Брови домиком 

     Мне жена была всегда понятна как вчерашний день, а сегодня впору звать её отчуждённо, по имени-отчеству.   

       Появились чудинки сразу, как начала работать секретарём – референтом у большого начальника. Возомнила, что должна соответствовать новому статусу.  Ну, что ж, деловой стиль одежды – это мне понятно. Причёску в лучшем салоне - тоже понять можно. А вот духи непременно от Диора –  не укладывались ни в бюджет, ни в мою голову!

        Речевые изыски фрау-мадам уже выдавали её рафинированность. Если спросит заковыристо: «Жидкость в чашечку налить?» – то мне голову ломать не приходилось совершенно,  понятно, что речь ведётся про чай или кофе.  А жидкость другого рода я разливал по стаканам уже во дворе с мужиками. Разжижал в себе безутешные нервные потрясения.   

        Пытался вникнуть в её душевную перестройку без всякого критического анализа. Себя наизнанку выворачивал в угоду ей. Уже избегал в речи естественные доселе вульгаризмы. Уже носки стирал не еженедельно, а каждый день. Уже  не швыркал носом в ванной комнате, мыл за собой раковину и в туалете не курил. Увы! Тщетно всё, оценённым не был. Романтика супружеских отношений остывала явно. Налицо патология в стадии клиники, и процесс пускать на самотёк было преступным.

         Приспело время обсуждения отпускного вопроса – где, когда, почём, на чём?  … Её бзики на этот счёт были предсказуемы, и тогда заявил я с иезуитской хитростью как врач, упреждающий недуг.

         -  Дорогая, тебя уже знают на иноземных и отечественных морях. Ты приметная там в своём колорите, и тебе известны нравы и привычки отдыхающего контингента.  А как хороша не востребованная тобой российская деревня! Закрой мечтательно глазки, затаи дыхание и ... .

               Чу! Ты слышишь, как сладко утром поют петухи и соловьи вечером?! Оо-о! … А как прекрасны росяные травы спозаранок и закаты солнца над рекой! Мм-м! … А какой словесной палитрой  воспевал всё это великий русский интеллигент Тургенев!  Ах! … Надо обязательно постичь душу писателя и девственную красоту природы, тогда человек станет особенно утончённым.

               Я попал в её душевную струю,  и, подумав несколько, она согласилась с моими доводами.

               Между тем тётушка в деревне уже давно и настойчиво приглашала нас погостить. Жила вдово,  а единственная дочь давно уехала к мужу за кордон, в Молдавию. Ко мне отношение одинокой женщины было сродни материнскому, и я благодарно ценил это.

                 - Соскучилась по тебе, - пишет письмо, - Хочу видеть твою красавицу, да и крышу надо починить.

                 Последнее признание тем более подтолкнуло к принятию решения, и … мы в дороге.

                 Сейчас в России глубинка начинается там, где кончается асфальт и начинается бездорожье. Своей машины не было, но автобус довёз до нужного километрового столба.

Два часа неспешно топали по полям, да рощам, оглядывали панораму, дивились красоте её и вот мы в деревне.

              Смотрю, дом тётушки покрыт свежим рубероидом. И сама она стоит в воротах, смеётся.

              - Искала предлог выманить тебя из города. Разве можно дорогих гостей нагружать работать?! Отдыхайте, а мне радость - видеть вас.

                   Поздоровкалась душевно,  благодарно  засмущалась, когда вручили ей подарки. Потом собрала на стол деревенскую снедь, и мы выложили следом городские продукты. Хозяйка поколебалась чуток, но решилась и принесла из сеней бутылку браги, заправленной брусникой. Я не преминул, и Наташа,  насторожив брови домиком, пригубила - надо было постигать тургеневский дух. За разговорами время пролетело незаметно, затемнело, и нам постелили в избе. Сама же тётушка улеглась в сенях под пологом от комаров, там якобы прохладней.

 Жила просто, без телевизора, но радиоточка имелась, хотя работала она по техническим причинам эпизодически и была непредсказуемо самоуправной. Ну, и вот … .

       Откукарекали последние петухи и мы улеглись по спальным местам.              

           Наташа прижалась ко мне.

         - Как всё интересно!

           Спали уютно, душа в душу, сиамскими близнецами. Бесцеремонно разбудил нас спозаранок рыкающий мужской голос над головой.

          - Доб-р-ро-е  утр-ро! …

          Жена проснулась мгновенно, ойкнула стыдливо и в панике натягивать стала одеяло на себя. … Тревога оказалась ложной, ожила вдруг негаданно радиоточка.

           Утро – так утро. Поплескались водой под умывальником. Выглянул в сени. Тетушки не было, не иначе, козу пошла определять на травяную лужайку.

