг на мои веники. Вот тут и приоткрылось, - арапа гонишь, начальничек, битый ты, накрученный, а передо мной девчонку-фигуристочку строишь да под барашка косишь. А ху-ху не хо-хо?
-  Вывод, Санёк, делай вывод. На мастака ты попал,  на  жучару  меченую. Только он баклажана из себя корчит, пролетарием при-кидывается. А сам-то, мастак. По рукам видно, - мастак. По тому, как колоду двумя мальчиками - пальчиками прихватывает, да три в запасе держит, да как ловко ахтари бунтит, глазета аккуратно запускает. На стоящие приёмы, пока что, не идёт, понт наводит, пасёт партнёра,  но  видно, -  битый.  Может,  к  настоящей  рубке готовится, бороду вешает? Хорошо бы. Там его и скрутим. Так  что,  читай полковничек, мои примочки наивные, срубай арсенал, готовься. Ждём-с...
 
3
-   Собирайтесь, Александр Борисович, прогулка, - нарушил его мысли вертухай вежливый, бочком в помещение проникнув, - вас что-нибудь беспокоит?
-   Ничего, кроме бесправного положения женщин в мусульманских странах, и бешенства, от скуки, крупного рогатого скота в близкой нам, далёкой Великобритании, - зарядил Санёк дискуссию.  Любимый  жанр, - лапша  на  уши, -  И  не  плохо было бы с последними новостями ознакомиться. Что там средства массовой информации отражают? Чем там живёт страна родная и закулиса мировая?
Но наткнулся на глухую стену непонимания, - Собирайтесь, Александр Борисович, я жду вас на выходе, - буркнул амбал, развернулся на каблуке казённом и застыл в ожидании.
-   Хорошо бы, - зачастило сердце, - хорошо бы у выхода. Вон из того, что под башенкой. Подвели бы, как некогда, во второй зоне рабочего посёлка Авелин, откатили ворота металлические цвета защитного. Попрощались, удерживая псов неласковых, пожелали не возвращаться наново, и на три стороны отправили от забора постылого, на свободу поиска жилья и пропитания в дальнейшей жизни. Как хорошо было бы. Можно без сопровождения, речей напутственных, улыбок светлых девичьих и детишек с цветами. И не надо нам в дорогу оркестра и салюта наций. Не трудитесь, дражайшие вертухаи, обойдёмся как-нибудь...  
Ан нет, пока, не получается. Посадили на крюк, тянут за губу. Не отпускает, скалится Крепость в небо зубастой пастью. Как та, Главная. Сколько ещё ждать и чего ради, объяснил бы кто.
И такая тоска вдруг скулы свела, - А чего ради, Санёк, ты на свет появился? Изачемтебяматьродила? Эх, дала слабинку последняя струна, на краю грифа обвисшая. Силой воли, ни за что, ни про что, названная. Облачается Брехло в вариант одежды прогулочный и картинки личной жизни, как листики, перетасовывает...
-  Что тебе, Александр Борисыч, снится - помнится? Не тот ли белый, одноэтажный, приземистый, свежий городок Авелин, на крутых скалистых берегах, над великим океаном Тихим осевший. Не крейсера ли, миноносцы и катера торпедные, вострыми носами в горизонт туманный направленные, на империалистического противника нацеленные?
-   Нет, Санёк, всё больше чёрные брюхатые тела подлодок класса «Щука». Чтоб их распёрло!
 
4
-  Авдеич, миленький, - виснет он на руке мастера-наставника, захлёбываясь слезами и соплями, - прошу тебя, не надо, не привязывай меня. Не хочу я туда, не хочу, как Валька, не хочу-у-у...
-   Не хнычь, Санёк, не трусь и не дури, - гладит по голове Авдеич, но строжится, - Перестань ныть, говорю. Валька, он ведь, по своей глупости застрял. Струсил, запсиховал, давай дёргаться, вот и попал в беду... Ничего, откачают его в госпитале, не он первый, не он последний. Смотри сюда, - он приседает у лаза под настил и водит руками, изображая змею, - Лезешь туда строго по  прямой, не на локтях, не на коленях, по-пластунски. Изоляцию перед собой толкаешь, да подальше от носа - то отпихивай, дыши ровно,  и  не  вздумай  респиратор  стягивать,  не то  нахватаешь паров, как Валька. За шов или болт зацепился, ни взад, ни вперёд не дёргайся и, ни в коем случае, поперёк лаза не разворачивайся. Остановись, приведи нервы в порядок, отдышись, фонарём вокруг освети, оглядись внимательно, освободись аккуратно. Если не сможешь, замри, два раза за страховку потяни, я вытащу. До места дополз, не спеши, осторожничай, пальцами в мастику не угоди. Ладонь под пробку подсунул, на днище корпуса перевернул, придавил, поправил, чтобы больших промежутков не было, - всё. Сигнал подал и в струну вытянулся. Остальное, - за мной.
Не боись, Санёк, ты маленький, ловкий. Без запинок всё пройдёт. Усёк?
 
5
На всю жизнь усёк. Так вот изоляцию подлодок ремонтировали. Кусок пробки 40х40, как бутерброд, мастикой ядовитой намажут, телогрейку с пацана - фэзэушника стянут, чтобы простор под настилом не сокращать, на ноги фал страховочный привяжут, и вперёд. Ползёшь в стальных кишках ржавой «Щуки» в свитерочке драном на тельняшечку, считай, наощупь. Вода под брюхом, холод собачий, темно, дышать нечем. Страх сковывает, мастика глаза ест. Слезами умываешься и того парня поминаешь, которого в госпитале так и не откачали. Психанул Валька, задёргался, застрял поперёк лаза, перемёрз, респиратор сдёрнул, надышался мастикой ядовитой. Вот, пока вытаскивали, лёгкие и свернулись. Не откачали его в госпитале. Нет, не откачали...
Опять же, стапеля в сухом доке готовить. Оно, хотя на свежем воздухе, но тоже, счастье-то не великое. Потюкай-ка топориком целый день внаклонку. То в мороз, то под дождём, то в жаре невыносимой. Тюк-тюк да тюк-тюк, по стапельной шпале, а через раз, пока прочный навык не пришёл, да по сапогам своим. И через год пальцы пересчитай на ногах. У счастливчиков по девять с половиной в сумме. И сухим док называется условно. По щиколотку бродишь в воде, мазутными кругами расцвеченной, и по щиколотку в сапоге она хлюпает. Такая работа наша, - Авдеич гордится, - докер - судоплотник называется. Су-до-плот-ник, от царя Петра это идёт, - палец в небо упрёт, в собственный голос вслушивается, - На нас весь флот российский держится, понятно вам, вьюноши?!
И взлетает от своей дурацкой радости. А чем гордится-то, ёшкин корень, если сумму его свободы на годы перевести?
Только закончил ремеслуху в городе Свердловске, ваккурат на 22 июня сообщение Вячеслава Молотова в прощальном строю выслушал, - Все на оборону Родины! Сухой паёк в мешок вещевой сунули из расчёта на десять суток. С предписанием, как старший, во главе всего выпуска - на Дальний Восток, восточные рубежи Родины от японцев укреплять. В «столыпине», как урки приговорённые, полстраны отутюжили. Да в десять суток, согласно тому предписанию, не уложились. В неразберихе той, и панике, со стоянками да пересадками, на два дня в пункт назначения опоздали. А по законам военного времени приговор короткий. За те два дня, без длинного разбора, по семёрке лагерей каждому, из тридцати сопляков. За дезертирство с трудового фронта. Вот так вот, какие времена, такие и сроки! А Авдеичу, как старшему, все двенадцать, и от звонка до звонка. Из лагеря на трудовые подвиги и обратно. Но, что самое неправдоподобное, дух справедливости из него, на зоне, не вышибли и по фене ботать не заставили. Окрепло на нём воровское заклинание, «Не верь, Не бойся, Не проси». Вот такой он был, Иван Авдеич, мастер - наставник. Жив ли? Вряд ли... Люди с беспричинной верой и бешеным восторгом надолго, в той стране, не задерживаются. Не любит она таких. Да и других-то не особо.
 
6
-   Это тебе, Санёк, сколько лет тогда было? Тринадцать? Четырнадцать? Где-то так. Крепко въелась дармовая повинность трудовых резервов, навсегда отбила охоту к подвигам.
-   А дальше? - продолжил Брехло свежие раскопки судьбы своей непутёвой, вразвалочку прохаживаясь аллеей липовой, под неусыпным доглядом тяжёлого сопровождения.
-  А дальше и глубже всем вход строго запрещён, Санёк. Даже,  себе самому. Навсегда и бесповоротно! Дальше снов изнурительных достаточно, когда твой черёд пришёл баланду лагерную хлебать от прописки до выписки. Нахлебался, налетался от курятника до Прасковьи Фёдоровны и обратно, пока понятия не освоил, пока зона не признала, твёрдая рука Аристократа не прикрыла и направила. Это про него сегодня можно сказать, определяющая персона биографии. А тогда, - сосед по шконке снизу, длинный, щуплый тип, с ухмылкой непрожёванной и прищуром, ничего не упускающим, никому огрехов не прощающим. Оказалось, вон кто он, бывший скрипичный настройщик, - авторитет главный, непререкаемый, всесоюзный смотрящий да разводящий староста.
Аристократ и взял под крыло, цепким глазом сходу оценив природные данные, - Шнифты у тебя, Санёк зрячие да притворные, грабли в свою сторону заточенные, мальчики-пальчики вслепую друг друга узнают. Арапа заправляешь правильно, головой вертеть научился. То, что, для самого начала, необходимо. Оттачивай мастерство, совершенствуйся. Но деньги в чужом кармане не считай. Жди, когда, умом да рукоделием, в собственный лягут. Что чёсу мешает запомнил? Верно, - скатерть, водка и молодка. Блюди строго. И культурёшку повышай, книжечки почитывай, - обвёл каменным взглядом камеру, - это сообщество не для тебя. Учись, пока я жив. Как мастерства достигнешь, уйду на покой, оставлю престолонаследником.
 От Аристократа и пошла, потянулась кривая дорожка в колдобинах. И, вот он, финиш. Полтинник за спиной. Всё, чего достиг, - катала, всесоюзного масштаба, в краснокирпичных тисках этой зубастой Крепости, с туманными, вдалеке, перспективами. А семиструнка с душой да баллада с хрипотцой, под Владимира - свет - Семёныча, когда, - рана, а когда, - подспорие.
 
«Гонит неудачника
По миру с котомками,
Жизнь течёт меж пальчиков
Паутиной тонкою.
А которых повело, повлекло
По лихой дороге,
Тех ветрами сволокло,
Прямиком, в остроги.
Тут на милость не надейся,
Стиснуть зубы да терпеть
Сколь верёвочка не вейся,
Всё равно совьёшься в плеть.
Всё равно совьёшься в плеть...»
 
Вот и свилась, сплелась, заблудилась в липовых аллеях Крепости. В распускающихся липовых аллеях, где нынче зелёный прокурор вовсю бушует. Такие же, помнится, крепыши зелёные тянулись вдоль узких улочек авелинских к морю искристо - бирюзовому, домики белёные вязкой синей тенью укутывая. Что-что, а краски на берегу морском сочны, свежи и выразительны, словно необманной рукой положены. Если нет над ним дождя или тумана.
А ещё, бегал там жёлтый, тряский рабочий трамвайчик, на длинном кольцевом развороте, со скрежетом, пробирающийся сквозь густые сиреневые кущи, осыпающие в открытые окна посеребрённые листья и рваные, глазурно-голубые, сладко дурманящие гроздья. И насвистывало ему на все лады, из этих зарослей, несложное птичье счастье.
А ещё, носило там влажными морскими ветрами и взъёмными потоками океанского воздуха, высоко над головой, стаю тёмных птиц с крыльями, неподвижным широким размахом напоминающими паруса, и с гордым нептичьим именем - фрегаты. Как преображался по этому пустяшному поводу мастер-наставник Иван Авдеич, - Близкая, - изображал растопыренными граблями, - к человеку птица. С ровного места не взлетит, - только со скалы в полёт срывается, пропитание себе на лету выхватывает, не иначе. Ну, и что тут близкого? Фантазёр...
А ещё, приглянулась ему и на всю жизнь запомнилась молчаливая, светлая, в рыжую крапинку, девочка. Алевтиной, Алёной кликали подруги - сверстницы по бригаде малярной. Не устояло сердце  избалованное,  как увидел её, не в промасленную робу замотанную, - на танцплощадке городской в лёгком платьице... Где-то на небе сейчас та девочка. Погибла в пожаре, вместе с подругами - матершинницами, в брюхе всё той же «Щуки». Загнали по авралу в соседние отсеки малярш да сварщиков, вот и... Проскочила искорка нечаянная, полыхнул воздух, маслами да скипидаром спёртый, и нет шестерых хохотушек да четырёх балдёжников. Сварились заживо. Вечный покой тем девочкам и тем балдёжникам. Эх, да сколько таких на кладбище вокруг Авелина.  
И была там первая женщина, давно уже забыл, как звали. Повариха из заводской столовой, на казённых харчах раздобревшая. Телосложение, темперамент, внутренний мир и внешнее оформление оставляли желать любую другую. Другой, на то время, не нашлось, а разнообразные последующие, как ни парадоксально, чем-то отдалённо напоминали ту, первую. Может быть, нетерпеливой суетливостью? Но, какая бы не была, - образовала из слезливого кутёнка Санечки молодого волка Брехло. А ещё...
-   Время к обеду, - вертухай ленивый напоминает. И через десять минут Санёк в своём номере  ждёт  подавальщицу разлюбезную с поздравлениями в честь дня рождения. 
Снаружи в дверь аккуратно постучали. Или показалось?
Нет, не показалось, повторили...     
 
 
день Броха
 
1
-   «Европейская красота женщины, - на себя, для себя, к себе. Русская, - нате вам всё, что имеем, - любуйтесь, пробуйте!», - пришло под руку Денису Борисовичу.
Он втиснул заготовочку в свободное пространство блокнота и обернулся к источнику. Весьма спорная красота грациозно порхала с подносом в обеденной зоне номера, бесшумно смахивая со стола использованную сервировку и остатки роскоши.
Кормили в заведении очень. Ну, очень...
-   Что-нибудь ещё желаете, Денис Борисович? - изъявила полную готовность на всё, чего его душа предъявит, сестра-официантка Людмила Тимофеевна.
-  Спасибо, Милочка, - своих женщин он именовал ласкательно. Не воспитание, нет, существенная разница в возрасте была предлогом. Дашутка, Раечка, теперь вот, - Милочка, вечерком ещё  увидимся?
-  А как бы вы думали, Денис Борисович? - всех мужчин она именовала по имени - отчеству. Строгий порядок отчётности и дисциплина внутреннего устава требовали.
-   Вот и славно. Да, извини, Милочка, и туалетная бумага на исходе.
-   Как же можно? Что вы! - девица, коротко вспыхнув рябыми щеками, игривым бедром толкнула дверь, выпорхнула, тем же приёмом прикрыла, и её козьи каблучки зацокали, измеряя длину козённого коридора.
Подмывало днём рождения удивить, но удержался. Полезет с поздравлениями, падёт на грудь, прильнёт телом, слезу выдавит, обманет жалостью, увлечёт в койку. Было, было... Нет, не сейчас. Вечером, при свечах. Ах, вот про свечи. Про свечи, как раз, и не напомнил. Эти, укоренившиеся в Израиле, привычки, - вечером свечи... Свечи, ужин на двоих, Раечка... Как там, нынче, Раечка? Думать забыла? Это сколько же времени прошло? Октябрь, ноябрь, декабрь... апрель, давно за полгода. Конечно, уже и думать забыла. Пошёл кошку выгуливать, в серебристый джип угодил, а с ним навсегда, скорее всего, канул. И всплыло в памяти...
 
 
2
...Серебристый джип, поюливший в сумасшедшем утреннем потоке, примчал их в тесный, душный аэропорт Хайфы. Молчком ехали, без вопросов - ответов. Предчувствие гадало, - везут... или до ближайшего овражка, пыльной зеленью прикрытого, или до какой-нибудь стройки заброшенной. А там, - на колени, и читай молитву последнюю. Или далеко и надолго. Ни документов, ни денег, ни одежды  цивилизованной.  Как  был  в  том спортивном,  из  дешёвых лавок  нижнего  Адара,  так  и  взяли.  К  самолёту  через крохотный зал стремительно проскочили, - Ни о чём не беспокойтесь, Денис Борисович. Виза, билет, - не ваша забота. Всё, порядок, - аккуратно, под локоточки, ксивы предъявили, с рук на руки передали мордовороту в штатском, -  Лёгкого вам полёта, Денис Борисович, - и отвалили. Самолётик не большой. В тесном салоне пусто, бесцветно, холодно и окошки задраены.
Загудели,  затряслись,  побежали, от земли оторвались, полетели. Куда, догадаться можно, не понятно с какой целью. Нарыли, скорей всего, чего-нибудь противозаконного в финансовом прошлом несостоявшегося бизнесмена. Ну, что-ж, было, связался когда-то с криминалом, на свою голову...
-    Не  волнуйтесь,  Денис  Борисович, -  мордоворот  в штатском успокаивает, - ничего трагического с вами не случится. Сейчас расслабтесь, чувствуйте себя спокойно и уверенно.
-   А кто волнуется? По-моему, больше, - вы. У меня, вон какой эскорт, - двое сбоку носами сопят, один спереди не шелохнётся, двое сзади глаз не сводят. Безопасность полная. Скажите лучше, кормить будут? Я, видите ли, ещё не завтракал. А пора бы.
-   Да как же! Вот наберём полную высоту...
Через полчаса, пожалуйста вам, завтрак. Стюард молодцеватый, весь в  чужую  роль  сосредоточенный,  улыбкой физиономию  не разомнёт. Судочки на тележке под салфеткой бязевой. Первое, второе, четвёртое, пятое, овощное, фруктовое, сладкое. Ничего себе, завтрак. Как со стола мадам Каревски.
-    Закрой рот и ешь! -  тут же вспомнилось.
-  Выпить не желаете? - штатский предлагает вежливо, - здесь достаточно широкий выбор.
-   Даже так?! - вовсе расслабился Денис, - употреблю с большим удовольствием. Компанию составите?
-   Нам не положено, мы при исполнении.
-   При исполнении чего? Объявите репертуар.  Я бы подыграл на кантробасе.
Сопит мордоворот в две дыры, шуток принимать не имеет права.
-  Тогда, не надо изысканного. Стакан водки «Смирнов» сюда, любимый напиток любимой женщины, для снятия усталости и усыпления совести.
-   Без проблем.
-   Именно, стакан.
-   Без проблем.
Поднесли стакан, под края наполненный. Взял за основание хрусталь условный, вдохнул - выдохнул, хлопнул разом, занюхал, как Раечка, кулаком, откинулся в кресле, прикрыл глаза в навалившейся дрёме и... Толчками, толчками...
 
