- Послушай, Ула, а у тебя никогда не появлялось ощущения того, что всё устроено неправильно? – мужчины отошли в сторону, чтобы не мешать коллегам, которые, делясь впечатлениями от лекции специалиста по истории Тёмных веков, выходили из конференц-зала.

- Ты о чём, Руберт? – Берглунд опасливо взглянул на камеру видеонаблюдения.

- Наше общество, - уточнил Линд. – Тебе не кажется, что это совсем не тот идеал, о котором следовало бы мечтать?

- Ты что такое говоришь? – Берглунд отшатнулся. Испуганный взгляд заметался по лицам коллег. Не слышал ли кто? – Мы живём в самом лучшем мире, который только можно себе представить. Без изъянов, грязи и невозможности проявить себя.

- И без женщин.

Берглунд подозрительно посмотрел на Линда, а затем ещё и потрогал ему лоб. Не горячий. В следующих вопросах прозвучало беспокойство:

- Съел за коллективным завтраком что-то не то? Или сок попался несвежий?

- Я ел и пил то же, что и ты, Ула. Со мной всё в порядке. Просто я подумал, а было ли так необходимо отказываться от женщин?

- Ты точно заболел, Руберт. Мы же только что с лекции. Или ты не слушал?

- Слушал, - кивнул Линд. – Могу слово в слово повторить всё, что сказал историк. Что по умственному развитию женщины сильно отставали от мужчин. Что их творческое начало не шло ни в какое сравнение с мужским. Что женщины руководствовались в своих действиях исключительно эмоциями. Что женщины не могли достичь совершенства даже при всём желании… Но ведь изначально мир был создан двуполым.

- Природа не застрахована от ошибок. И наше общество, ко всеобщему счастью, исправило их. Идеальное общество может быть только мужским.

- Всё так, но…

- Мне не нравятся твои сомнения, Руберт, - Берглунд заслонил партнёра так, чтобы надзирающий искин не мог прочитать по губам. – Попахивает нарушением Закона.

- Сомнение не должно быть преступлением.

- Немедленно прекрати! – Берглунд побледнел и всем телом прижался к партнёру. Пусть коллеги думают, что полыхнула страсть. Это приветствуется. А вот за крамольные разговоры одним лишь понижением гражданского статуса можно было и не обойтись.

При мысли о психокоррекции Берглунд содрогнулся.

- Я ничего такого не сказал, Ула.

- Служба Сохранения Социального Равновесия может посчитать иначе… Я не хочу потерять тебя. Тем более сейчас, когда Отцовский совет позволил нам завести ребёнка.

- Раньше для этого была нужна женщина. Мать.

Берглунда передёрнуло. Все эти женские физиологические жидкости. Огромное неэстетичное брюхо. Складки жира по всему телу. И постоянные перемены настроения… Другое дело сейчас – искусственное взращивание. Стерильность и генетический контроль.

- Не сделали ли мы ошибку, отказавшись от материнства?

- Тебе нужно срочно показаться врачу, Руберт. Ты явно подхватил какую-то заразу, - Берглунд инстинктивно отстранился. – Всё отжившее свой век отправляется на свалку. Женщины – зло, и их полное уничтожение пошло лишь на благо. Проклятые Тёмные века закончились… А теперь улыбнись и поцелуй меня.

Линд обозначил улыбку и мягко коснулся губами губ партнёра, которого назначил ему Отцовский совет.

- Это совсем не то, что я ожидал от тебя, - изобразил недовольство Берглунд. – Куда подевалась твоя страсть?

- Прости, любимый… - Линд мотнул головой, как собака воду сбрасывая дурные мысли. На этот раз поцелуй вышел страстным. Настолько, что партнёры почувствовали необходимость уединиться в кабинке любви.

После коитуса вернулись к работе. Какое-то время Линд мог выполнять служебные обязанности, после чего сомнения вновь полезли в голову. Поначалу – единичные, однако с каждой минутой еретическая течь становилась всё сильнее. Линд даже испугался, когда в мозгу полыхнул вопрос – не поторопились ли Отцы с выводами?

- Руберт, ты должен показаться врачу, - оторвался от монитора Берглунд. – На тебе совсем лица нет.

- Возможно, ты и прав, Ула… - Линд откинулся на спинку компьютерного кресла и помассировал пальцами виски. От тяжёлых мыслей стало тяжело в голове. – Не понимаю, что со мной.

- Ты слишком много работаешь.

- Я же не женщина, чтобы бездельничать, - повторил один из тезисов Парадигмы Линд. – Во благо Общества подлинного благоденствия и умереть не страшно.