 Заглянул в печку. Стоит чугунок с ароматом картошки. Пошевелил содержимое ложкой. Так и есть,  толченая картошка с не опознанным наполнителем, который несколько портил оптовый вкус. К деревенской кухне надо привыкать, и решили с Наткой завтракать тем, что нашли.

                Позже явилась запыханная тётушка, заболталась с соседкой на улице.

           - Что поднялись в такую рань? Спали бы ещё, -  и сразу засуматошилась кормить нас. Мы её успокоили, что якобы насытились УЖЕ и вежливо похвалили: «как всё было  вкусно-о». Когда же признались, ЧЕМ завтракали, то хозяйка за голову взялась.

           - Господи! Это же я помои поросёнку приготовила!

            Наташка и обмолвилась только.

            - Умереть – не встать! Мои мадамы на работе обалдеют!

            К свершившемуся факту оставалось относиться философски. Поросёнок нас простит, а время покажет, насколько приемлемым оказалось это блюдо для нас.

             Итак. Тётушка приняла подчёркнуто хорошо, поросёнок был  безразличен к нам, гусак шипел, гнул шею, однако не более того. Но коза Любка буквально терроризировала Натку и это стало проблемой. Наклонит голову,  рогами целит на мою мадам, а та в ужасе и с визгом на спасительное крыльцо. Я нашёл у плетня и выдал ей в руки дрын, как страховой полис. Милая возмущённо бровки домиком, но выходила на двор уже с палкой, бормоча сокровенное. Ясно, что кризис надо было переломить.

            Вечером козу я поймал,  насильно в углу плетня зажал, подсунул под неё ведёрко и жене, чтобы сполна утвердиться ей  в глазах скотины. 

            - Дои злыдню!

            Под моим руководством,  с пыхтением, смешочками и с грехом пополам, но коза была выдоена. Видеть надо, с каким удовольствием Наталья угощала и пила сама это молоко, извлечённое своими руками из нужного места. Даже ляпнула в азарте, что это её молоко. … Любопытство породило страсть, и как дело к вечеру, кивала с улыбкой мне на двор.

             - Время доить Любашу.

              У двух особей, рогатой и комолой возникали приязненные, взаимовыгодные отношения.  Настал момент, когда Натка сама, без моего сопровождения выходила храбро на рандеву с козой. Кусочком хлеба ублажит подругу, а та и рада стараться ноги раскорячить над ведром.

              Привыкать приходилось ко многому. Специфика быта своя в деревне. В кроссовках не находишься по двору. Галоши, лучше на шерстяной носок, и другого варианта нет. Если нужда нечаянно нагрянет, то в определённое место только и добраться в такой обуви, притом ступая аккуратно и дыша через раз. Тем более что это заведение находилось под одним навесом с хлевом, пропитанным СВОИМ впечатляющим амбре.

              Конечно, я обязан помочь тётушке и всегда был готов на это с радостью. Вот она и призналась, что есть дрова, уже приготовленные загодя, и надо бы их вывезти из леса.

             Я на конный двор. Конюх Терентий помог мне запрячь в телегу кобылу Биксу. Учитывая её строптивость и упрямство в нежелании работать, взнуздал жёстко. Лошадь недовольно погоняла удила челюстями и обречённо насторожилась. Терентий напутствовал, что Бикса с норовом, без мата не тронется с места, это для неё как труба строевому коню.

             Осознав метод управления лошадиной силой, я подъехал к дому. Наташа радостно выбежала ко мне и запрыгнула в телегу.

            - Вперёд, мой гусар!

              Надо трогаться, и я поэтапно даю команду  сначала жене.

             - Заткни уши пальцами.

              Затем «протрубил» магическую тираду, и лошадка тронулась с места.            

             Вижу, у моей  мадам брови удивлённым домиком. Видимо, подслушала в любопытстве то, что изрекалось лишь для Биксы. Но объяснения не потребовались, она моё «фе» обдумывала молча.

            До деляны в лесу было километра три, и прутиком я принудил лошадь на рысь. За ночь она застоялась в конюшне, а по натуре была очень непосредственной и, конечно же, оконфузилась.             

                 Приподняла вдруг хвост и в такт бегу стала издавать ароматные звуки. Наташа опять напряжённо бровки домиком и вопросительно глазками на меня. А мне и сказать ей нечего, мероприятие было самым естественным и не безобразным потому.

             Молчание было недолгим. Свои права Натка озвучила уже набившей оскомину фразеологией.

             - Если в телеге интеллигентная дама, то мезим для кобылы незаменим.