 
3
...Поехал увалистой, жидкой дорогой, в скрежете раздолбанного автобуса. С утренней,  шестичасовой,  сберегающей  остатки  сна, рабочей сменой, разящей перегаром и табачищем.
Грязный восход, придавленный ядовитыми дымами Каинского промкомбината, истекал ленивым, холодным дождём, смывающим август. В узком, зажатом гнилыми заборами, тёмном подходе к проходной, - грохот сапогов, бегущих по дощатому трапу. И, возвещающий всесоюзную побудку, Гимн Отечества, будь он проклят. Потому что, как не беги, за последним аккордом музыки шмякнут тебе, молодой строитель нового общественного строя, в кондуит отработки, штамп «ОПЗ». И плакали твои денежки, мимо аванса, в получку, по 3,33 руб. за каждый такой штамп.
А 3,33 руб. это тебе, молодой строитель кому - верха, кому - низа, от щедрот Отечества за один день убойной работы. Да с них ещё профсоюзу отдай, да комсомолу отстегни, да в общаге сдерут, найдут какой-нибудь повод...
3,33 руб. - начальник финансов всей страны подсчитал точно. А там иди, доказывай, что электросвет в общаге с прошлого вечера на ладан дышал, подмигивал. Ни обсохнуть, как следует, ни чаю согреть, ни «Как закалялась сталь» дочитать, слепого писателя Островского. А утром вообще отрубили. Что автобус, каинской колеёй битый, перво-наперво, частный сектор к Промкомбинату подвозит. Потому что в секторе том звеньевой состав осел и бригадирский. Нашли вольняшки бабёнок, войной обездоленных и заброшенных. Приклеились к телам, по ласке истосковавшимся, к избе тёплой, к хозяйству, мужские руки потерявшему.
Что водила, гад, за последний, как всегда опаздывающий рейс, по двадцать копеек с носа потребует сверх проезда бесплатного. И пока не соберёт да по головам не пересчитает, хрен с места двинется. И отдашь, никуда не денешься, 20 копеек не 3, 33 рэ, дураку ясно. А пока добежал от проходной до раздевалки цеха девятого, вспомогательного, в нитку промок. И время тебе только рундук свой открыть - закрыть, телогрейку, штаны сбросить, к батарее притиснуть, если там место осталось. Сапоги слить, сухие портянки намотать да робу - брезентуху, колом стоячую, на исподнее натянуть. Схватил разноску и вперёд, на выполнение  и перевыполнение к очередному Съезду партии. Будь он проклят!
И  попробуй,  замешкайся,  над  душой  бригадир  Квасько  стоит, сука лагерная, на поселение откинувшаяся. А у него, к тебе, свой счёт. Потому, по объектам звенья ему расставлять и наряды закрывать, ему же. И попробуй, вякни что-нибудь супротив, когда Квасько в получку, прямо у кассы дань собирает, по пятёрке с носа. Или, в каптёрку заманив, стакан водки в рот суёт и в штаны лезет. Живо на разгрузку сушилки полетишь или на пилораму. А что такое пацанам - недокормышам, в четырнадцать сиротских лет, под открытым всем дождям небом, шестиметровые стволы, два обхвата в комеле, на пилораму закатывать и опилки мокрые из-под неё выгребать. Или, того хуже, забитую под самую крышу сушилку  разгружать.  Так  это  на  собственной  шкуре  испытать надобно, а не словами рассказывать.
Снимет Квасько замки, распахнёт жаром-паром дышащий зев сушилки, кулак выставит, - Час вам, на всё про всё, недоноски пархатые. И в своей каптёрке закроется с бутылкой согревающего. Примет стакан на грудь, возбудится и на ковёр к начальнику цеха с докладной на тебя, Гриню, Козла и Кота. С докладной, за которой треть тобой заработанного, - в пользу этих «бедных».
А тебе, Брох, и трём таким же хилякам, Грине (Гринбергу), Козлу (Козловскому) и Коту (просто, Коту), вечно в чирьях и соплями обмотанным, двадцать кубов горячей древесины, из раскалённого брюха камеры, на пупу разгрузить велено. И не просто разгрузить, - аккуратно в штабель под навес сложить, да крест на крест, да с прокладками. Чтобы ни одна плаха не замокла и гниль синевой не пошла. И повезло, если сосна - дюймовка заложена, а если лиственница - шестидесятка? Жуткого удельного весу древесина, жуткого! На неделю, после, скрючит от тяжести и пара горячего. Плечи под робой брезентовой кровавыми пузырями вздуются.  И, хоть ты  расшибись, не в два часа, - в смену не уложишься.
Хорошо, не каждый день сушилку разгружать, и не твоя с пацанами очередь назавтра пилораму обслуживать. Тащишься к стоянке автобуса в хвосте толпы, устало матюгающейся, даже есть не хочется. Даром, что оставил тебя сегодня бригадир Квасько, полицай недобитый, сука лагерная, без законного обеда.
Трясёт  пустое  брюхо  разбитая  колея,  болтает  клюющую в сон голову, но теплится на грани сна предчувствие тёплого, весёлого, сытого счастья...
 
4
«Моё представление о счастье», - каллиграфически вывела на доске классная дама.
-  Тема вольная, - пояснила она, приблизившись к окну, в котором мокла осень. И в мокрой осени печалиться осталась, сложив на груди холёные руки потомственной аристократки.  
Ну и темочку Виалетта Николаевна выбрала, - ну и ну.
Моё представление о счастье? Щас расколюсь, раскроюсь, как же. Первое, что на ум приходит, вырваться отсюда, - вот счастье. Бежать без оглядки, разогнаться так, чтобы... Чтобы сорвало, в клочки разорвало, разнесло буйными ветрами, брезентовую робу, уже въевшуюся в кожу. С плеч, с ног, из памяти, из души.
Пробовал пару раз, в пацанах ещё, бежал попутными поездами, сквозными, дымными, людными, сонными, в столицу Отечества. Куда там. Ловили, возвращали с милицией, ставили перед строем, - По-зор! По-зор! - подготовленным хором ревели.
- А вот вам всем, по локоть! - молчал, скрипел зубами, голодал в штрафной коптёрке, но ни слова покаяния. Ни слова. И не забили, не сломали. Наоборот, главную цель определили. Побоку всё серое, постылое, каинское. В Столицу, рано или поздно, в Столицу! Там всё настоящее и стоящее. Там, откуда Виолетта Николаевна явилась и в его бестолковую жизнь ворвалась.
Общага мелкоглазая, тусклая, жизни человеческие в своём брюхе переваривающая. Потом, водкой, мочой и блевотиной провонявшая. Заводская проходная гимном на трудовой подвиг подгоняющая. Цех девятый, столярный, вспомогательный, пылью древесной, как песком, осыпанный, мокрый, холодный, унылый. Поддоны да деревянную тару на поточной линии производящий. А по случаю печальному, товар штучный, - кресты да гробики свежие, тару индивидуального пользования. Или наглядную агитацию, к победе коммунизма зовущую. От печального случая к торжественному и обратно, срок не долгий. Бригадиру Квасько, например, по всей форме, сварганили.
От петли, в своё время, выкрутился, с потрохами сдав подельников. Только, Бог не фраер. Не стерпел какой-то малый битья по ушам, или, пуще того, не простил рук потных в штанах. Подстерёг и приложился обухом по кумполу. Три года уже, как лежит полицай, сучара лагерная, на кладбище каинском. Осины ему на крест и гроб не пожалели. Зарыли, крестом забили и забыли, и нет его. А того малого, что череп ему раскроил, не нашли, не-а. Да, особо-то, и не искали. Всех достал ублюдок.
Так что цель, теперь, Столица. Средства, - все и без ограничений.
Комсомол? Хрен с ним, пусть будет комсомол с его нагрузками, вечерняя школа, спорт, стенгазета. Да что угодно. Нахрапом взять, лбом прошибить! Прорваться и вырваться отсюда!
Отдельно и потаённо, личные отношения с Виалеттой Николаевной, пока что, ничем не запятнанные. В прямом и переносном... Ей сколько? Около тридцати, чуть больше, Виалетте Николаевне, классному руководителю (никакая я вам не дама!) преподавателю  русского языка и литературы. Тонкая, статная, породистая, гордая, принципиально упустившая свой шанс в столичной аспирантуре, - Бог с ней, с научной филологией, - советский народ ждёт нас на целине и в глубинке. А раз ждёт... Уступила скорбным принципам народного образования, всю свою жизнь отдать на алтарь... Хотела, - ну и получила. Уже сама не рада порыву благородному. Поздно, припёрло навалившейся ответственностью, и отступать, теперь, некуда.
Средняя вечерняя школа города, прикрывшего пуп земли, где, исстари, тюрьма да пересылка, а вокруг лагеря да зоны. Каинский промкомбинат, не известно кому и что производящий, не известно чем небо чадящий, и озерца прилегающие в смердящие болота обративший. Грязь непролазная на главной улице Пролетарской, деревянные тротуары, заборы павшие, 6 квадратов в общежитии, 2 на 3, крысы медлительные, наглые, клопы, мокрицы, скромная зарплата, и никакой личной жизни. Ни-ка-кой.
Навещал один, молчаливый, грузный, в годах, диспетчер малой авиации. Как мужчина, что сказать? Опыта у неё, с её филологи-ческим образованием и княжеским происхождением... Да, практически, сравнить не с чем и не с кем. Обещал, - я вытащу тебя из этой дыры. Продержался недолго. Семья, дети, профсоюзный комитет. Осудили, подумали, придумали, - перевели на Север. Даже не попращался...
Участковый милиционер Лёня Вахромеев стал заглядывать да засиживаться. Чай с баранками и кусковым сахаром. Намочит, оглядит внимательно, и пальцы в рот сквозь зубы ржавые.
Вопросы наводящие, что да как? А куда ему торопиться, участковому? Командиры, что над ним, далеко. Женское, оно рано или поздно проснётся. Время припрёт, сама попросит.
 
 
5
А Денису уже восемнадцать рядышком. Год за годом ползёт неслышно червь времени...
На весь Каинск одно зеркало в рост, в общественной бане. И что там, в серебре облупленном, в слезливом, сером, запотевшем мире, в раме 150 на 80? Да смотреть не на что. Ростом не удался и остальные внешние данные под несложным вопросом. Глаза бесцветные близко съехались, как через плетень, через переносицу перемигиваются. Чёлка белёсая, вперёд и на нос. Куда дальше с этим лицом и приземистым ростом? Не такому сулило ревнивое воображение «путь славный, имя громкое».
Но переломил через колено нисходящую, погибельную линию жизни, взял характером. На производстве деревянной тары организаторские способности проявил, молодёжное звено сколотил из бывших фэзэушников.
Почётные грамоты по итогам соцсоревнования, премии за квартал. В комитет комсомола протолкнулся. В стенгазете общественная деятельность захлестнула. Передовицы, стишки, пороки прошлого изобличающие. Вечерняя школа, пусть не шатко не валко, уже на выходе. Спортивные игры, футбол, бокс, походка вразвалочку. Другие интересы? А как же, появились и другие, поскольку процесс повсеместного оволошения завершился. Физически созрел и нравственно преодолел, - в женское общежитие через окна проникать стал, по обоюдному согласию с Танькой Филимоновой, комсоргиней из заводской прачечной.
Словом, если не взошёл, так зацепился за убегающую платформу строительства социализма. Приподнял взгляд над головами равных, высокое стал высматривать. А высокое, вот оно, рядышком стоит, вспоминает, печалится. Искать долго не пришлось.
 
6
Виалетта Николаевна призналась первая, - Я внимательно слежу за вашими успехами, Денис. У вас неважно с точными предметами. Не смущайтесь, это не мой упрёк. Зато, есть определённая склонность к гуманитарным, будем говорить, к литературе. Ваши сочинения отличаются остротой и точностью виденья. Текст оригинален, образы живые, выводы не шаблонны. Разумеется, есть пробелы другого порядка, к этому, ещё бы грамотность. Но если предполагаете дальше продолжить образование, вы ещё над этим не задумывались? Мне кажется, следует поразмыслить в этом направлении.
Нашла чем удивить! Он давно уже только в этом направлении, - оторваться от её бархатных глаз не может. Предлог ищет.
-   Вы стихи не пишете? В вашем возрасте... - она маячит вдоль доски по опустевшему классу, не глядя на него, скрестив у подбородка пальцы. Голос сухой, с лёгким скрипом дверным, и ударную гласную непривычно вытягивает. Лицо бледное, холодное, печальное, нос великокняжеский с горбинкой, коса русая вокруг затылка  тугим  узлом,  шея  высокая,  холёная,  плечи  с барским наклоном. Всегда устремлена куда-то, за пределы обыденного.
Где-то в пространстве неодолимом, может быть, в Столице, у  прудов, присела на скамеечку под волны золотого листопада. Не отрываясь, глядит в небо, нос от солнца сморщила, улыбается.
Томик стихов на коленях... Некрасов? Пусть будет Некрасов...
«Ну, пошли же, ради бо-ога,
Небо, ельник и песо-ок,
Невесёлая доро-ога
Эй, садись ко мне дружо-ок...» - приплыло из далека далёкого, из детского дома ДВН. Держит училка, суконной шалью обмотанная, мертвенно белыми пальцами кровавый платок у рта, вьюге снежной подвывает. Не отпускает... Не отпускает...
7
-   Не слушаете меня, Денис? Вам не интересно?
-   Вы тоже какое-то время отсутствовали.
-   Да? Да-да, вы наблюдательны, в хорошем смысле, любопытны, начитаны в пределах... Пока, к сожалению, в ограниченных пределах... И об этом поговорим. Программа вечерней школы, мне кажется, узка для вас. Вы в библиотеке комбината записаны? Непременно запишитесь в библиотеку. Я вам список литературы подготовила. А вот это, в первую очередь, - и подаёт осторожно двумя руками, как подарок хрупкий, легко бьющийся, затёртый голубой журнальчик, в восковую бумагу обёрнутый. - Пожалуйста, это в первую очередь, ненадолго. Очень прошу вас, из рук в руки. И «Юность» очередная, - протягивает она вослед,- обратите там внимание на рассказ Дины Иерусалимской. Девочка ещё, в сущности, а как тонко чувствует. Прочтите, прочувствуйте как следует, учитесь излагать мысли и чувства не стандартно.
-   Спасибо, Виалетта Николаевна, я обязательно, - что он может ещё сказать обожаемой? Главное, не врёт. Всё тут совпало.
-   Вы мне про стихи не ответили, - напоминает она, больше, из вежливости, складывая тетради в сумку. Не верит, нет, не верит.
-    Пишу, - бухнул он. Сорвался и полетел на дно колодца.
-   Только не то, что в стенгазету, пожалуйста, или в «Окна Сатиры». Это мы знаем. Я имею ввиду что-нибудь личное, потаённое.
-   Ну, бывало, пробовал, - и добавить к этому что-либо боится.
-   Я это по строю ваших изложений и сочинений поняла, по ритмике прозы, - похвалила она себя, - Прочтёте? - чуть сомкнула бархат глаз, - прочтите, не смущайтесь.
Поняла, что убедила, присела напротив, поставила на стол локти, скрестила пальцы у подбородка, - Можете не вставать, мы не на уроке.
-  «Пришла негаданно, нежданно - набрал воздуха и медленно полез он из колодца, -
В обычной сутолоке дня.
Пришла и всё, и очень странно,
Что раньше не было тебя.
И грустно стало, и тревожно, - поднимался Денис всё выше, выше, выше, -
И ветер в грудь, и годы вспять,
Но, чёрт возьми, как в жизни сложно
Простую вещь, порой, понять.
Когда увянут поцелуи,  
И жизнь предъявит новый счёт,
Уйдёшь, по-прежнему тоскуя,
Не ты уйдёшь, - любовь уйдёт.
А из охваченной руками,
Заинженеренной башки
Полезут долгими ночами
Апоплексичные стишки.
В них будут слёзы и весёлость,  
Любви бальзам и эликсир
И удивительная новость,
В которой я увидел мир.
Когда ж наступит час забвенья,
Избавлюсь от любовных чар,
Отправлю в литобъединенье
И получу, как утешенье,
Ве-ли-ко-лепный гонорар!» - давно я ждал, дождался. Получай!
Ну, что ты, теперь, скажешь?
Пауза оглушительная. Он снова полетел на дно колодца. Без слов понял. Чувства Виалетты Николаевны смешались и выступили на щеках пунцовыми пятнами. Глаза распахнулись изумлённо, - О, Боже! - слабо воскликнула она, но не позволила себе излиться, прикрыла рот ладонью.
-   Как бы то ни было, - нашлась она, наконец, когда лежал он на дне расплющенный и бескровный, - сам по себе факт обращения к стихосложению говорит о нереализованном чувстве самовыражения... Да... - она убоялась нагромождения оправданий и тут притормозила, - Вместе с тем, Денис, вы должны знать, понять, что есть стихи и есть поэзия, и это далеко не всегда одно и то же.
-   Вы просили стихи, - напомнил Брох, в нем просыпался бес, - вы просили, я прочитал. Не поэзия, понимаю. Вам не нравится, - пишите заявление. И заявление, попрошу, в письменном виде, - понесло его примитивными штучками.
-  Обиделись? Напрасно. Эй, куда это вы направились?! Нет уж, стойте, поговорим начистоту. Вы ведь от первого лица пишете. Вам сколько лет? - пошла на приступ Виалетта Николаевна.
-   В-в-восемнадцать... будет скоро, - не сразу сообразил он.
-   Тогда, что это, - «И ветер в грудь, и годы вспять» Поэту было сорок пять?
-   Это для рифмы, - не знал Денис как отвертеться.
-  Стихи не для рифмы пишутся. А башка ваша, как и чем заинженеренна, если школа, пока ещё, не окончена? Апоплексичными стишками? Что это? Вы ведь конкретной девушке писали, порыв чувствуется. Так что же она подумает? Сегодня чары любовные, завтра, - гонорар? И запомните, на будущее, что литобъединение гонораров не выдаёт.
-   А что выдаёт литобъединение? - глупее вопроса он не придумал, но тупо молчать уже не мог себе позволить.
-   Коллективную оценку, не приведи, Господи, - вспомнилось ей что-то своё, не простое. - Пишите прозу, Денис, там у вас всё в порядке. Михалковых да Исаковских на ваш век хватит.
-   А чем вам Михалков не угодил? «Дядю Стёпу» вся страна знает.
Из Исаковского он только «Мы так вам верили, товарищ Сталин» помнил.
-   Вот именно. Поэзия такая... такая... противогриппозная, как порошок от простуды. Для здоровья полезно, но принимать противно. Читайте больше, поймёте разницу, - она задержалась на совете, замешкалась и повела себя странно, - Вы извините моё любопытство, Денис, у вашего произведения есть адресат? Это не Таня Филимонова? Знаете, в любом случае, я ей завидую.
Высказалась и стала как-то вровень.
-  Не завидуйте, это вам, - отплатил он звонкой монетой, хлопнул дверью и побежал вон пустыми коридорами. Не обернулся, не увидел, торопыга, зардевшегося лица классной дамы.
 