- Узнаю тебя прежнего, Руберт, - Берглунд наградил партнёра жгучим поцелуем, но до повторного коитуса не дошло: на пульт поступил экстренный сигнал. – Вот тебе шанс развеяться.

- Никогда бы не подумал, что в Репродуктивном центре что-то может пойти не так, - озвучил удивление Линд. – Там же собраны все самые передовые технологии. И за всем этим следит искусственный интеллект. Там ничего не может сломаться априори.

- Всё когда-нибудь случается в первый раз, - напомнил Берглунд. – Езжай. Баллы к гражданскому статусу лишними не будут точно. Проветришься заодно.

Линд захватил инструментальный чемоданчик и взял служебный электрокар. Ехать было десять кварталов. Недалеко, но вполне достаточно для того, чтобы переключиться на предстоящий ремонт.

Репродуктивный центр поражал своими размерами и архитектурным стилем – создать нечто подобное женщинам было не по силам. Здание усиленно оберегали – люди в броне, вооружённые до зубов, несли службу бок о бок со всевозможными охранными механизмами. Армия не прорвётся.

Линда подвергли самой тщательной проверке – само существование нового мира зависело от нормального функционирования Репродуктивных центров: мужчины не могли вынашивать потомство. Что раньше радовало.

- С вами всё в порядке? – уточнил офицер Службы безопасности, сканируя лицо Линда.

- Небольшое переутомление, - заверил Линд и неожиданно поймал себя на вопросе – а не потеряло ли общество нечто базовое? Ценность которого нельзя описать словами?

- Мы можем пригласить другого мастера.

- Я справлюсь.

В Репродуктивный центр Линд, получивший одноразовый пластиковый пропуск и герметичный комбинезон, вошёл сам. Его встретили яркий холодный свет, стерильность операционной и тотальный видеоконтроль. Двигаться предлагали по электронной стреле, загорающейся на полу через каждые три метра.

Центр управления Репродуктивным центром напоминал джунгли – различного оборудования и всевозможных кабелей оказалось столько, что между ними даже не всегда можно было протиснуться.

Линд открыл инструментальный чемоданчик, выудил необходимые гаджеты и при помощи нейтрошунта подключился к искину. На то, чтобы найти ошибку, потребовалось время. Зато в течение всего этого периода голова полностью освободилась от сомнений. Линду нравилось иметь дело с цифрами. Они были такими мужскими.

Закончив, довольный Линд запустил программу проверки. Тестирование обычно продолжалось в течение нескольких минут – в зависимости от объёма задействованного информационного пласта. В течение этого времени инженер будет предоставлен самому себе.

Неожиданно Линду захотелось заглянуть в святая святых – в Инкубатор. О том, как рождается новая жизнь, Линд, как и подавляющее большинство остальных граждан, знал лишь понаслышке. Информация о биоинженерном генезисе не распространялась. Служба Сохранения Социального Равновесия строго следила за этим.

Другого шанса может и не представиться.

Подчиняясь импульсу, Линд коснулся сенсорной клавиатуры. Программа защиты искина была типовой, с незначительной модификацией. Если знать алгоритм, трудностей не возникнет. Алгоритм Линд знал. В его обязанности входила, в том числе, и разработка этих самых алгоритмов.

Перво-наперво требовалось зациклить камеры видеонаблюдения внутри Центра управления. Затем разжать защитный контур и сделать так, чтобы искин воспринял нового пользователя как часть самого себя.

Тяжелее оказалось разобраться, что за что отвечает в позитронном мозгу. Линд справился – с его талантами было бы удивительно, если б искин поднял тревогу. Однако страх разоблачения всё-таки присутствовал – не каждый день идёшь против воли СССР.

Ожидавший увидеть нечто вроде биожеле или белкового бульона Линд озадачился – ни цистерн с исходным строительным материалом, ни индивидуальных инкубационных камер не имелось. Основную часть здания занимал куб, который, подобно дикобразу, был утыкан трубами различного диаметра и всевозможной расцветки. Трубы заканчивались узловыми распределителями, у которых копошились андроиды и многорукие роботоиды. Пневмотележки только разгружались.

На запрос о характере груза искин выдал длинный перечень элементов природного и искусственного происхождения. Линд не был химиком, однако кое-какие из них он знал – синтетика, абсолютно ненужная человеческому организму. И даже вредная.

Это разожгло в Линде любопытство. Он ни без усилий проник внутрь куба. И уже самые первые кадры шокировали инженера – залитое искусственным светом помещение наполняли человеческие тела. Безрукие и безногие. Единственно позволенного кофейного оттенка. С лишёнными волос головами.