А поскольку её политическое предпочтение держалась на одном ките –  текущем моменте, то и окончательное резюме родилось тут же.

             -  В партию зелёных вступать буду.

              Я нагрузил дрова, перетянул на возу их верёвкой - и неспешно домой. Птички щебечут, мухи жужжат. Натка попутно собирала цветы и плела венки на голову. Вижу, как  млеет она на природной шири, как прочувственно посему читаются стихи.

      - В цветах любви весна-царевна
        По роще косы расплела,
        И с хором птичьего молебна
        Поют ей гимн колокола.

А вечером её поэтические азарты продолжились у козьего вымени.

             Забот в доме хватало всегда, и когда тётушка стала собираться на завершающий сенокос, мне сам Бог велел напроситься в активные помощники.

          В деревне всегда жили взаимовыручкой. На косьбу в добровольном наряде были Терентий – конюх, Павлушка – друг всем за миску и чарку, да вот я.  А тётушка с Наташей вышли ворошить траву, уже скошенную загодя.

               Деревенские мужики не были  субтильными, но жилистые, сухие телом, без мышечных красот.  Мне, как накаченному спортсмену, казалось, что уж тут-то я «буду на коне», что называется.  Кабы так.

              Выстроились клином и пошли махать косами по росяной траве. Вжик – вжик. Скоро однообразные движения сковали тело - ныли руки, ноги, деревенела шея, но сдаваться никак было нельзя. Впереди Терентий без оглядок, сзади Павлушка наседал мне на пятки и травмировал душу сентенциями.

               - Не гни голову, … держи колени прямо, …. косой ниже работай!

               Скоро втянулся, однако, и видел, как мои девушки в белых платках на головах, ходили по скошенным валкам и ворошили их вилами. Как там моя хорошая? Не сникла ли духом, не проклинает ли меня?

               Метаморфоза произошла. Наташа стала вновь понятной и вполне пригодной даже в деревенской жизни. А что?! Если уж козу даже доит, то … ! Видел, что и ко мне она проявила интерес, обнаружив неожиданные ей мужиковские таланты. Я ловил на себе романтические взгляды и млел под ними, как юнец перед первым поцелуем.

               Брови её в удивлении часто поднимались домиком, но отказываться от всех рефлексов, диктуемых моментом,  резона не было. Относилась терпимо, с юмором ко всем непоняткам в этой жизни.  Тётушка влюбилась в неё явно,  а я гордился итогами своей ушлости.

                Время  прошмыгнуло незаметно, пора и честь знать. Домой потянуло. Тётушка напоследок захлопотала у квашни с тестом.  В деревне хлеб пекли и сами тоже, редки были случаи, когда привозили его из города. Вот и на сей раз взялись выпечь его на поду. Тесто подходит, а мы в баню! Досыта, от души нахлестались вениками, а потом из самовара пили чай с душицей. Наташа держала блюдце на прямых пальчиках торчком, дула на кипяток, озорничая и раздувая щёки,  схлюпывала содержимое. Чем не  мытищинский ритуал?!

              Да и хлеб на поду получился отменным! Душистый, с зольной корочкой внизу. Эту горячую корочку Наталья смаковала как пирожное с парным молоком, забыв про изжогу и повышенную кислотность в желудке. 

             Когда же утром настал момент убытия, то вручили нам берестяной кузов с хлебным караваем, травяным сбором и куриными яйцами в подарок. А тётушка уже не меня, а Наташу в первую очередь приглашала на будущий год. Та отвечала с довольной улыбкой.

                - … И бороться-бороться за козьи надои! 

              Терентий подогнал почётно ко двору дрожки – тип пассажирской телеги. Сели мы и ещё три бабы, как безобидно именуют женщин в глубинке без всякого контекста. С кошёлками они собрались  на трассу торговать деревенской снедью. Ехали, лузгали семечки, переговаривались о своём, да нас пытали расспросами – «что и как». Двигались лениво. Терентий хлестнул лошадь прутком, та побежала прытко, и на первой же ухабине дрожки сильно тряхнуло. Моя жена совершенно спонтанно возмутилась.

            - Осторожно, бляха – муха! У меня яйца!

              Терентий не оглянулся,  думая о своём, буркнул философски.

            - У всех яйца.

             Наташа оглянулась на меня, улыбнулась, повела глазами на женщин в подводе, и брови её не поднялись домиком.

                Впереди угадывалась автотрасса, уже видны были машины гуськом. Глубинка завершалась.

               Соловья, однако, мы так и не услышали, прошла его сезонная любовь. Быть в деревне и не услышать волшебника – это нонсенс. Придётся корректировать будущий отпуск. Предпосылки к этому во главе с козой Любкой сложились прочные.