8
Девочка из «Юности» тронула, щенячью грусть и тревожную нежность породила. Сводила героев, разводила, в одежды одевала белые, да никак маяту преодолеть не помогала.
Слеза наворачивалась в печальной мелодии последней фразы и стекала, холодный след оставляя.
Денис долго с пристрастной завистью, - что же в ней? - изучал крохотный фотопортретик, в левом углу над заглавием, тонколицей, востроносой девочки с проницательным взглядом в душу. Что она такого прожила, пережила, чтобы так увидеть, услышать, а главное, изложить. Описать не как все, снаружи, - изнутри. «Девочка - Чехов» приклеил он к ней ярлык и, как выяснилось много позже, почти не ошибся. Долго бродили они рядом в печальном, прохладном, неведомом лесу, где деревья оголены, простужены, одиноки, и гонял меж ними мокрый ветер ржавую облетевшую листву. Редкий дождь целил в глаза. Низкое небо, птицы на проводах, - ноты мелодии осени...
С досадой вспомнил, - обещал вернуть скоренько и журнальчик бледно-голубой. Нужно, хотя бы, заглянуть, что же там? Взял в руки. Из-под восковой обёртки название, - «Новый Мир». Что-нибудь научно-популярное? И зачем это мне? Открою - закрою, - решил для проформы, чтобы не разрушить в себе хрустальный мир той замечательной девочки из «Юности». Чтобы Виалетте Николаевне отчёт в две-три общие фразы уложить для разнообразия и количества прочитанного. Открыл, нашёл...
«ДИН - ДЕНЬ - ВАН - ДЕН» - ударил далёкий колокол. Взлетели вороны... «В пять часов утра, как всегда, пробило подъём, - молотком об рельс у штабного барака...»
И ударил далёкий колокол памяти. И взлетели вороны. И вспыхнули с четырёх углов башенные фонари. Звякнули, натянулись, на повороте у чёрного забора, цепи. Взвились и захлебнулись хриплым лаем сторожевые псы, стукнули выстрелы, провалилась в сугроб, упала, запричитала, заголосила чахоточная училка.
Закрутила, взвилась к небесам и смешала всё воющая позёмка, - По-ма-ши-нам! По-ма-ши-на-а-ам! Ити-вашу-мать!...
 
К шести утра, скрючившись у подслеповатой переноски, на второй раз он перечитывал, - «...Прошёл день, ничем не опечаленный, почти счастливый. Таких дней в его сроке, от звонка до звонка, было три тысячи шестьсот пятьдесят три. Из-за високосных годов три дня лишних набавлялось...»
И остановилось, вдруг, дыхание. Господи, вот оно! Вот же оно! Как ясно, как просто, как точно, как страшно...
Вернулся к началу. Над названием, - А. Солженицын.
«ДИН - ДЕНЬ - ВАН - ДЕН» - вновь ударил колокол памяти... И
растаял в растерзанной снежной мгле караван крытых полуторок. Денис умножил автоматически, - тысяча четыреста шестьдесят дней, без учёта високосных, за забором с колючкой, и столько же, сколько у Ивана Денисовича в лагере, в общаге каинской. А чем они лучше? Ну, чем, Господи?
Тем, что волен, всю оставшуюся жизнь, по деревянному трапу к проходной сапогами грохотать, под бодрящий хор всесоюзного радио, - «...нас к торжеству коммунизма ведёт»? Ящечную тару, на поточной линии, да гробы с крестами по спецзаказу производить? Что к двадцати пяти свободная половая жизнь кончится, - местком на ковёр вызовет и заставит жениться на Таньке Филимоновой, или такой же, из прачечной. Из-за нечаянной беременности не известно от кого. Что комсомольскую безалкогольную свадьбу проведут, очередным отчётным мероприятием, и к тридцати двум комнату отдельную выделят в бараке на семью из четырёх.  А к  пятидесяти,  квартиру  двухкомнатную  в  таком  же бараке, с тёщей обездвиженной. К шестидесяти, путёвку в Трускавец, если раньше в копоти промкомбинатовской не скукожится, или от тоски не сопьётся. И на каинском ущербном кладбище в яму глиняную не засунут? Разнообразия, может быть, больше да мороки, а в остальном... Система, - всё тот же, лагерь.
Результат, - безвременная смерть, унылое кладбище да пьяные поминки. Отвезли, зарыли, напились и забыли.
-  Рвать отсюда! Рвать, во все лопатки! Пока не засосала топь ядовитых каинских болот. Пока не срослась брезентовая роба с телом и душой. Пока не зачах, здесь, в пустых мечтах о будущем.
Но как? Что предъявить в оправдание грёз бушующих? Комсомольский билет, общественные нагрузки, позорные стишки в «Окно Сатиры»?
Мучительные  попытки  извлечь из памяти и запечатлеть мутный поток воспоминаний уродливого детства в застенках ДВН? Это? Чем удивить или одурачить, как ворваться в тот недоступный мир высоких, тонких, гибких женщин и вальяжных, мускулистых мужчин, героинь и героев трофейных фильмов «Остров страданий» или «Королевские пираты»?
Нечем, пока, нечем. Ползёт неслышно червь времени, изнемогает плоть...
 
9
Вечер. Они сидят напротив в её крохотной общаговской комнате. Визит оправдан, сама попросила чугунного веса «Ундервуд» в школьную бухгалтерию вернуть. Зашёл, угостился чаем, задержался. Весна запоздалым дождём выбивает дробь на окне.
Тёплый полусвет. Всё впору. Или сегодня, или уже никогда.
-  Куда вы торопитесь, Денис? Вы так молоды, перед вами вся жизнь, - Виолетта Николаевна, плавно разведя руки, показывает ему всю жизнь впереди. - Слышали, «Служенье муз не терпит суеты». Учтите, глубокое творчество не позволяет и не прощает торопливости. Не стоит ждать быстрых успехов. Работать, работать, работать. Над каждым предложением, над каждым словом. 
-   Насчёт глубокого вы не шутите? - нет, не за этим он сегодня здесь, не за этим, -  всего-то, три рассказа и крохотная повесть...
-   Как раз, эти три рассказа и повесть дают основание надеяться, что посеянные зёрна нашли достойную почву, и наши совместные усилия увенчались... увенчаются... - да не знает она, чем усилия увенчаются. Откуда ей знать, и зачем ждать?  
Неделю назад выпросила в школьной бухгалтерии обшарпанный «Ундервуд», за ночь перепечатала его короткую повестушку и три рассказа, выправив строй и грамматику. Утром, присовокупив, к этому, свой комментарий и нижайшую просьбу отнестись внимательно, отправила в Столицу бывшему научному руководителю, признанному советскому классику. В близких состояли отношениях, когда-то, потому и знала его способность чутко улавливать разнообразные дуновения времени.
Точнее, держать нос по ветру. Ветер после «Ивана Денисовича» переменился, подул, в основном, с северо-востока. Тугой, плотный, морозом правды души обжигающий. На это и надеялась.
-   А сколько ждать, Виолетта Николаевна? Выпускные экзамены на носу...
-   Неделя,  как  почта  ушла.  Пока  дойдёт,  пока  прочтётся, пока рука поднимется  рецензию  написать. (И поднимется ли? Не обязательно, - подумала она, вспомнив непроницаемые глаза того Классика). Но ни в коем случае не ждать. Работать, работать и, в первую очередь, над собой. Не обижайся, Денис, - в волнении перешла она на ты, - всё, что написано до сих пор, ново, свежо, талантливо, но в одной плоскости.
-  Как это? - обалдел он. Шепнула память издалёка, «алгеброй гармонию измерить», но не восполнила.
-   Пойми, Денис, настоящая, высокая литература объёмна, трёхмерна, пусть тебя это не удивляет.
-   Ну да,  - его указательный палец скользнул по обрезу подвернувшегося под руку учебника, - длина, ширина, толщина.
-  Примитивно,- не приняла она шутку, - глубина проникновения, объём кругозора, высота стиля. И, как высший полёт, внутренняя мелодия. На худой конец, - ритмика.
-   И что у меня из этих... Из этих параметров, - не сразу отыскал он подходящее слово. Сегодня не тем голова его была занята. Нет, не тем...
-   Скоре всего, глубина проникновения. Пишешь ровно то, о чём знаешь точно, не понаслышке, не выдумывая. И внутреннее весы не подводят, нет перегрузок. Ну, почти, нет. Содержание тяжёлое, а текст лёгкий. Не легковесный, слава Богу, нет. И с юмором всё в порядке, хотя, мог быть помягче. Но... среда, окружение. В общем, оправдано.
-   А кругозор и стиль? - торопит он. Не то его волнует сегодня, нет, не то.
-   Это  восполнимо,  Денис,  это придёт  к тебе со временем. Ты так молод. Читай, читай, читай, проникай в прочитанное. Ты ощутишь необыкновенное, божественное состояние взлёта над собой, - она поворачивается к нему, глаза в глаза, руки плывут вверх, изображая в полутьме божественное состояние взлёта.
-   Да! Да! Да! - вылетели пробки, он ринулся в освободившееся для объятий пространство.
Долгого сопротивления не было. Короткий, безмолвный, ломающийся в локтях, упор в плечи да слабые попытки выскольнуть, отвести губы. Несколько раз, жарким шёпотом, - Не надо, Денис, прошу тебя, не надо... Господи, что ты себе позволяешь?! Нас могут услы-ы-ышать...
Потом ослабила отпор, разрешила всюду проникнуть рукам, потом  жарко  ответила  и  резко,  всеми  силами  изголодавшейся самки, перешла в наступление, стала остервенело сдирать с него рубашку, майку. На секунду оторвалась, увидев в проёме полоску света.
-   Закрой дверь, - повелела.
Он подскочил, набросил крючок. Но полоска  света  не пропала. Подхватил стул, перевернул, просунул ножкой в дверную скобу. Повернулся и остолбенел, увидев её в сумерках донага раздетую.
-   Иди сюда, - Виолетта Николаевна смахнула с койки покрывало и улеглась в шуршащее небо греха, - Иди сюда, хулиган, иди, не робей, - прикрыла глаза и театрально скрипнула, - Ах, Боже мой! Что будет говорить княгиня Марья Алексевна!
-   Она не узнает, - пообещал Денис...
-  Всего четыре года назад, - призналась она после... После, когда, отдышавшись, они лежали в тёплых объятиях, - я вполне могла бы усыновить тебя. У меня, даже, мелькала такая мысль.
-   Я бы не возражал...
 
Следующей весной, как обычно гнилой и медлительной, Денис, оставляя постылый, уже проваливающийся в забытие Каинск, не страшась пересудов, обнимал её на дымном перроне. Умолял бросить эту дыру на карте, уехать за ним, вцепиться в холку, обуздать Столицу, стать соратницей, сестрой, женой, наконец. Виолетта Николаевна, кутаясь в пуховую шаль, печально улыбалась, охлаждала его пыл невнятными обещаниями внимательно следить за его творчеством и, может быть... Вот, ещё один учебный год закончится, тогда...
Впрочем, нет, новый класс обязана до выпуска довести... Конечно, будем активно переписываться. Пламенный привет и вот это, письмо рекомендательное Классику. Лично в руки, он тебе непременно поможет. Обещал... Всё, третий гудок, тебе пора... Резко отвернулась, уронила плечи и пошла, не оглядываясь...
И ушла в прошлое.
Через год от неё перестала приходить почта. Да он, уже, не ждал.
 
 
день встречи
 
1
...Снаружи аккуратно постучали. Или показалось? Нет, не показалось, повторили. Дверь отворилась, они сошлись лицом к лицу, практически, нос к носу. Немая сцена застыла на нерве, дышала употреблённым пивком, оттягивая диалог. Сердечной встречи и тёплых слов не предвещала.
-    Кто бы мог подумать, - первым отважился Брехло.
-    Да уж, - не нашёл ничего пристойнее Дэн Брох.
-   «И ростом я и стройностью обижен, обезображен лживою
     природой...» - попробовал уйти в сторону поэзии Санёк.
-   Это Шекспир, «Ричард Третий»? - не сразу попал в струю Денис, но выровнил общение.
-  Так, так... На такие вилы я ещё не опрокидывался. Ты кто? - пошёл напролом оппонент.
-   Не зеркало, точно. Может, за порог пустишь? Там и выясним.
-  Проходи, разберём постановочку, - уступил проход Брехло, - Александром меня зовут... Саня...
-   Денис, - рука зависла в поисках пожатия. Нашла не сразу, - Ты не в курсе, где мы сейчас? Террариум для разведения двойников?
-   В этих культурных застенках, я так полагаю, возможно всё, но такую «сменку» в пробирке не вырастишь, - Александр отвернул ворот пижамы, обнажив родимое пятно под левой ключицей в форме крупной сползающей капли.
-   Вплоть до того? - тронув своё, точно такое же, спокойно отреагировал Денис, - получается, мы близкие родственники.
-   Как ни крути, придётся прикоснуться к истокам. Пока двигай к столу. С пивком, по поводу?
-   Не откажусь, - не отказался Денис, - И начнём с имён? Денис Борисович Брохлович.
-   Да что ты?! Александр Борисович Брехлович, - искренне удивился Санёк микроскопическому разночтению.
-   Ух, ты! И год рождения пятидесятый?
-   Пятидесятый, 22 апреля.

-   Аналогично. С нашим днём, в таком случае. Ну и подарочек!

-   Взаимно. Теперь, в основном, всё ясно.

-   Что тебе ясно?

-   Получается, - братья?
-  Это да, получается, братья. Получается, - близнецы, если как следует присмотреться к портретам и особым приметам. Вспоминается, «по трущобам земных широт рассовали нас, как сирот...». Да, как видишь, позволили встретиться. Факт не радует? - переложил ответственность брат Денис.
-  Сам факт, - лучше не придумаешь. В масть канает. Осталось понять, что за спектакль, как название, под чью музыку и сколько подобных действующих лиц. Для чего мы здесь нужны? Для чего-то, ведь, нужны? - брат Александр, выразительным жестом от уха к потолку, дал понять, - прослушка не дремлет.
-   Дальше время покажет, если оно у нас есть, - сплёл загадку, для прослушки, Денис.
Подготовили стол, обставились хмельным и закуской, не торопясь, под пивко, обернулись в прошлое, плавно огибая крутые развороты неприкаянных биографий.
«Забубённых», как любят употреблять пожившие писательницы.
 