Тела принадлежали взрослым особям. Но не синтетическим. Живым.

Линд ни сразу смог продолжить.

Каждое тело, зафиксированное гибкими держателями, подобно паутине, оплетали коннекторы. Тут были и нейрошунты, и отводники фекалий и мочи, и гибкие инъекторы, и импульсные контроллеры, и энерговоды, и водонаполнители, и термометры, и датчики состояния организма, и психокррекционные накладки, и смесители, и терморегуляторы, и пневматические насосы, и аппараты принудительного вскармливания, и всевозможные зажимы, и ускорители кровообращения. Множество иных, о некоторых из которых Линд не имел представления.

Инженер зажмурился и медленно досчитал про себя до десяти. Открыл глаза, но жуткая картина никуда не делась. Ещё и дополнилась деталями: женщины были…

…беременными.

Никаких сомнений – безобразные, мячеподобные, под вислыми грудями, утробы на различных сроках показывали уже на первых лекциях по истории Тёмных веков. Линд почувствовал, как от паха начинает подниматься тошнотворное отвращение. До чего же уродливое зрелище – дутый живот…

Ясность сознания вернулась через вечность, организм перестал бунтовать. И Линд сумел различить и другие детали. Куб оказался поделен на три части, обозначенные как «Оплодотворение», «Вынашивание», «Конечный продукт». Эмбрионы изымались из тел и помещались в контейнеры, напоминавшие саркофаги. До полного созревания.

Линд облизал внезапно пересохшие губы. Остановиться бы, замести следы и снова жить прежней, полной удовольствий жизнью…

Дрожащие пальцы сами по себе ввели новую команду. На лбу каждой женщины вился змейкой чёрный цифробуквенный код. Линд машинально коснулся точно такого же на своём левом предплечье. Идентификатор Репродуктивного центра и личный номер.

Мозг обожгло – выходит, всё это время Отцы обманывали собственных граждан?

Искин по-прежнему вёл себя так, как будто ничего не произошло. Производство не останавливалось ни на минуту.

Линд ввёл в строку поиска собственный цифробуквенный код. Сам не зная, зачем. Уже спустя мгновение телеметрия изменилась – со всех мониторов на инженера смотрела измотанная донельзя женщина. «Отработанность ресурса – 98,02 %», - значилось в памяти искина.

Имелась и ещё одна запись. Такая же бездушно чёрствая – машинная констатация факта.

«Подлежит утилизации».

Линд взял крупный план лица женщины. Даже сейчас оно продолжало сохранять красоту, присущую лишь тому, что создано живой природой. Руку Линда обожгло – он с удивлением осознал, что плачет. Из самых глубин подсознания всплыл самый дорогой для любого живого существа образ.

- Мама…

Линд и сам не заметил, как стал смотреть на мир совершенно другими глазами.

Отцы, как ни старались, так и не смогли вытравить из сознания базовый код бытия. Не имело значения, какими мотивами они руководствовались. Важно было только то, что праздновать победу они поспешили.

Линд провёл рукой по щеке женщины. Та, словно почувствовав касание, дёрнулась и посмотрела прямо в объектив камеры видеонаблюдения. Ожидавший увидеть в глазах женщины тягость и невыносимую боль, Линд удивился искренней радости, наполнявшей инкубатор.

«Мать», - немедленно поправил себя инженер. Только извращённый ум мог назвать женщину инкубатором. И бессовестно врать, утверждая, будто часть лучше целого. Линд видел, что безымянной женщине нравится быть матерью. И даже жёсткий суррогат этого самого материнства не мог заставить её пойти против собственного естества.

Кольнуло напоминание о том, что Линд не может оставаться в Центре управления без конца – рано или поздно инженера хватятся. Сделает это искусственный интеллект или живые люди, не имело ни малейшего значения. Линд расстанется с матерью. Потеряет её навсегда…

Линд совсем не удивился, когда поймал себя на мысли, что не хочет возвращаться. Инженера повергала в ужас ни вероятность расставания с привычным миром, ни мысль о психокоррекции, после которой от его теперешней личности не останется даже отметки в архиве Службы Сохранения Социального Равновесия, ни сама вездесущая СССР. Инженер боялся остаться подделкой. Обесчеловеченным гомункулом.

Искусственного прикосновения в искусственном мире было недостаточно. Однако проникнуть в куб Линду не суждено – периметр оказался герметичным, а размер труб не позволял проползти по ним даже ребёнку. К тому же в трубах несомненно установлены фильтры…

Порой из ситуации есть всего лишь один выход. Линд столкнулся именно с таким случаем.