 
 2
-  ...Ладно, брательник, про твоё творческое мне понятно. Тогда слушай сюда. В молодости я тоже стишками баловался, - развернул задетую тему брат Александр.
-   Что значит,- тоже? - не позволил тут сблизиться брат Денис, -  Я, повторяю, беллетрист бреющего полёта, и, допустим, к поэзии никаким  боком, - отмежевался  разом  от  далёких  юношеских поползновений. Мало кто избежал соблазна, и он пробовал.
«Сон мне был: явилась осень,
Плакал дождь, струились слёзы
По щекам земли усталой
Я, как путник запоздалый...» - предпринимал попытки самовыразиться, когда-то, в подобном духе. Но осознал разницу и враз всё это бросил. Читал он много, упорно, и наставница была, что надо. Помогала отделять зёрна от плевел, осознать, вовремя, всю безнадёжность в этом направлении. 
-   Это для вашей тёти роды, - трудности, - веселился Брехло, - а мне давалось. Легко. Да ещё под семиструнку, да с перебором, да с хрипотцой душевной. Заводские девочки кипяточком трусишки подписывали. Не поверишь, в популярных исполнителях когда-то обретался. Правда, не выше районного масштаба. Но всё это, подробности незначительные и давно забытые. Тематика героических будней ещё канала, под музыку Саши Пахмутовой. Смотры, конкурсы, танцплощадки, турпалатки, лежбища у костров. И я там, кумир заводских и фабричных женских общежитий. Это, когда ещё щипал по-мелкому, в основном, бочки у девочек. Пока Владимира Семёныча не услышал.
-   Ну, услышал, и...? 
-   А как  услышал, -  враз  бросил.  Вот  как  ошпарило! А до того, что ты! Налетит, бывало, с ветерком. Башка полна впечатлений, рука - к струне, перо - к бумаге. Лилось, успевай знаки препинания распределять по справедливости. Не всегда, правда, в рифму. В текстах, сам понимаешь, блатата, антисоветчина. И от правописания мутило. Жи, ши, - до сих пор пишется через и? С граммотёжкой, у меня, по известным причинам, мягко говоря, пробелы. Но душа взлететь рвалась, и основная профессия для творчества свободное время оставляла.
-   Была, значит, основная профессия?
-   Как у всех, - ничего не объяснил брат Александр, - но больше, свободное время. Я сейчас не про рябчики. Словом, не про рубли с копейками. Бабло, оно иным путём образовывалось.
-   Интересно...
-   Что тебе интересно?
-   Меня, как пострадавшего на лавэ, интересует, каким именно?
-   Сезонная, в основном, работа, - весна, лето, осень. Бригадный подряд в железнодорожных гостиницах, в поездах дальнего следования и на пляжах южного побережья страны.
-   Не врубаюсь, - догадка, ясное дело, возникла, но Денис решил подстраховаться, шлангом прикинулся.
-   Да незачем. Другой раз мелкие подробности. Тут, если хочешь, такая история с географией, про путешествие в литературу. Год восемьдесят восьмой, - точно. В полном раскате процесс перестроечный. Выбиваем мы бригадой, в весёлом скором поезде Москва - Сочи,  сазана  жирного  с  благородной  сединой  вокруг загорелой  рожи,  под  голубка  из  Санта-Барбары.  Все признаки наружу, прикид забугорный, роллексы, магендавиды на золотых цепях, перстни на граблях. - Наше вам, Леопольд, - через губу представляется, без почтения. Фраер столичный, пижон, чугунок, а доктора из себя корчит. Ну, и нарвался на классическую постановку по ролям. Развели мы этого доктора, как по нотам, на всю катушку.
-    В карты, что ли? - догадался Денис.
-  Попал, соображаешь. Ты моей профессией интересовался, - объясняю. Но дело-то не в этом. Лох, тот, азартным оказался. И не заметил, как за черту перемахнул, в глубокий минус окунулся. Подсчитали, - прослезился. - Не мои, - поёт, кручинится,- деньги. Пощадите, мужики. Только в авторитетных кругах такое фуфло, - непроханже. Не-про-хан-же! Тебя же никто, за белую бородку, к пеньку не тянул. Аккуратно берём клиента за отвороты органов. Выясняется, клиент наш, - жучара, тот ещё, крупный литературный агент. Еврей, естественно, по дороге в Грузию, трясёт, за просто так, чужими бабульками. Короче, бабульки эти, в виде гонорара, ехали к известному советскому поэту Жене Евтушенко. На его причерноморскую дачу, в тихое местечко Гульрипши. Да сошли неожиданно на непредвиденной станции Объебаловка. Ты понял, да? А у меня, к Жене Евтушенко, свой личный, особый счёт. Щас вспомню...
«Я разный,
 Я натруженный и праздный,
 Я целее... и нецелесообразный,
 Я весь несовместимый, неудобный,                               
 Застенчивый и наглый,
 Злой и добрый...»
-  Ну, ты знаешь, должен знать, - просит поддержки Александр.
«Пою и пью, не думая о смерти,
Смеясь с разбега, падаю в траву,
И если я умру на этом свете,
То я умру от счастья, что живу», - выскреб из помятой памяти Денис, - Так, вроде?
-  Точно, брательник. Балдел я от Жениных молодых стихов. Там, ещё было, про женщину в кузове машины, что-то...«И повернёт, и  молча,  молча,  как  будто  вовсе  я  не  человек...» Помнишь? Должен помнить. Не важно. И попёр я, Дениска, под влиянием свободной поэзии, поперёк понятий. Кабалу Леопольда, фраера столичного, на себя взял, завернул его в сторону севера, лишил полномочий. Тот, только что, руки не целовал, обещал гору, да адресок свой, столичный, оставить забыл. Сбросил на меня пустой кейс с документами, под те дрожжи, что проквасил, и отвалил. С бригадой своей я распростился временно. Велел в Сочах втереться в ряды отдыхающих, глаза не мозолить, подыскать тумбу...
-  Тумбу? А что есть тумба?
Ну, хаверу обустроить и залечь на пляже, моржами прикинуться. А сам в Гульрипши подался, на дачу поэта народного, поверенным на предмет вручения суммы в зелени, и документов, сие подтверждающих. Не смог преодолеть соблазн увидеть лично, услышать голос и подержать за руку.
-   Рисковал...
-   Да, не очень. Деньги, документы, адрес, имя, фамилия, полный набор, всё на руках и всё без кляуз. А уж расставить визит, как по нотам, туману нагнать, ксивой вовремя мимо глаз махнуть, форму одежды предъявить и обращение гладкое, - это, извини, необходимая и достаточная часть профессии. Тут главное, инициативы не упустить, количество текста в качество доверия перевести, втереться. Но и отступить вовремя, под покровом обаяния, если припрёт. Классика, подпадающая под статью сто сорок семь УК РСФСР. Товарища Бендера вспомни, живой пример воплощения!
-  Дальше! - Врёт подлец, решил Денис, но как виртуозно!
-  Ага, зацепило! Торопиться не будем. Куда нам из этих мрачных застенков с полным пансионом? Ты, кстати, не в курсе, что тут происходит и что вокруг нас плетут? - выразительно подмигнул Санёк прослушке.
-  Я думал, ты в курсе. С такими-то знаниями, - Денис понимающе тронул ухо.
-  Разберёмся. Ещё есть шанс. Так вот, прибываем мы в Сочи, а  там сервис доставки ещё с царских времён отлажен. Встречают на привокзальной площади с каретой, - Вам куда? В Гульрипши?  Пожалуйте, к вашим услугам. Против попутчицы, не возражаете? -  Против такой? Да никогда! - попутчица, и впрямь, не дурна.  Съела наживку, горит щёчками. Сели, поехали. Водила, армянин местный, сходу, - к делу. Все желания предупреждает, интересы, уровень требуемого сервиса уточняет. Цели и задачи причерноморского отдыха и периода жизни в обозримом будущем. На всё советы и ответы. А я ему, небрежно так, тут главное, - легко и небрежно, - по делам важным, дескать, Женя Евтушенко ждёт. Адрес помню, а как подъехать подзабыл. Что тут началось!
-   Да как же, да кто ж не знает, да сюда весь Союз пешком, босяком. А попутчица, та, ваще, от неожиданного счастья в близком обмороке. Вот и хорошо, сам себе соображаю, надо будет, пристяжной пойдёт и другие свойства немаловажны. Пока познакомились, - Александр - Антонина. Лёгкая разведка биографии, кожного покрова коленок, - вот она, дача поэта, в конце пыльной дороги, у самого синего моря. Калитка, действительно, прямо на пляж пустынный открывается. Дача в зелени фруктовой прячется,  только  конек  крыши  тенью  качает.  Армянин  все  чувства выразил, полуторный тариф расцеловал и покатил дальше по кругу, а мы с Антониной, - на скамеечку пляжную с поклажей лёгкой, диспозицию определить.
-   Я иду первым, решаю дела. Полчаса, не больше. Ты, Тонечка, сидишь, ждёшь, окунуться можешь, если хочешь дождаться и с Евгением  Александровичем  лично  познакомиться.  
А она от имени своего ласкового, от солнышка не жгучего, утреннего, от прибрежного морского волнения, а больше, от возможности  с великим поэтом соприкоснуться, на всё, что попрошу, готовая. Я тоже в направлнии сближения, но дело, сначала, - дело. Что-нибудь, расспрашиваю, из его произведений помнишь?  А она, веришь, почти без паузы, -  
«Как во стольной Москве, белокаменной
Вор по улице бежит с булкой маковой.
Не страшит его, сегодня, самосуд,
Не до вора, Стеньку Разина везут...»
 
-  Вижу, попал я с попутчицей в самое яблочко, не подведёт, а там, глядишь, и время скрасит. Одёрнул на себе клифт аглицкий, разгладил на лице печать сомнения и вперёд, в ту самую калитку.
-   Так просто? А где привратники?
-   Не поверишь, - не было. По нынешним бы временам, стальные ворота, мощные замки и три обормота в бронежилетах с собаками. А тогда, только тётка злющая из кустов с ведром вишни, - куда прёшь, идиот, кого тебе, здесь, надо?
-   Ясно кого, - отвечаю, - Евтушенко Евгения Александровича.
А он уж и сам с крыльца в рубахе навыпуск, в шлёпанцах, и в растерянности утренней, полусонной, - Чем обязан? - морщится.
Вот тут, главное темп не потерять, не замельтешить, на извинения не сбиться. Пять вперёд и, - Доброе утро, Евгений Александрович, - с улыбкой доверительной, - я приехал к вам с приветом рассказать, что солнце встало... Фраза ещё не закруглилась, а он уже в настроении  положительном, и руку жмет, как следует. Имя - отчество спрашивает, а на записку фраера столичного, на баксы и на документы, к ним приложенные, смотрит вполглаза. И кричит куда-то в окна дома, - Маша, Маша, ты посмотри, кого нам Лео прислал! Ты посмотри, какая сумма! - А какая, сам ещё не пересчитал. На глаз прикидывает.
-   А Маша - кто?
-  А я знаю? У поэтов биографии переменчивые. Выскочила та Маша на крыльцо босяком, в домашнем халате, не застёгнутом. Волосы рыжие, нечёсаные, лицо смурное, не проснувшееся. Но записку, документы ноготком указательного пальчика прочеркнула от и до, деньги пересчитала тщательно, на кучки разложила и только после, - я Маша. А как вас зовут? - ручку в цыпках для поцелуя поднесла и улыбкой осветилась. Но вопрос всё равно с подвохом, - Вы к нам надолго?
-   Ну, - думаю, - стерва, ладно, - Не подскажете, Маша, адресок неподалеку от моря. Недельки две от пыльных дел, столичных, отдохнуть, на горячей галечке поваляться, понежиться.
А Евгений Александрович, - вопрос-то к нему, естественно, - вот он, рядом. Морщины горизонтальные напряг, брови в кучу, и сходу в бой за справедливость, -  Как вам не стыдно, Саша, такие вопросы задавать! Вы для такой мелочи из Москвы тряслись. У нас  полдома  пустует,  с отдельным  входом,  а  вы  адресок у нас 
спрашиваете. Как же мы будем выглядеть после этого? Маша, возьми ключ, проводи гостей и немедленно!
-  Ты понял? Победа чистая, полная и окончательная. Наконец, последний штрих, - Евгений Александрович, с удовольствием бы, но я, в какой-то степени, не один. 
-   С вами дама? - кто не догадается, тем более, поэт народный.
-   Как вам сказать, подруга дней... И большая фанатка ваша.
Финиш, - забил Жене баки, - Вам не стыдно, Саша? Ну-ка, где ваша подруга? - И крупным шагом, под вишнёвым градом, по тенистой тропе в калитку и дальше, дальше, к полосе прибоя. А там...
-   А там, в купальнике из трёх верёвочек, можно - без, из белой пены морской, светлым телом навстречу, твоя Святая Антонина,-  
« И срамные девки тоже,
По утру, вскочив с рогожи,
Огурцом намазов рожи,
Так и шпарят, в ляжках зуд,-
Стеньку Разина везут!» - разрушил сказку брат Денис.
 
-   А ты молодец, на раз просёк, хвалю, - сдался брат Александр.
-  Нет, не сразу, - оценил Денис, - ловок ты шкурку заворачивать.   
-  У меня и про Антонину отдельная история есть, с проработанным сюжетом.
-  Представляю. Что-нибудь сексуально-поэтическое в ироничной прозе или пятистопным ямбом. Тебя не останови...
-  А теперь, без дураков, брательник. Всё это, фрагментами, было. Поезда на Сочи, катающая бригада, кот Леопольд, Гульрипши, дача Евтушенко, даже Антонина, - оставалось только в единую цепь связать. Что и сделано, как умеем. Пустяки, не в этом дело. На дешёвку не купился, - за то, хвалю. Одно могу сказать, - он снизил голос до шёпота,- попали мы с тобой, Дениска, на вилы. Гнилой спектакль вокруг нас ставят.
-  А цель?
-  У них, пока, не ведаю,  но  что-то  выдоить  из нас  хотят. Наша задача, не бздеть, чугунками прикинуться, подливу гнать. А там поглядим. Не дети, разберёмся. Наливай...
 
3
...Визит  дамы  прервал  их  в точке  обозначения  политических позиций, религиозных направлений и сексуальных увлечений, на фоне исчерпавшего свои пивные запасы бара - холодильника. Всё было свалено в кучу.
-  Отвечаю, - я последовательный анархо-синдикалист в направлении к высоким и стройным, - веселился брат Денис, опираясь на плотный выхлоп алкогольных паров.
-  А тогда, я стойкий большевик - ленинец, с уклоном в сторону маленьких и пухленьких, - отстаивал, как ему казалось, обратное брат Александр.
-   Ни богу свечка, ни чёрту кочерга?
-  Точно, брательник. Челом бью у алтаря да подаяния прошу на паперти, как членские взносы на заслуженный отдых, в близкой старости. А рядом, один другого круче, либо паханы, либо партнёры по сплаву, либо товарищи по партии.
-   К тому же, очень нравятся Сашке монашки?
-   Как догадался, брательник?
Они наслаждались бездумной болтовней, откровенным стёбом, разрушая стереотипы соперничества. Валяли ваньку, изподтишка друг друга оценивая. Впрочем, не без мелкой фиги в кармане, и не без задней мысли...
-   С днём рождения, мальчики! Не ссоритесь? - открыла визит дама.  Сестра - официантка  Людмила  Тимофеевна,  стояла  на пороге  в  броском  люрексе  и  шёлковых  лентах.  Как  подарок с типовым именинным набором. Букет роз, торт «Птичье молоко» и бутылка шампанского. И, вместе с ней, вернулось ощущение слегка утраченной реальности.
-  Администрация  учреждения  поздравляет  вас  и  преподносит телевизор «Панасоник» японского производства, - торжествовала подавальщица.
Потно улыбающийся амбал корячился за её спиной под весом  большого картонного ящика.
- Урррааа! - возликовало обретённое братство и подхватило Людмилу Тимофеевну под рябые плечи, сваливая на них ответственность за все последствия. Вечер наполнился дополнительным интересом и перерастал в праздник запоздалой молодости.
В ходе праздника, как-то ненавязчиво, проскользнула идея осудить эгоизм отношений, примирить личное с общественным и организовать дружный коллектив. Принципиальных возражений не последовало. Прослушка заворожённо затаила дыхание, предвидя нестандартные развороты событий.
 
4
Не дождалась.
Подключённый «Панасоник», помелькав рамками, поймал фокус, последними аккордами гимна обрёл звук и, покачав плавными волнами настройки, явил чёткое цветное изображение.
Под пернатым чудовищем, распятым надвое на отечественном триколоре и, явно недомогающим птичьим гриппом, готовил торжественную тираду прилизанный сухопарый тип, бликующий огнями софитов на бугристых залысинах. Из близко пробуренных, мелких скважин, по лыжному трамплину шнобеля, скатывался шкодливый взгляд дерзкого хитреца, уже познавшего всю сладость власти. Но не то поражало на экране, что, как зеркальное отражение, похож он был на близнецов - братьев. В левом углу, немного ниже потрошеного герба, светились цифры...
-   Что-о-о? Како-о-ой го-о-од? - чуть не в голос взревели братья.
Год был совсем не тот, в котором они проживали... Думали, что проживают.
-   Я пошла, мальчики, - подскочила Людмила Тимофеевна, мгновенно и целенаправленно используя замешательство. Её тренированное бедро пихнуло дверь, произвело подобное движение с другой стороны и, щедро обцелованные братья остались один на один, в полной, совершенно идиотской, прострации...
-   Ну? - сделал попытку отреагировать Денис, тупо рассматривая их совместное изображение в телевизоре.
-  Загну, - обалдело откликнулся Александр, но первый решился на трезвое соображение, - подстава это. Сто пудов, - и выставил прослушке, достаточно убедительный, средний палец.
-   И чего теперь ждать? - призвал к реальности Денис.
-   А чего полгода ждали? Не боись, мы с тобой нынче... Как это называется? Административный генофонд Отечества! Во как!
-   Сам же говоришь, - подстава...
-  Вот ты и запсиховал, а это кому-то нужно. Значит, кто-то на что-то надеется. Знать бы, кто и на что, - брат Александр ещё раз напомнил о прослушке,- «Не горюй и спать ложись»,- помнишь? Правильно советовал мой великий тёзка.
-   Что ты плетёшь. Какой тёзка? - не переставал дёргаться Денис.
-   А говоришь, писатель, - подцепил Брехло, - знать надо классику. - Александр С.Пушкин, - и демонстративно изрёк, - Как учил нас великий вождь и учитель, - будем изобличать врага и бить его на его территории.
Шкала жестов показала, - «Спокойно, брат, всё под контролем. Не даём повода прослушке. Делаем вид, что кемарим. Через два часа займёмся помещением. Понял?»
-    Понял, - успокоился Денис, - с таким не пропадёшь.        
 
5
А через два часа...
Каких только сюрпризов не отыскалось в дубовых интерьерах номера. Даже в цветах, на люстре в ванной и за образами. Но для Брехло, с его накопленным опытом обустройства арены под бой быков на святцах, определить место и обнаружить клопа, жучка, мышку, кошку, собачку, - без разницы, - необходимая часть профессии. Считай, вслепую, наощуп находил и, с приговором, - Хлеб всему голова, - ювелирно выкатанные из мякиша колпачки-нахлобучки на микрофончики приторачивал.
-   Ты просто виртуоз, Саша, - делился шопотом Денис, восхищаясь простотой изготовления, изящной формой и продуманным дизайном изделий.
-   Не надо оваций, брательник. Школа тюрьмы и ссылки никогда никого не подводила. Хлеб, он на зоне и корм, и лекарь, и гон, и забава.
-   Гон? А что есть, - гон?
-  Гон, это почта тюремная. Хлеб ещё и наёмный убийца, если дотошно исполнить инструкции. А какие ахтари, на хлебу клеятся - загляденье!
-   Ахтари? Ну и язык у вас.
-   Запомни, от вас до нас одно судебное заседание и доставка в автозаке. А там быстро образуешся. Имеются в виду выдры... ну, карты. За произведения искусства я, ваще, молчу. Это же выставка национальных народных промыслов и передовой художественной мысли. Веришь, отдельные экземпляры на международных бьеннале золотые призы брали...
-   Давай, рассказывай. Дуй мне в уши, но слегка сдерживайся. Заносит тебя сходу. Видал я таких, не маленький.
-  Не доверяешь? Правильно поступаешь. Я гляжу, ты бы в нашем сообществе, при хорошей школе и не длинном сроке, не пропал. Тогда, слушай сюда внимательно и запоминай на слух. Инструкции по применению...
 
 
6
К  утру  прослушка  была  приручена,  осёдлана  и  под завязку нагружена на манер безмозглого, ушастого парнокопытного. Слышала только то, веселяще бытовое и удобоваримое, что предназначалось  её  длинным  ушам.  И  телеящик  вносил  свою попсовую долю.
Вечерние посиделки с участием Людмилы Тимофеевны перешли в разряд трогательных воспоминаний, по краю больше не ходили и границ всеобщей отечественной морали, впредь, не пересекали. Но, зато, дни потянулись длинные, молчаливые, телевизионные, сонные. Для чужих ушей предназначенные мысли, желания и биографические подробности быстро исчерпались, первые впечатления улетучились, эмоции, по поводу нежданной встречи, выплеснулись, подсохли и дали трещинки. Стоячая поверхность отношений начала затягиваться плесенью повторов. Взаимная подозрительность и недоверие всё же проснулись и просунулись.  
Внутренне разобрались, что к чему, и скрытое направление мыслей складывалось, если не перпендикулярно, то пересекаясь где-то в отдалённой точке, подтверждая классическую теорию математики. В какой точке?  - вот вопрос. 
-   По сути, брательник, предстоит нам решить простенький ариф-метический пример, - два без одного. И определить в нём вычитаемое, - под переборы семиструнки, первым решил расставить все точки Брехло, - светит нам, я так соображаю, ход на разные стороны этого приюта двойников. Согласен?
-  Это и дураку ясно, - не удивился Денис, - Только, кому ход, а кому, - ходка. Припёрло, видимо, там, на верху, - замену нашему Верховному готовят.
-   Молоток, соображаешь, - отлегла у Брехло надобность разжёвывать, - и по сему, они нас, спецом, лоб в лоб выставили.
-   Вот и дожили мы,- «И убил Каин Гевеля»?- подтвердил Денис.
-   Какого Гевеля? Авеля, - вспомнил Алекс.
-   По Торе - Гевеля.
-   Всё не так у вас, евреев... А-ха! У нас, у нас... Гевеля, Авеля, - нам, сейчас, без разницы. Одно понять не могу, на кой хрен они тебя из-за бугра выдернули?
-   Это, как раз, проще простого, - вычислил Денис международный аспект, - чтобы на земле Обетованной соблазна не возникло. Моссад такого случая не упустил бы, - отвечаю!
-   Ты соображаешь, что плетёшь? - обрадовался брат Алекс, -  а мы с тобой, кто?
-   Я имею ввиду не национальность, а, так называемые, государственные интересы. Мало ли, какие идеи придут в голову генералам из того ведомства?
-    Всё равно, смешно... А если серьёзно, что делать будем?
-    Предлагай варианты. Ты, ведь, у нас, за умного.
-    Свели  нас вместе не случайно, - вскрыл нарыв Алекс, - острая необходимость заставила. Основные события, уверен, вскорости развернуться должны. Вот и решили там бойцовыми псами нас выставить. И кому-то из нас путь наверх, на свободу относительную. А другому... Вот тут непонятка.
-  Верно мыслишь, брат, не даром Верховного от трудящихся масс в Бурчаловой Щели спрятали. В телевизоре вторую неделю первые замы и шнурковы локтями толкаются. Интересно, по каким признакам они нас разводить будут?
-   По партачке... По блатной наколке, они так надеются. Только зря, я тебе ночью такую же выправлю, на сахарке жжённом. Хрен отличат от оригинала. Сегодня же.
-    И что дальше?
-   Дальше... Не будем мельтешить, брательник, есть у нас один шанс козырный, но к нему фараона аккуратно подвести надо. Время, судя по всему, припёрло. Что-то там, наверху, замутили, - думаю, вот-вот сам проколется.
-    С подробностями не ознакомишь?
-   Терпение, мой брат, сама судьба нам знаки посылает, - мгновенно присовокупил Брехло.
-   А по мне, послать бы, всё это, ко всем ебеням,- остро выразил чувства Денис.
-  Что-нибудь смастерим по ходу, - успокоил Алекс, - а пока, сидим, квасим пивко и попусту не рыпаемся. Ждём-с...
 
 
день судный
 
1
Легко сказать, - сидим, ждём...
Это, когда ты в полной неизвестности и в темени беспросветной, за решёткой ждёшь, время тугой соплёй тянется. С ума спятишь, на дерьмо жидкое изойдёшь от дурных предчувствий. Хуже того, без привычки. Но стоит срок приговора решающий, а тем более, близкий, обозначить, рвануло то времечко, и вот уж нет его. Так и с вертухаем главным, или кто он тут, полковник в штатском? Не в чинах и не в погонах дело, - в связях да во влиянии. Вторые роли, они подальше от престола, но, зато, ближе к кормушке.
Всё кругами фараон ходил, выжидал, вымучивал, к сопернику приноравливался. Но, как только слетел приказ сверху, эксперимент в две недели свернуть, понял, уплывает реальный шанс срубить по крупному. И не стерпела гнилая душонка, поддалась соблазну.
-  Первым делом, - намёкнул, - отведено вам, Александр Борисович, с братом Денисом Борисовичём, времени, - всего ничего. А на кого выбор падёт, от меня, в немалой степени, зависит.
Каким образом  отмазку наладит, не доложил, но по всему видно, всерьёз решился, не пустословит.
-  Что-то конкретное предлагаешь?- Брехло дураком прикинуся, - Не вижу настоящей перспективы, не обозначены условия игры и границы ставки.
Ну, и ответ, - яснее ясного. Великодушно предлагает судьбу на святцах незапятнанных раскинуть.
-   А вот теперь, Санёк, спешить не будем. Быстрота, она и ловле блох мешает, как уточнилось на зоне. Есть небольшая разница, дольше ловишь, быстрее срок бежит... 
-  Мне порожняк или туфту гнать нет никакой надобности, - замечает он, как-бы, нехотя, - я, под фуфло, за тот пенёк не сяду. На деловой вызов мне ответить нечем, при полной тишине в лопатнике. А в «дурака» или в «66» с брательником моим дуйся, он там мастак.
-   Ты прикинь, что теряешь, - фараон резонами козыряет, - или в пансионе этом до конца дней кости парить, или парад войск принимать на Главной Площади Отечества.
-   Или раков кормить, вон в той речке, за стеной краснокаменной. Что, не так?
-  Исключено, - вы, теперь, административный фонд Отечества. Оба неприкасаемы...
-  Лучше скажи, - тщательно от посторонних глаз скрываемы, а ежели что, - вон он, погост вокруг прихода. Для кого это? 
-  Пусть так. Но тут один выбор из двух. Или ты на самый верх пойдёшь или братишка твой. И выбор, сам понимаешь, не шуточный. Решай...
-   Хорошо, допустим, уговорил, - Санёк варианты раскидывает, - а что конкретно на кону, и какие у меня... Нет, у нас, гарантии?
-   На кону, - мент отвечает, - с твоей стороны миллион в зелени, с моей, - жизнь тебе шоколадная на самой верхушке власти. А гарантией, слово офицера отечественного.
-   Да слово офицера отечественного, - как бы вскользь, Брехло замечает, - это такой пустяк, что и говорить не о чем. И власть ваша, паскудная, и слова офицерские, дешёвые. А миллион в зелени я только на свободе временной, краем глаза, в кино американском видел. Так что, ежели хочешь ставить на конкретный интерес, называй разумную сумму. В двести, не более, раскосых. И по другую сторону лежать должна не продажная ваша власть, а полная, для меня, свобода совести, слова, передвижения и выбора женщины. Подсовываешь рябую кукушку. С души воротит...
-   Ну, что имеем. С души воротит, но не отказался же, - потенциальный противник укоряет, - Только и мне гарантии нужны, я тут при исполнении и рискую не меньше. Не нашли мы у тебя общака, верно, но где-то же он есть. И где, тебе доподлинно известно. А по сему, миллион косых, и торговаться не советую. Точка.
-  Нудный вы народ, вертухаи. Семьсот, и ни центом больше, - это раз. Твой гарант в одном номере со мной суровой участи ждёт, брательник мой, - это два. Сорву мероприятие, он на самый верх пойдёт. Только потом не жалуйтесь, у него мысли, принципы, память обновлённая и взгляд из-за бугорка, не отравленный настоящей еврейской свободой. Вот получит реальную власть и разворошит  ваше  змеиное  гнёздышко.  И заметь,  при  этом,  не  я тебя захороводить пытаюсь, совсем наоборот. А сумму и кон, если на то пошло, обеспечит присутствие всесоюзного разводящего старосты. Он сам и банковать будет. Иначе, мимо денег. Аристократ, слышал о таком?
-    И слышал, и видел. По нашему ведомству пару раз проходил.
-   Тогда, слово за тобой, если биться в лоб согласен, без кляуз и подборщиков.
-   Согласен, -  не сходу пересилила жадность фараонова. Нет, не сходу, - только, как нам на Аристократа выйти?
-   Один звонок с мобилы, и все дела. Беру на себя, но предупреждаю, белую кость в посредники берём. Волосок с его головы упадёт, нас с тобой из под земли достанут, в рассоле огуречном вымочат и на ремни располосуют. Никакая Крепость не спасёт.
-   Да ладно, согласен, звонок получишь,- затрясло нетерпением вертухая главного, аж ладошки вспотели.
-  И последний вопрос, но самый строгий. Посетит меня, допустим, голый вассер. Я, куклой на престол, а куда ты брательника моего сплавишь?
-   Не твоя забота. Ты что думаешь, сейчас там не кукла? Только ожиданий не оправдал. Преждевременные заявления без предварительного согласования в Комитете. Ещё что-то нарушил, с дележом портфелей и больших бабок связанное. Не мой уровень, не мне судить. Неправильно себя повёл, вот и нарвался, вечный отдых прописали в Бурчаловой Щели. Но, сам понимаешь, не долгий.  А  за  брата  волнуешься  напрасно.  Его в  первый  блок переведут на постоянное довольствие и подстраховку. И все дела. У нас там целая колония из претендентов бывших и будущих. Живут себе припеваючи, забавляются на всём готовом. Только ты, сначала, свой шанс не упусти. Подставься и все в шоколаде.
-   Это, как карта ляжет и последнее вскрытие покажет. А от шоколада у меня сыпь на ягодицах. Свобода дороже. И ещё одно, обсуждению не подлежащее, весь расчёт на месте. Профортунил,  никаких оттяжек. На свободу с чистой совестью, вместе с моим гарантом. И без фокусов.
Помялся фараон, порисовал кисляк на роже, но съела его жаба окончательно. Покривлялся, но дал согласие.
-   Ну вот, Санёк, приплыл твой шанс в чужом огороде морковку дёргать. А кто и как за это отвечать будут, не твоё дело. Так что, поспешай, тусуй, выхватывай...
 
2
Нельзя сказать, что события развернулись стремительно. Фараон песен напел, надежду заронил, отвалил и затих. Скорее всего, варианты развития событий так и этак разворачивает. А заодно  нервишки партнёра пощекотать вознамерился. Напрасно, гнида, старается. В каких только передрягах Брехло ни побывал за его пёструю нетрудовую деятельность. Что-что, а терпение не подво-дило и чутьё, если считать по основным этапам, не подставило. Теперь  бы  самое  время  с  брательником  разбор  предстоящих полётов наладить. Как ни крути,- Санёк соображал, - свинтить за пределы Крепости вдвоём не светит, а шанс в моих руках. Мне и разводить по справедливости. Но, пока суд да дело, выправил брату партачку, на жжёнке сахарной, чтобы окончательно вертухаев с понталыку сбить. Нормальная получилась наколочка, тик в тик. Без специальных знаний и оптики не отличишь.
Вот и всё, залегли в дубовые траншеи и ни слова вперёд. Мало ли чем будущее светит, и какую подлянку фараон задумал. Вперёд забегать не будем, спим спокойно и свежим воздухом, с липовым дурманом, ровно дышим.
 
3
Как и думал...
Недели не прошло явился полковник, вечерний лёгкий жанр нарушил. Отправил раскрасневшуюся от волнующих прикосновений Людмилу Тимофеевну на незапланированный ночной отдых, вывел Александра в коридор, вежливо перед Денисом оговорившись, и протянул нетвёрдой рукой мобильник.
-  Звони Аристократу, решение принято. В три дня уложиться должны. Припёрло там, наверху. На днях одного из вас из пешки в ферзи проведут. И заметь, на кого я укажу. Давай, делай ставку.
-   Что за спешка? - Брехло в наивняк сыграл, - мало ли, где наш смотрящий, застану ли? И каким макаром я за стенку выскочу, хотелось бы знать. По времени, по ролям и другие подробности.
-   Ты, сначала, вскройся и три небитых предъяви. А смотрящий всегда на месте, законы ваши знаем, не дураки. Звони, завтра в лоб рубиться будем, как уставом положено. С моей стороны всё тик в тик. Твоя очередь.
-   Хорошо, я позвоню. Но гляди, после звонка иного выбора у нас нет. И путь назад отрезан, коли знаком с нашим уставом.
-   Звони, давай, - отчаялся фараон, - поглядим, кому карта ляжет.
Да никуда не делся Аристократ. Как уставом положено, был на месте. Молча выслушал, долго размышлял, так и этак ситуацию разворачивая. Со свистящей мокротой тяжело дышал в трубку. Лишними словами сорить никому не позволял. Себе, в первую очередь.
-   Как тебя в это дерьмо угораздило, отдельный базар, - наконец решение принял, - за метлу поганую ответишь. Ещё за то, что с фараоновым племенем связался. Он, сейчас, где?
-   Рядом, тут...
-   Учти, по любому причесать фраера обязан, без боковых ветров и колоды кованой. Готовь пенёк, дрожжи и выдры, за мной. Дай ему трубу.
По тому, как меняла цвет и влажность рожа полковника, понял Саша, что заглянул вертухай, от жадности, в преисподню. И уже не отвертеться. Ясны были разнообразные последствия, под которые попадет, если, не дай Бог, порожняк гонит. Осознал во что, за пережитками прошлого, вляпался. А по времени разговор был коротким. Минуты две - три, не больше. Не любил Аристократ поганку лепить. Закатал в голову суровые перспективы, и спите, как хотите. До завтра.
-    Завтра, - только и было, что сказать фараону.
-    Завтра, так завтра, - только и было, что ответить.
 
А в это время... Спал, или не спал, брат Денис, - кто его знает?  Валялся на койке, отвернувшись к стене, с головой замотавшись в простыню. 
-   Кемаришь, брательник? - проверил Санёк. Ответа не дождался.
-   Ну-ну, может, оно и к лучшему, -  пробухтел он себе под нос, и пошлёпал в ванную, охладить набежавшее волнение.
Ночь подходила не лёгкая, с маятой до рассвета.
 
 
4
Не спал брат Денис, но не ответил, с головой укрылся. Догадка осенила его, пока Александр с фараоном меж собой перетирали. И на размышления навела, не раз посещавшие прежде, - Вот где нашёл своё место задуманный Основной Герой. Прорезался, дал шанс. Ну что, мелкий бес, неужто пришло твоё время наследить в истории, вознестись и возглавить? 
Знак общий. Ульянов, Шиклгрубер и... подумать страшно. Отец нации, надежда, разбежавшейся по партиям, трусливой демократии. Фигура, конечно же, кукольная, игрушечная. Комитет за палочки - верёвочки, узелки - петельки дёргает. Как в той песенке молодого Макаревича, на волне грядущих перемен, - «Начинаем представленье...». 
Э-эх! Начинаем представленье... Разогнать подпевал и бездарей, накрыть медным тазом коррупцию. Заменить придворную свору на компьютеры. Аппаратура, в отличие от аппарата, не ворует, не предаёт и не подсиживает.
Э-эх! Мелочиться не будем... Снести тот могильник на Главной Площади, решить вопрос с петушиным Гербом, с трижды перекроенным, позорным Гимном и невнятным Флагом Отечества, - Пущай реет себе Андреевский.
Так, так, так... Запретить кое-что придётся. Вывоз капитала, свободное хождение инвалюты, казино, бардели, придорожную проституцию.
Начинаем... Перевёртышей в погонах, - рядовыми в стройбат. Местную власть, -  на  расчистку улиц. Членов Палат, - на охрану лесов и вод. 
Представленье... В связи с претензиями на спорные территории, подковать армию, взять на прицел «Балды» и «Большой Балды» столицы и стратегические центры потенциальных противников. Чтобы народонаселение могло шириться, надеяться и веселиться.
Никому ни пяди...Срочно военизировать население приграничных регионов. Вернуть Крым, весь Кавказ, Прибалтику, амурские острова, выгоревшие леса, неосушенные болота.
И весело, весело! Одним махом присовокупить в Союз братские славянские страны. К зиме лишить продажную ближнюю Европу нефти и газа. Пусть протрясутся, поймут и тепла попросят.
Ха-ха! Весело! Затопить, в проливах Босфор и Дарданеллы, ржавый Черноморский флот.  
Повсеместно возродить политграмоту, гражданскую оборону и воздушную учебную тревогу.
Но главное, первоочередное... Изгнать инородцев, захвативших рабочие места творческой интеллигенции, кочегаров и дворников, лишив их близости с народом и протестной тематики. Заколотить наглухо то самое окно в Европу. Открыли ненадолго, камеру проветрить, и чего добились? Сквозняки в головах, ветер в мозгах, пурга в мечтах и шило в жопе. Да мало ли, что лежит на поверхности? Свершений и дел славных впереди, - невпроворот.
Аркашку, подлеца, найти, примерно и прилюдно наказать. Грубо говоря, распять на Главной Площади Отечества, вместе со всей этой шоблой, обворовавшей собственный народ.
Дашутку отыскать и осчастливить. Виолетту Николаевну... Но, вряд ли, вряд ли до сих пор жива. Посетить могилку, крест поправить, тихо помянуть на бугорке...
Вернуть Раечку... Ну, не обязательно... Здесь, этого добра... Ой!
Собрать  воедино  все  свои  произведения,  отредактировать, издать в твёрдой, тисненой золотом, обложке. Миллионным... десятимиллионным тиражом.
Перевести, распространить за рубежом... Получить Нобелевскую. Впрочем, кто тебе даст, там всё дерьмократами схвачено. да и на хрена она, в таком случае?
И... И  решить всё, конкретно, с братом Сашей. Если срастётся, как задумано, - ему, конечно, ему всем обязан, но... Но негоже двойника, с такими задатками, на свободе держать. Преступный мир коварен, враги воспользоваться могут. Придётся принять меры, изображая скорбь и печаль всю оставшуюся жизнь.
Всё сразу не учтёшь, поздновато. Поутру план набросаю.
Утро, оно не только вечера мудренее. Утро, приговорённым - прощение, живым - надежда, счастливчикам - дорога в рай.
А сейчас, шутки в сторону, и спать... Хватит уже... Хватит...
 
 
5
...вам спать! И перестаньте храпеть на скамейке, пан Брох. Идите домой, и досмотрите ваш сон, со стонами, в мягкой постели. С вашей приятной дамой. Да... Могли бы познакомить, если у вас к ней серьёзные намерения. Вы слышите меня? Посмотрите, ваша кошка извелась вся, есть просит. Вот что я вам скажу, и не вздумайте мне возражать. Нельзя так насиловать свой организм бессонными ночами... Или у вашей дамы такой темперамент? Так, я вас поздравляю, вы не осилите задуманное и не доживёте отмеренное. Поверьте мне, я в этом кое-что соображаю.
-    Я... Я учту, пани Ковальчик.
-    Вы помните, что вы мне обещали?
-    Да-да, я помню, пани Ковальчик, конечно помню...  
Ни черта он не помнил и не понимал. Наполовину плавал ещё там, на другой стороне сознания.
-   В такое время, пан Брох, надо жить в Галилее... Вообще, надо жить в Галилее. Зачем меня привезли в эту Хайфу и притащили на Халису, под вопли муэдзинов? Зачем мне это море, если я его  не вижу? Никогда не слушайте родственников, у них, на нашу немощь, свои корыстные интересы. На сегодня достаточно, - хам нора! - она, со стоном, поднялась, погрузила половину своего слоновьего тела на плечи приземистого, но стойкого восточного божка, - До встречи, пан Брох. Дай нам Бог, до встречи...
 
6
Мир вокруг не перевернулся.
Всё там же бухта, гавань, промзона, пригороды в лёгкой охристой дымке. Волнистые холмы, едва проступающие сквозь оседающий хамсин. Стоячая жара... Но что-то неуловимо дрогнуло в унылой картине дня, предвещая грядущие перемены.
Дуська бесновалась у ног, требуя пропитания. А сколько там прошло? Час, полтора, два, не больше. Или вся жизнь минувшая и, даже, предстоящая?
Дэн Брох приподнялся, с хрустом выпрямив скукоженный позвоночник, полностью  освоил  действительность,  точно  определил себя на месте и во времени, вспомнил всё, убедился в отсутствии на повороте с Разиель на Пейер серебристого джипа.
-   Вперёд, убийца рыжая! - и поскакал за кошкой по лестнице.
-  Что тебе остаётся, жалкий беллетрист, если всё стоящее, только скоротечный сон на скамейке? А всё остальное, - мелкие повседневные неурядицы, пригоршни удач и торопливые подаяния любви рыночной подавальщицы. Звериная преданность Дуськи и бескорыстная дружба со, справедливо отмеривающей ему, доктором Каревски.  
Удерживая тишину, осторожно проникли в квартирку, и сразу, - на кухню. Тут же, нетерпеливая паника у холодильника и кормушки. Кошачья благодарность урчит и оглаживает ноги.
Теперь, на ципочках, в комнату. Колченогий вентилятор, всё так же всхлипывая, разгребает влажную духоту прошедшей ночи. Спит женщина обнажённая, и поза в обнимку с подушкой, практически, не изменилась. И невольно повлекло прилечь под тёплый бочок. Захотелось обнять, разбудить осторожным поцелуем.
 
И прилёг, и обнял, и правую осторожно положил, и левая нашла себе тёпленькое местечко и... Остановил звонок телефона...
Конечно же, мадам Каревски. А сколько на часах? Девять двадцать? В Шабат ещё постельное время, но у мадам своё расписание. И без приветствий, сходу в бой, - Вынуждена тебя огорчить, Денис. Мои побасенки, в твоей интертрепации, не всегда удачны.
-   Например?
-  Ты берёшь на себя смелость из близких, мне, воспоминаний дешёвые  эстрадные  номера  присочинять,  развесистой попсе на потребу. Не продешеви...
-    Например? - ничего не понимал Ден Брох.
-   Вся история с «Аппоссионатой» превращена тобой в весёлый шлягер. А ведь это, если вдуматься, трагедия социума.
-    Но и у меня, смею надеяться, смех сквозь слёзы.
-    Я этого не прочувствовала. И шелухой всё осыпано, ничего не значащей, дребеденью. Красные дни зачем-то... Ну, при чём тут красные дни? Глубоких ассоциаций не просматривается. Да и очевидных. Натурализация, не твой стиль. И, наконец, где он, достойный финал? Где наметившийся сюжет, - «брат за брата»? Эту, основную линию ты малодушно уводишь либо в сновидения, либо в безликие намёки. И это уже не первый раз. Короче, не торопись, посиди, подумай. Тут есть, что поправлять.
-   Спасибо, я подумаю. Но сновидения «брат против брата» несколько надёжней «брат за брата» в действительности. Так мне педставляется, и тут я ничего менять не намерен.
-   Теперь возьми перо. Взял? Записывай: «Посмотрите на этих  государственных людей. Они крадут произведения изобретателей и сокровища мудрецов. Культурой называют они свою кражу. Они выблёвывают свою желчь и называют это газетой.
Они проглатывают друг друга и не могут переварить себя. Богатства жаждут они и делаются от этого беднее. Дурным запахом несёт от их кумира, холодного чудовища. Дурным запахом несёт от всех служителей кумира»... Записал?
-   Ну, допустим. А для чего это?
-   Так говорил Заратустра.  
-  А, насколько я помню, так изложил Ницше. Бог весть, что там утверждал Заратустра. Никто не поручится. И для чего мне всё это?
-  В контексте может пригодиться. Вообще, не торопись, подумай ещё раз. Разберись, где у тебя сон, где явь и что важнее. Пока. Жду тебя, как обычно, в ём ришон, - и, не получив ответа, отключилась.
-   Буду непременно, - пробормотал Дэн Брох, ни черта не соображая, - Доктор Каревски, няня Вася и Заратустра, какая связь? Фантазия, история и явь в обратном порядке. Как всё соотнести?
 
 
7
-  Кому ты и что обещаешь? Не успел сожительницу пригласить, вещи перевезти, уже на сторону смотришь? - продирая глаза, приподнялась Раечка, - ну-ка, раздевайся, раздевайся, иди сюда, разбираться будем.
-   Иду, иду, иду, - прыгал он уже на одной ноге, стаскивая с себя одежды прошлого и, в нагрянувшей мощи желания, не добравшись до исподней рубахи, рухнул в её горячие объятия...
 
-   Ого, ничего себе, - едва отдышавшись, оценила подруга яростный всплеск крутой эротики, - давненько такого не было. Что это с тобой?  Ты как с голодного края ворвался. Потерпи немного, отдохни. Я в ванну быстренько, - и пошла, бликуя, на крутых бёдрах, солнечным миром проснувшейся Святой Субботы.
-   Не мудрено, столько лет одиночества, - впал в своё Дэн Брох, всё ещё болтаясь между сном и явью, - А сколько? Какой год? - он потянулся, было, к компьютеру...
-  Эй, гигант, иди-ка сюда, потри мне спинку, - кликнула Раечка из ванной, включаясь в новую игру, - ты меня слышишь?
-   Слышу, слышу, - откуда что взялось, спустя миг, он был уже рядом и, через голову стягивая рубашку, перешагивал к ней в ванну, под бодрящий веер прохладных струй...
-   А это как понимать? - она прихватила его за локоть левой руки и недоумённо куда-то в бок таращилась.
Дэн Брох развернулся, как мог. Там, на руке, ближе к спине, чуть ниже плеча, на прочном южном загаре синела несложная блатная наколка. Три карты, проткнутые стрелой...Три дамы.
Трефовая, - Танька Филимонова... Червовая, - Виолетта Николаевна... Бубновая, - Дашутка с подиума...
Пиковая, с хайфского рынка, живая, обнажённая, стояла напротив, чернела взором и закипала гневом.
 
8
В гневе Раиса была неудержима.
-   Это что ещё за мерзость? Откуда взялась?! Чёрт знает с кем связалась на свою голову! Господи-и, как я устала от вас, - один ничего не может, другой блатные игры устраивает. Мне своих забот, - во, выше крыши!
Впопыхах, оставляя мокрые следы, выскочила из ванны, - Не трогай меня! - протолкнулась в джинсы. Сгребла в сумочку часы, мобильник, фенечки и, - Отойди, не надо мне ничего объяснять! - основательно грохнув дверью, унесла своё роскошное тело в постылые, бессильные, но до конца понятные, объятия гениального алкаша Волобуева. Сожительство, ни по любви, ни по расчёту, не состоялось.
-  Пока не состоялось, - не позволил себе слабости Дэн Брох, - Совлянут, завтра будет день, будет шук, будет пища с пивом. Будет и Раечка, никуда не денется. А если и денется, тоже не беда. Есть же где-то, обещанная доктором Каревски, тихая кошерная девушка из Бейт Оле. Воспользуйся, мелкий бес, пора угомониться. А там...
Далеко и глубоко не заглядывай, там видно будет... Может быть, намолит она, эта кашерная, и принесёт тебе Земля Обетованная вдохновение и удачу. Всё здесь близко друг к другу, и к звёздному небу, и к Создателю...
Он бесцельно поболтался по, утратившей тонкий женский запах и обещанную заботу, квартирке, подхватил на руки растерянное животное, подошёл к распахнутому окну...
Осень брала своё. Ещё держалась за середину дня неутолимая жара, но хамсин уже сдуло, нежным фиолетом и бирюзой заполосила бухта, вдребезги разбивая о каменистый мол, сверкающий шлейф прибоя. Над вечными холмами Галилеи поплыли серебристо-серенивым косяком мелкие рыбёшки - облачка, а чуть правее, из-за Голан выходила на вольную охоту за ними семья огромных белых медведей. Три мощных кипариса через дорогу, вцепившись корнями, не отпускали, прочно удерживали от чужих и собственных соблазнов страну иудеев. Их, слегка колеблющиеся верхушки почёсывли засиневевшее брюшко неба.
Что-то колыхнулось в нём, отзвуком пространства мира и покоя. Он мог бы воспользоваться нахлынувшим мигом озарения, и отпустить свою серую душу, летучей мышью полетать над святыми холмами, породившими, то ли сон, то ли притчу, то ли живые ещё воспоминания.
Оставалось наскоро зафиксировать увиденное, пережитое и ещё ощутимое. Дэн Брох оставил Дуську на подоконнике охранять пейзаж от наметившихся изменений, оседлал кресло, подъехал на нём к, ещё не потерявшему тепла, компьютеру, включил и проник в прерванный текст...
 
 
ПУТИ  ГОСПОДНИ
 
(Наброски киносценария. Продолжение.)
 
(Возможно введение элементов немого игрового кино.
Тогда: Всевышний - опять же, Лев Дуров.
Адам -  жаль Крамаров ушёл, найти подобного.
Хавва - Барбара Стрейзанд
Каин - Адриано Челентано
Гевель - жаль Мкртчан ушёл, я так думаю, да?
Найти подобного.
Змей Искуситель -  Сергей Юрский, или просто,- змей.)
 
И было Утро.
И пошла от него История Рода Человеческого.
И познал Человек Хавву, Жену свою, и она зачала и родила Каина.
И сказала, - Обрела я Человека, Сына своего, с Богом.
И ещё зачала от Адама, Мужа своего и родила Гевеля, брата Каину.
И сказала, - Обрела я Человека, Сына своего, с Богом, брата Каину.
И стали расти Сыны Человеческие братьями.
И выросли Сыновья Человеческие от Адама и Хаввы.
И стал Каин земледельцем, а Гевель стал пастухом овец.
И отвёл Семье место Всесильный на Земле, за пределами Эдена, где одна река выходит из Эдена для орошения Сада Райского и оттуда разделяется и образует четыре Главные Реки.
Имя одной Пешон, она огибает всю землю Хавилу, где золото.
И Золото той земли хорошее, там Хрусталь и камень Оникс.
А имя другой реки Гихон, она огибает всю землю Куш.
А имя третьей реки Хидекель, она течёт к востоку от Ашура, четвёртая же река это Прат.
И  реки  эти -  течения вод животворящие, земли огибающие, сухие  почвы  увлажняющие  и  семена  сада  Эден  по  всей  Земле несущие.
 (Кинохроника. Нил, Янцзы, Волга, Дунай, Миссисипи. Верблюды, слоны, антилопы, бизоны... нет предела...)
И призвал Всесильный Братьев, сынов Адамовых и повелел им принести Даров от Трудов их.
Брату Каину принести Плодов от Земли его.
Брату же Гевелю принести Даров от первородных овец своих. И принёс Брат Каин Дары Всесильному от Земли его. И была то Продукция плодоовощная и сельскохозяйственная.
И пригнал Брат Гевель Дары Всесильному от отар его. И была то Продукция шерстяная и мясомолочная.
И посетил Всесильный Выставку Достижений, и увидел, что Дары хороши. Но не сказал Братьям, покуда, затаил Сомнения свои.
-   А не взойдёт ли Брат над Братом по Выбору Моему и не порешит ли Брат Брата своего единокровного по Зависти своей через Зло своё и не произведёт ли на Земле Смерть Насильственную между Человеками?
И взойдёт ли Человек после Зависти и Убийства брата своего, Единокровного, к Миру Моему и Благодати Моей с Покаянием?
И проститься ли ему?
И отвёл свой Взор Всесильный, и указал Перстом своим на Дары сынов Адамовых.
И попал в дар Гевеля, от овец его, под влиянием Нечистой Силы, водившей Перстом его.
Не на плодоовощную продукцию указал Перст его и сельскохозяйственную, а вовсе, на шерстяную и мясомолочную.
И приклонился Всесильный, за перстом своим, к Гевелю и к Дару его.
А к Каину и к Дару его не приклонился нисколечко, отчего стало Каину досадно и поникло лицо его, и отвернуло с Плевком и Проклятием Брату своему.
И увидел это Всесильный, и сказал он Каину, - Отчего досадно тебе и отчего поникло лицо твоё? Ведь если клонишься к Добру, то простится тебе. Если же не клонишься к Добру, то у Дверей твоих Грех лежит и к тебе Влечение его. Ты же должен властвовать над ним и давить на корню Дурные Наклонности.
-  У какой Двери, Всесильный? Нет Двери у меня, ибо в шалаше живу, - посетовал Каин, - потому как пахать, да сеять, да урожай снимать, это вам не овец гонять собаками, да купоны с их шкуры стричь!
Собрал Каин Дары свои, с досадою, и пошёл в поля повышать производительность труда в плодоовощной и сельскохозяйственной промышленности.
И не заметил, от Огорчения, как прицепилась к нему Сила Нечистая.
-  Спасибо тебе Всесильный, что приклонился Ты к Дарам моим, - отблагодарил Гевель и погнал Овец своих на пастбища, повышать производительность труда в шерстяной и мясомолочной промышленности. Не заметил, от Радости, как приклеилось к нему Благодушие Пустое. Можно сказать, Пустопорожнее.
И услышала Хавва, Мать Человеческая, слово Всесильного, и узнала Выбор его и Замысел его, и сказала так, - Кому много дано, с того Спрос Большой. Мало тебе, старый, Греха Первородного, мало того, что ели мы с Мужем моим плоды от Дерева Добра и Зла, не созревшие, и познали Их, и нагие таились от тебя, и животами мучились. Так теперь Сынов моих Завистью стравить хочешь и Враждой извести?
-  Не перечь мне, Хавва, Жена Человеческая, не мути мне чистоту Эксперимента! - вскричал Всесильный, - для вас же, тёмных, стараюсь! Ну, как пользительна эта штука, Зависть, и толчёк даст Прогрессу, Всемирной Истории и Откровение принесёт всему Человечеству!
-  Дурное дело не хитрое, - как могла, уязвила Хавва, Мать семьи, Жена Адамова, - вырастил ты мичуринским методом Зло и сотворил дурным Выбором, своим, Зависть. А куда сие приведёт, и чем наперёд аукнется, и как вослед откликнется, не ведаешь. Эксперименты ставишь, а Сынам Моим, и без того, пустоголовым да слаборазвитым, всё расхлёбывать?
-  Сказано, не лезь под руку! Не женское это дело! Знай место своё! Иди, рожай в муках, пополняй ряды Наивными новыми.
И пошла Хавва, Жена Человеческая, и выла, в предчувствии Горя Материнского, и ничем не могла, уже, помочь Сынам своим...
А Всесильный, не долго думая, - шасть в межу, владения Сынов разделяющую, и затаился там, в ожидании Исхода событий.
(Не путать с другим Исходом, до него ещё хлебать евреям, и хлебать, Полной Мерою).
 
Залёг Всесильный, как задумал, в диких зарослях, репьём цепким да сухим листом Присутствие своё прикрыл, законспирировал. Ждёт-пождёт, в Изначальный Пейзаж Земли вникая. И видит...
Реки над водой паром клубятся, тучи грозные небо, голубым окрашенное, застят, на горизонте вулканы, будто гнойники, вздыбились, дымы возносят, огненной лавой пузырятся, в долины пустынные, с пожарами, истекают. Знать Земля не отошла ещё от Создания, - прикинул Всесильный, - нахлебаюсь ещё с Устройством и Воплощением задуманного. И с думой такой в сон сошёл...
Зато, Каин не дремал.
Не снёс Обиды, походя Всесильным нанесённой, нашептала ему на ухо Нечистая Сила, и замыслил он, Зависть свою, Преднамеренным Убийством брата Гевеля утолить.
Взял заступ каменный (век железный-то не пришёл ещё), нашёл в поле брата младшего, единокровного, созерцающим природу в Благодушии.
Из засады выскочил, слова не сказав, с трёх ударов по голове, лишил Жизни его и бегом удалился в шалаш свой, в смятении от Злодейства Сотворённого и вида Тела Мёртвого Брата своего.   
Так проспал Всесильный, проворонил наступление на Земле Смерти Насильственной по Злу и Зависти.
И очнулся Всесильный ото сна, и призвал Гевеля. Но не увидел Гевеля.
И призвал Всесильный Каина, и спрашивал его, в смятении и  волнении, - Где Гевель, брат твой?!
-   Да откуда мне знать, где его носит, - дураком прикинулся Каин, - разве сторож я Брату своему?
-  Не надо мне, про сторожа, - настаивал Всесильный, - Что сделал ты? Голос крови Брата твоего вопиёт мне из Земли!
Понял Каин, деваться некуда, припёр к стенке его Создатель, и в сознанку кинулся для облегчения участи.
Нет, - крикнул он, - брата Гевеля живого. Лежит бездыханный посреди Земли пустынной и кровь из ран его сходит на камни и запекается на них под Светилом. Победила меня Нечистая Сила, взял Грех на душу, убил заступом каменным, - и пал на колени пред Создателем.
 
И вот, впервые сотворена Насильственная Смерть.
И вот, раскрыто Преступление.
И знаем мы, - чьими Руками.
И ведаем мы, - чьими Молитвами.
И узнали мы, - по чьему Наущению.
Да что-то не те делаем Выводы.
 
«...не те делаем Выводы...» - Дэн Брох соскочил с последней строки, пробежал по многоточию. Переплыл на нём Всемирный Потоп, перешёл пустыню Египетскую, перемахнул море Красное, выслушал оправдания Моисея за все те сорок лет, соорудил Два Храма и разрушил их, увидел Христа, поверил и поплёлся за ним, молил прокуратора Иудеи, с лёгкостью миновал Голгофу, отчитался за Тридцать Серебренников, увильнул от Священной Инквизиции, выжил в Холокосте, сбежал от расстрела в местечке под Краковом, избежал соблазна власти...
И набрал на дне файла:
Хотелось бы глянуть в глаза интерпритаторам вымысла, - Бог есть Любовь. Нет, - БОГ ЕСТЬ ИСПЫТАТЕЛЬ!
Вспомнил всё и добавил:
Он может только поставить перед выбором.
 
КОНЕЦ  И  ВОПРОС: А ЧТО ЭТО БЫЛО?
      ПЕРЕВОД С ИВРИТА
 
1.       ём шиши -  пятница
2.       Адар -  район Хайфы
3.       кабалат Шабат -  застолье
4.       тиюль -  путешествие
5.       Гистадрут -  профсоюз
6.       шук -  рынок
7.       Кирьят Элиэйзер -  район Хайфы
8.       тахана -  остановка
9.       ханут -  магазин
10.                                                                                                                                                                                 Кама зэ оле?-  сколько это стоит?
11.                                                                                                                                                                                 Лишкат Авода -  биржа труда
12.                                                                                                                                                                                 теудат зеут -  паспорт
13.                                                                                                                                                                                 Битуах Леуми - Институт страхования
14.                                                                                                                                                                                 Ма нишма?-  Как дела?
15.                                                                                                                                                                                 мивца -  скидка
16.                                                                                                                                                                                 матана -  подарок
17.                                                                                                                                                                                 рега, геверет -  постой, женщина
18.                                                                                                                                                                                 рэд мимени! -  отстань от меня!
19.                                                                                                                                                                                 руц махер -  беги быстрей!
20.                                                                                                                                                                                 це мицкан! -  пошёл вон!
21.                                                                                                                                                                                 лех квар! -  иди уже!
22.                                                                                                                                                                                 хамсин -  пыльная буря
23.                                                                                                                                                                                 миштара -  полиция
24.                                                                                                                                                                                 аколь беседэр -  всё хорошо
25.                                                                                                                                                                                 балабайт -  хозяин
26.                                                                                                                                                                                 тлуш маскорэт -  разрешение на работу
27.                                                                                                                                                                                 мазган -  кондиционер
28.                                                                                                                                                                                 машканта -  ссуда
29.                                                                                                                                                                                 шахид -  террорист-самоубийца
30.                                                                                                                                                                                 ём ришон -  понедельник
31.                                                                                                                                                                                 карка -  вестибюль дома
32.                                                                                                                                                                                 метапелет -  ухаживающая за инвалидом
33.                                                                                                                                                                                 схирут -  съём квартиры
34.                                                                                                                                                                                 Ма кара? -  Что случилось?
35.                                                                                                                                                                                 совлянут -  спокойно
36.                                                                                                                                                                                 хам нора  -  очень жарко  



Чтобы оставить комментарий, необходимо зарегистрироваться
  • Путин снова использует репрессии

    Президент России Вл.Путин вновь стал использовать репрессии, говорится в редакционной статье The Australian. Никто не ждал, что такой экс-сотрудник КГБ, как Путин, будет поборником защиты прав человека, но нынешний российский лидер не смог соответствовать даже «заниженным» ожиданиям, считает издание.
    По мнению журналистов, обвинительный приговор в отношении оппозиционера Алексея Навального говорит о масштабе, которого достигло ужесточение мер в России. «Неослабевающая кампания против оппозиции является самым жестким подавлением несогласных со времен падения коммунизма»!

    В качестве примера авторы заметки приводят дело аудитора Сергея Магнитского, в отношении которого был вынесен посмертный обвинительный вердикт, а также дела панк-группы Pussy Riot и экс-главы ЮКОСа Михаила Ходорковского.
    Кремль использует коррумпированную судебную систему, чтобы создать видимость надлежащего судопроизводства, отмечается в заметке.
    «После десятилетий коммунистических репрессий россияне заслуживают большего, чем коррупцию, нетерпимость и авторитаризм», — заключает издание.

    The Japan Times, в свою очередь, пишет о том, что система правосудия в России вызывает беспокойство. В качестве главного примера такой точки зрения авторы редакционной статьи выбрали дело Магнитского и главы фонда Hermitage Capital Уильяма Браудера. «Продолжающаяся вендетта против Магнитского лишь фокусирует внимание на этом деле», — полагает издание.
    22.07.2013 | «Газета.Ru»

  • А кто же ещё, Боря! Спасибо за отзыв и привет семье. Мотя.

  • Прочел твой серпантин судеб.
    Про зону говорить не буду - тут , слава Б-гу, не в теме.
    Про кибуц - тут я в теме. Чувствуются стигма. Среди кибуцников много трудолюбивых людей, настоящих энтузиастов. А вот лодырей среди частных предпринимателей тоже встречал немало.
    Но главное - доктор Клара! Если я правильно вычислил прототип, то как живая!

  • Все, все, все...))))
    Признаю свою вину, меру-степень-глубину.
    Допускаю очередную ошибку, поворачиваясь спиной:
    " Уууу, кошка вумная...")))))))(не сочтите за оскорбление) :)

  • Шо простительно Бабелю, то тем более - рядовому островитянину)) А тёрки такого рода - нафиг не нужны, бо в тексте по этой теме буквально "ныряй, тут неглубоко")) Вполне можно обойтись родовым понятием, поскольку тема углубления не получает - прёт себе по сюжету, и всё. И как бы - около дела. Вряд ли этот текст будут читать граждане, чётко ориентирующиеся в нюансах специфических реалий. Хотя... "сходить к мастеровым" - оно никогда и никому не вредило.
    Но советы подобного рода таки давать надо тока проверенным людям)) А то ему - дескать, а не сходить ли на базлан? а он тебе - вы шо такое говорите интеллигентному человеку и целому профессору?!
    Короче, не делай людям добра - ругать не станут))

  • Собрался уж было "шашечку наголо", а потом осекся. Возразить, с точки зрения обывателя, в общем-то и нечего. А с точки зрения грамотности? Ведь об ней(грамотности) пекутся здесь, на Острове?)))))
    И Вам, Ирина, и мне доподлинно известно, шо отдельные роты-батальоны ВВ, натасканные на "охрану спецконтингента" ничего общего не имеют ни с "Барсами", ни с "Вымпилами", ни с администрацией ИТУ, СИЗО. Как комбат "вертухаев" может легко и просто "послать Хозяина", так и любой дубак мог "послать" того-же комбата. Вопрос подчиненности.
    Гипотетически: А нужны-ли сии "терки" здесь?
    Если Авторам Острова, захочется не фантазировать, а использовать в своих нетленках не то, что пишут на заборе - они должны понимать, лучше "на базлан сходить к мастеровым".
    Кстати, одесский "руль" Хирш(а не Гирш) никогда не был "законником"(а уж тем более евреем), а всего лишь "положенцем".
    Фраернулся Бабель...))))

  • Понятно, Анатолий. Теперь - понятно. А то я губу раскатала на имеющиеся два варианта)) Закатываю обратно. Гирш-то, оказывается, ценный советчик в преодолении соблазнов.))

    Андрей, ВВ - "вертухаи" все, по умолчанию)) В тексте употреблено не как видовое, а как родовое понятие. Вертухай - род (общее), Барин (Хозяин, кум) - вид.

  • Мотя! Таки шо это за дешевые манцы? Талмуд бродяг давно похерин, а Ви на менжу засели. Не фюльте фиш помазом фраера, колитесь прям за здесь.)))))
    Только если заведете разговор о криминальной иерархии - просто так, для инфы:
    подполковник ВС(внутренней службы) - ну никак не имеет статус вертухая(попки, дубака). Минимум "Барин"- нач. опер части или головной кум, либо "Хозяин" - нач. ИТУ. Судя по выложенному материалу, на общак выставлял "Барин".

    Успехов.

  • Да, Ирочка, было некое предложение от Валерии, имеющее под собой ещё один поворот сюжета. Но мы с Гиршем посовещались и преодолели сей соблазн. Очень уж он напрашивался на статью УК РСФСР.
    Спасибо за внимание. Мотя.

  • Уважамый Анатолий, в комментарии под первой частью г.Андерс сожалела, что Вы утаили от читателя бомбу. Валерия - опытная "интриганка")) а я - невмерно любопытна. В общем, заинтригована я по верхней планке. В связи с чем вопрос: сохранился ли у Вас тот "бомбовый" вариант финала? Ведь рукописи, как известно, не горят. Может, есть смысл поделиться и тем вариантом? Ну, для сравнения.. Если вопрос не уместен, то сниму его, "как политически незрелый".
    Как я понимаю, "Слово" готовится под обложку? В связи с этим аспектом должна сказать, что в тексте довольно много грамматических и пунктуационных огрехов, в частности, много лишних запятых - надо качественно "пропылесосить" от этих мелких "блошек". А стилистика - роскошная. Тот вариант, когда пресловутые "многа букофф" читаются на едином дыхании.

  • Дорогой Мотя - УДИВИЛИ!!! ВОСХИТИЛИ!!! Какой неожиданный поворот в творческой задумке! Мои мысли, мои ощущения от прочитанного, полностью совпали с милой Айшой. Лучше и не скажешь... Нет, признаюсь честно, последние ваши работы сопровождала боль, больница, болезни, и вдруг такой взлёт! ПОЗДРАВЛЯЮ С УСПЕХОМ! РАДОСТИ, ТЕПЛА И ЗДОРОВЬЯ В ОБЯЗАТЕЛЬНОМ ПОРЯДКЕ, ХОРОШО?!
    С обожанием - Ариша.

  • Всем, прикоснувшимся и откликнувшимся.
    Большое человеческое СПАСИБО. Мотя

  • На Ваш вопрос, касательно братьев. Подспудно, да, кто не соблазниться. Но этот пласт на себе прочувствовать необходимо. А я был единственным, плюс без отца, "врага народа", схваченного до моего рождения. А сочинять что-то в этой ипостаси не посмел, хотя признаюсь, был такой искус. Спасибо Вам. Мотя.

  • Уважаемый, Анатолий!Какую яркую творческую работу Вы представили нам, островитянам. Ваш стиль Мастера ни с чем другим не спутаешь. Одно восхищение! Удивительно виртуозно написаны диалоги, монологи персонажей.
    Какая жизненная мудрость и цепкость памяти !
    По-моему, выдержаны критерии, приведенные Виолеттой Николаевной -
    " глубина проникновения, объём кругозора, высота стиля. И, как высший полёт, внутренняя мелодия."
    Хотелось бы спросить у Вас следующее: была ли у Вас задумка провести параллель отношений братьев-близнецов с трагедией между братьями Каином и Авелем ?
    Нравится то,что Вы в повести затронули много тем, которые волнуют читателя. Есть и спорные философские взгляды.
    Как это здОрово-сказать Вам, уважаемый Анатолий: спасибо, творите и будьте счастливы!
    С уважением Айша.

  • По делу, г-н Стефанюк. Весьма по делу и весомо.
    Спасибо, чего ещё. Мотя.

  • Как сейчас помню, я ! один из первых! заглянул в новый! текст Анатолия Мотовилова...
    С "Весны" ничего из его же работ не читал... А тут громадина (Комп стопорится при прокрутке!), да и персонажи знакомые - и неспроста... И библейские и московские ... Да и с ивритской
    "мовой" приятно поздоровкаться...
    ...Но непросто всё оказалось!
    Сюжет -то вобщем то литературно-знакомый! Подумаешь, ещё два новых "веронца" объявились...
    Да и гэбистская начинка и фенька брательная уж оскомину понабила... Ан-нет! Работу скондачка видать... И настрой ДИССИДЕНТСКИЙ давно не проявлял себя так - вчистую! И "обновление" архаики внесло "оживлянс"... Читай и "выдёргивай из пучины" рыбку-за-рыбкой... Вдруг и золотиночка мелькнёт...
    МЕЛЬКНУЛО!
    "Осень брала своё. Ещё держалась за середину дня неутолимая жара, но хамсин уже сдуло, нежным фиолетом и бирюзой заполосила бухта, вдребезги разбивая о каменистый мол сверкающий шлейф прибоя. Над вечными холмами Галилеи поплыли серебристо-сиреневым косяком мелкие рыбёшки - облачка, а чуть правее, из-за Голан выходила на вольную охоту за ними семья огромных белых медведей. Три мощных кипариса через дорогу, вцепившись корнями, не отпускали, прочно удерживали от чужих и собственных соблазнов страну иудеев. Их, слегка колеблющиеся верхушки ...
    Или вот: Удерживая тишину, осторожно проникли в квартирку, и сразу, - на кухню. Тут же, нетерпеливая паника у холодильника и кормушки. Кошачья благодарность урчит и оглаживает ноги....
    ...Только два ценных, для меня , понятно, критерия:"Ранее не читал ни у кого.."... и... "Сам я так не умею". Ну и третий - "Хорошо сказано!"(как самый неоднозначный!!! Натюрлихь..)
    ...А потом пошли "рыбёшки для кошки"...
    ....первоочередное... Изгнать инородцев, захвативших рабочие места творческой интеллигенции, кочегаров и дворников, лишив их близости с народом и протестной тематики. Заколотить наглухо то самое окно в Европу. Открыли ненадолго, камеру проветрить, и чего добились? Сквозняки в головах, ветер в мозгах, пурга в мечтах и шило в жопе.....
    Или вот для сдающих ЕГЭ Молодняков "псевдрусскоязычных": ..Мне порожняк или туфту гнать нет никакой надобности, - замечает он, как-бы, нехотя, - я, под фуфло, за тот пенёк не сяду. На деловой вызов мне ответить нечем, при полной тишине в лопатнике. А в «дурака» или в «66» с брательником моим дуйся, он там мастак.
    И НЕ НАДО МНЕ ХОВОРИТЬ, что мол это не АВТОРСКИЙ текст!! Любые словеса в ВАШЕМ тексте - какой бы их Пескарь не произносил- ВАШИ слова... ВАША Культура (извиняйте уж моё Ёрничество самодельное!)... Автор САМ выбирает и Персонажи и их Обувку и Одёжку... И слова для этого...
    И напоследок о Грустном... Начнём с Цитаты!
    (Зуб даю, что с последней...Но крепкой!!!)
    .Залёг Всесильный, как задумал, в диких зарослях, репьём цепким да сухим листом Присутствие своё прикрыл, законспирировал. Ждёт-пождёт, в Изначальный Пейзаж Земли вникая. И видит...
    Реки над водой паром клубятся, тучи грозные небо, голубым окрашенное, застят, на горизонте вулканы, будто гнойники, вздыбились, дымы возносят, огненной лавой пузырятся, в долины пустынные, с пожарами, истекают. Знать Земля не отошла ещё от Создания, - прикинул Всесильный, - нахлебаюсь ещё с Устройством и Воплощением задуманного. И с думой такой в сон сошёл...
    .
    Да не попрекнут меня (может, и заслуженно)
    ЧЕРНОязычные Комментанты за "самопиар", но быстро вспомнил я "своего" "Д-ра Фауста" и место, куда я определил "своего" ВсеСозидателя: В ФОНТАН РАДУЖНЫЙ" , а не в репейник пересохший и пыльный...
    Но во времена Святейшей Инквизиции ГРЕЛИСЬ бы с Анатолием О Б А-ДВА на соседних кострах РАВнополыхающих на радость Парижских или Мадридских горожан...
    Как ВЫ видите и читаете - заполнил я Коммент свой н е СВОИМИ злопыхающими словесами, как обычно адресованными не к г-ну АВТОРУ, а к почему-то нелюбезным мне Коллегам-Комментантам, а именно АВТОРСКИМ текстом... Что и ориентирует читателя БУДУЩЕГО (надеюсь, неотдалённого - чуть не написал "недалёкого"! надо же, ляпнул!)
    В ЧЁМ И ПОДПИСУЮСЬ!!!


    *******************

  • Вот ещё всякий американский узкий специалист не командовал, куда мне идти, что делать, что читать.
    Вам в постельку не пора, Эндрю? Вы там что-то на бай-бай намекали, кажется.. Я с Вами "дискуссию" прекратила. За полной бессмысленностью бесед с человеком, не способным никого и ничего понимать, кроме своего раздутого эго. Сладких снов, мистер Полар.

  • Как это вам в голову пришло распространять негативные черты литературного героя (по определению вымышленный персонаж) с реальной группой лиц (в данном случае с образованными людьми)

    Цитата
    Да, безжалостно автор по интеллигенции "творческой" проехался, уголовничек куда более порядочен, нежели писатель. Спасибо за честность. Полагаю, "интеллигенты" на куски автора рвать не кинутся. Закалка не та.))

    Это уже неспособность отделить вымысел от реальности. Погуглите термин параноя.

  • Это о вас. Как сельский философ спорит с приехавшим из города специалистом.
    Вы мне тут доказывали, что автор прав, а я не прав, когда ж я вам показал в соответствии с вашей ссылкой. что мы оба немножко того... забыли погуглить термин, а вы догадались это сделать. Как тут же поехало

    Солдат ребёнка не обидит
    Ваша песочница мне сильно тесна

    Я это слышал в СССР где-то в 9 классе от лиц мужского пола перед дракой. Вы б фотокарточку поставили, а то не ясно с кем дело имеешь. В литературе прецеденты были: Жорж Санд, например.

  • Мне скоро спать надо идти, а то б подискутировали.

  • Факт, что Вы, Эндрю, разозлились, отстрелявшись, по обыкновению, длинно и невнятно, лишь подтверждает, что сказанное мною достигло цели. Хотя сарказма там ни капли - голая констатация.
    Американец - это не образ жизни, в образ мышления, американцем нельзя стать - им надо родиться. Вам удалось, мистер Полар.
    Принимать вызов заведомо более слабого - ну.. это как-то противоречит моим жизненным убеждениям. Солдат ребёнка не обидит)) Понимайте, как хотите, Эндрю. Ваша песочница мне сильно тесна. Так что лепите свои куличики без меня, плиз))

  • Вы г-жа Рысь, если переходите на сарказм, то должно быть смешно. У вас стиль коментариев, правда, совпадает со стилем рассказа (одного).
    Вот знаменитый кинорежиссер Балабанов поставил фильм Брат. В одной из этих серий главный герой сидит в американском апартаменте города Чикаго и что-то там собирает. А вот я там по соседству четыре года жил. И в том доме, где брат сидел квартиры стоят от 1500 до 3000 в месяц. Чтоб ее снять надо апликацию подать за 2 месяца и показать доход и рекомендации от прошлого квартирного владельца, что мол жил, платил, ничего не сломал. Так что брат ее ну никак снять не мог. Но мы ж не мелочны, на легкие проколы внимания не обращаем, главное оцениваем работу маэстро в целом.
    Автор вам написал сам, что у него "зеленый прокурор" это просто весна, что следует из текста. В том самом словаре, который вы показали, написано, что это побег из лагеря в летнее время. Я же сказал, что это досрочное освобождение. Получается что и я и автор не правы. А вы все продолжаете утвержать, что здесь только я не прав. Это наверно из-за Маяковского. Зачем он про американский паспорт такие стихи написал:

    Глазами доброго дядю выев,
    и не переставая кланятся
    берут как будто берут чаевые
    паспорт американца.

    (Цитирую по памяти, могут быть неточности).
    Я с этим не согласен, и вообще это многих раздражает, угораздило ж его такое написать.

    А хотите посоревнуемся кто лучше знает:
    Вы американскую литературу
    или я Русскую литературу.

    И давайте заканчивать базар, автор уже всем сказал спасибо.

  • Вот г-жа Рысь в рассказах говорит как в коментах типа "Инда взопрели озимые, растулдыкнуло солнышко лучики, старая портянка деда Матвея на ветру заколдобилась..." (пародия не моя, претензии к автору пародии).
    ===========

    И где это Вы, мистер, мои рассказЫ читали? На Острове опубликован пока что только один. ))) Торопыжка вы мой пендосский, сразу вот на обобщения Вас тянет)) Вы и в профессиональной деятельности столь же скоры на выводы? Бедная Америка... своих-то умников до хохоту, так ещё наши понаехали..

    Эндрю, а претензии - именно к Вам, а не к мифическому "автору пародии". Это не пародия, авторов - двое. Коли уж берётесь цитировать, то цитируйте если не слово в слово, то хотя бы близко к тексту.

    "Инда взопрели озимые, рассупонилось красно солнышко, расталдыкнуло лучи свои по белу светушку. Понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и аж заколдобился."
    "Золотой телёнок", АвторЫ - Ильф и Петров.

  • Вы живёте в такой стране, где Вам надобно доказывать, что Вы не верблюд, в стране всеобщего равенства, где и сантехник тоже не верблюд (у него специальная справка имеется, доказывающая, что он сантехник). А я живу в стране, в которой равняются на другую формулировку: "жить надо так, чтобы не ты, а тебе доказывали". Вот Вы мне постоянно доказываете, что Вы, Эндрю Полар, стопудовый американец. Гут, гут - я верю. Доказали, с лихвой. Потому, как истинному американцу, я Вам, Эндрю, объясняю медленно, по слогам и второй раз. И с помощью господина Василенко, который конкретизировал мои общие пояснения термина уголовного арго (сиречь, блатной фени), и с опорой на крайний камент автора. Обобщаем, конкретизируем. Медленно. По слогам:
    Зелёный прокурор - это, собственно, наступление летнего периода, когда распускаются листья на деревьях, пробивается трава, появляются в тайге и тундре плоды и коренья, кои возможно употребить в пищу человеку. Почему именно тайга и тундра? Потому, что подавляющее большинство зон/лагерей (официально именуемых исправительно-трудовыми учреждениями) располагается от людских глаз подальше, к месту производства поближе, то есть, в тайге (лесоповал и первичная обработка древесины - труд, который исправляет людей, преступивших закон), в тундре (там нужно бить шурфы для геодезических изысканий, устраивать лежнёвые трассы по болотам, многое другое). Бежать из зоны зимой - акт самоубийства. И следы не заметёшь, и от бескормицы подохнешь (паче чаяния ежели вдруг фантастическим образом рывок удастся). Поэтому, как только начинает зеленеть тайга и тундра, усиливаются караулы в ИТК, потому как "зелёный прокурор зовёт".
    Зелёный прокурор в более широком смысле - это весь комплекс природно-человеческих факторов, то есть, обобщённо - "побег из зоны в летнее время".
    Словарь арго Вам в помощь, Эндрю.

    http://russian_argo.academic.ru/4491

    А также - рассуждения на эту тему некоего Варлама Шаламова, который может, по американским понятиям, являться бесспорно специалистом в упомянутой области, бо по лагерям оттубил нехило и справку об освобождении (сертификат специалиста) заработал тяжким и непосильным трудом (с).

    http://shalamov.ru/library/1/22.html

    Почему я не заметила, что автор (г.Мотовилов) употребляет "зелёного прокурора" не совсем по теме? Исключительно по одной простой причине: автор употребляет по теме, к месту, в масть - наиболее понятное для Вас подчеркните, Эндрю. Ещё раз, специально для узкого специалиста из страны равных возможностей: у меня к Анатолию Мотовилову НЕТ ЗАМЕЧАНИЙ по матчасти. Все специфические термины стоят на своих местах, соответствуют смыслу и замыслу.
    О том, что я "умственно полноценный читатель" справку предъявить не могу. Вы, кстати, тоже не можете, Эндрю. Зато в своих комментариях Вы проецируетесь, как говорят психологи, во всей красе своей пендосской полноценности.
    Не покидайте нас, Эндрю, с Вами очень весело.

  • Автор благодарит всех, кто так или иначе откликнулся на "свежеиспечённый" текст. Тем более, что, с большой долей вероятности, он может оказаться последним.
    Впрочем, древние утверждали: "ДУМ СПИРА СПОРА"
    (ПОКА ЖИВУ, НАДЕЮСЬ) Желаю всем. Мотя.

    А "зелёный прокурор" это просто ВЕСНА (взято из надёжного источника)

  • А почему вы не заметили, что автор "зеленый прокурор" не совсем по теме использует?
    Цитата:

    Вон за окном, гляди-ка, уже зелёный прокурор в тенистых ложбинах последний снег съедает, малая речка вскрылась, хрупкий ледок унесла.

  • Видите-ли Андрей, если бы я придерживался одного стиля, как Вы и многие другие, то, наверное, мне б пришлось приписывать к своей фамилии еще с десяток. Ну, согласно рекомендациям.)))) Токмо нет надобности уличать меня в "не авторстве", хлопотно больно...))) Как там ноне говорят в местах Вашего теперешнего проживания? Boring... вот и весь ответ.
    И еще: есть такой закон трех "не". В одном его толковании говорится: дабы не получить нелестных пожеланий к направлению собственного движения - не советуйте там, где не спрашивают.
    Не сочтите за неучтивость, примите заверения и т.д.

  • Что-то никакого наскока на интеллигенцию в повести я не заметил. Это ваша фантазия. Характер данного конкретного литературного героя или даже нескольких героев у умственно полноценого читателя не дожен вызывать желания обобщить на всех людей данной профессии (писатель - это профессия, это даже не образование).

  • После ваших коментов прочитал два ваших рассказа. Откуда такое расхождение в стилях. Отчего вы не используете в рассказах все богатство лексики из ваших коментов: "дык, амеры, спич, в теме и т.д." Вот г-жа Рысь в рассказах говорит как в коментах типа "Инда взопрели озимые, растулдыкнуло солнышко лучики, старая портянка деда Матвея на ветру заколдобилась..." (пародия не моя, претензии к автору пародии).
    Почему б вам, г. Василенко, не придерживаться какого-то одного стиля, как я и многие другие.

  • Помните Ирина, был такой фильм "Адьютант его превосходительства". Там была фраза, начинающаяся словами "Видишь ли, Юрий..."
    Так вот, видите ли Ирина, я б вам поверил насчет термина, если б вы как-то подтвердили основания для своей осведомленности. Я живу в стране, где люди, когда водопроводчика приглашают унитаз заменить спрашивают сколько лет у него опыт и есть ли лицензия водоправодчика. А уж от насморка лечатся только у человека, который 7 лет учился, как минимум. Данный подход использования узких специалистов во всем себя оправдывает и там, где вы сейчас живете частенько капусту собирают больным прооперироваться в стране, где я сейчас живу. Так что давайте во всем полагаться на узких специалистов.
    Ошибку признаю как только компетентный человек рассеит сомнения насчет термина, вас к таковым я не причисляю до тех пор пока вы мне документально не докажите обратное. Не надо обижаться, при приеме на работу меня тоже считают некомпетентным, до тех пор пока я не докажу обратное, обычный прагматический подход, не более.

  • Дык любить амеров - святое дело. Без них жить скучно. Знал бы Карлин как его спичи на русском звучат.))) В природе все уравновешено, вплоть до Рыси. Она ж гуляет где попало, а вот для сусликов неудобно.))))
    И все-таки, когда-то авторы при написании своих нетленок предпочитали обращаться к тем, кто в теме... консультации для. А ноне, всяк себе суслик- в поле агроном. Ну и выходит, иногда, что читать кому-то вкусно, а людям, хлебушек "темой" добывающим - сплошное неудобство. Потому как вроде и умно, но очень непонятно.))))
    Удачи!

  • Да к автору сей нетленки (сиречь, г.Мотовилову) у меня по матчасти претензий ноль)) Это я кратко просветила комментатора г.Полара, который автора безапелляционно поправляет, а сам не в теме ни разу. Можно было и развёрнуто ответить, что на рывок с крытки зелёный прокурор визы не ставит - но, право, это уже переборчик. Люблю я, Андрей, американцев. Любого бери - готовый Петросян)))

  • Иногда углУбленные знания матчасти могут помешать достижению цели.:)) Потому как, буквально "зеленый прокурор" - тайга, тундра, лес.
    " К зеленому на рывок без коровки не ходок..." Ужасть, в обчем.)))))
    А УДО - соскок по двум тертям.
    Францевич Кошко - вот кто доком по делам скорбным нарекался. А мы ж так, любители... навроде автора сей нетленки.:)))))))

  • Неплохая "матрёшка" получилась. Мне в большей степени понравился киносценарий.
    Да, безжалостно автор по интеллигенции "творческой" проехался, уголовничек куда более порядочен, нежели писатель. Спасибо за честность. Полагаю, "интеллигенты" на куски автора рвать не кинутся. Закалка не та.))


    г.Полару - персонально. "Зелёный прокурор" - эвфемизм уголовного арго "рывок с кичи", сиречь, "побег из зоны". А досрочное освобождение - это УДО. Прежде чем делать замечания авторам, подрихтуйте матчасть, чтобы не выглядеть очень смешно.

  • Дорогой Мотя! Благодарю за удовольствие проникнуть в узнавание персонажей и авторское " понимание счастья", за свой мир в любой стране. Повторюсь о пожелании видеть книгу, и доброго здоровья. С наилучшими пожеланиями, Вера

  • 1. Зеленый прокурор у ЗК означает досрочное освобождение, у вас похоже используется в каком-то другом смысле.
    2. Фамилия Шиклгрубер пишется с мягким знаком - Шикльгрубер в соответствии с немецкой фонетикой.
    3. Израиль слишком романтизирован - не узнаю, у вас наверно другой Израиль не тот, в котором я был.
    4. Фрагменты о сотворении мира либо не имеют отношения к происходящему, либо я не понял замысел автора.

    В общем и целом: чтение не является потерянным временем, но не шедевр.

  • Уважаемый Анатолий!
    Сегодня вышло ОКОНЧАНИЕ Вашей работы с помощью техподдержки, у меня же поставить не получалось из-за объёма - шел возврат.
    Но теперь после прочтения 2-й части (окончание) могу лишь сказать словами Героя-
    "мы только поставлены перед выбором", который нам предлагает Бог или жизнь.
    Но каждому приходится делать выбор самому. А потом за него расплачиваться.
    Уважаемый Анатолий! Спасибо за большую работу, которая воплотилась в оригинальную повесть (или Роман?), запомнящийся, надеюсь, прочитавшим его!
    С наилучшими пожеланиями,
    Валерия

Последние поступления

Кто сейчас на сайте?

Байрамов Теймур   Берлин Адольф  

Посетители

  • Пользователей на сайте: 2
  • Пользователей не на сайте: 2,322
  • Гостей: 198