EN
Старый сайт
Как я не поехала в Прагу.
В давние времена, прежде чем поехать на экскурсию в чужую страну, нужно было пройти собеседование с компетентной комиссией, чтобы она решила – можно ли тебе доверять. Не продашь ли родину в первом же переулке, не будешь ли выступать с антисоветскими речами, короче – будешь ли себя достойно вести, зная, что кругом враги.
Речь шла об экскурсии в Прагу.
Комиссии мало было того, что я рассказала о Гашеке, Чапеке и Кафке ,– и заметьте – по собственному почину. Их интересовало совсем другое – что я могу рассказать по поводу 68 года. То бишь о введении советских войск в Прагу.
Ничего хорошего я рассказать не могла. Но решила держаться до последнего – поехать хотелось. На третьем вопросе я сломалась и отказалась отвечать.
Тут комиссия и решила, что в Праге мне делать нечего. И хотя мои сослуживцы пришли туда за меня заступаться, объясняя, что я политически выдержанная ,– им отказали, но задумались и предложили выдать мне путевку в Болгарию. Курица не птица, Болгария – не заграница, гласила известная поговорка того времени.
* *
Как я поехала в Прагу.
Для этого со временем пришлось обзавестись почти смертельной болезнью. В России ее лечить не умели, но пытались. Пока они пытались, болезнь все развивалась и развивалась себе.
К этому времени уже кое-кто уехал на Запад. И один из моих друзей прислал из Парижа официальную бумагу: мол, парижский муниципалитет приглашает меня на лечение в Париж в известном госпитале совершенно бесплатно. За счет муниципалитета.
С этой бумагой я и поехала в министерство здравоохранения. Там удивились моей наивности. Объяснили, что они могут меня отправить на лечение только в ту страну, с которой существует обмен больными. И Франция в число этих стран не входит (почему-то). И вообще, нужно собрать медицинскую комиссию, чтобы выяснить, чем же это я больна, и почему не желаю лечиться на родине.
Комиссия собралась, выяснили, что болезнь действительно есть, но почему бы мне не полечиться в России? Здесь замечательные врачи. Меня прямо завтра могут положить в больницу и вырезать совершенно здоровые надпочечники. Это остановит болезнь.
Здоровые надпочечники отдавать почему-то не хотелось.
- Вы отказываетесь? – сурово спросила комиссия, – мы ведь запишем в ваше дело, что мы предлагали вам операцию, а вы отказались.
Комиссия вышла, а я осталась с представителем комиссии, который все это записывал.
- Вы же понимаете, - сказал он извиняющимся голосом, - что мы не могли решить иначе.
Я промолчала, так как понимала, но не до конца.
- Знаете, - сказал он, - я, пожалуй, напишу в конце, что против лечения во Франции комиссия не возражает. Это все, что я могу сделать.
Честный человек – ему было стыдно.
Через день меня снова пригласили в министерство.
- Мы решили, - сказали мне, - что можем отправить вас на лечение в Прагу.. Там очень хорошие врачи. Мы с ними связались, они готовы вас принять, деньги вам выдадут.
Я хотела открыть рот и спросить, не дешевле было бы отправить меня во Францию, но удержалась.
Итак, впереди Прага…
Поздним осенним вечером я приземлилась в Праге. Взяла такси, дав водителю бумажку с адресом, и он подвез меня к больнице. Темно, ничего не видно, никого нет.. Ау…. Нет ответа. Я попыталась стучать в запертую дверь. Тихо. Пришлось сесть на ступеньки и ждать. И вдруг появился человек, которого я сразу радостно приняла за святого Петра. Он гремел ключами, открыл мне входную дверь, и все остальные двери тоже. Устроил меня до утра на каком-то диванчике.
Рано утром меня привели в отделение. Долго вслух размышляли, куда поместить пани русскую. В отделении было четыре палаты: три огромные на много человек и одна небольшая на двух человек. В нее меня и положили. Знала бы я, чем этого чревато – ни за что не согласилась бы.
Предстояло знакомство с врачом
Я по-чешски, а он по-русски - ни гугу.
Пришел замечательной красоты джентльмен и спросил
- how are you
- okay
И он думал наивно, что весь период моего пребывания так и будет
Наивный человек. Не представлял себе, что через пару месяцев будет бегом мчаться в палату с вопросом
- what new troubles you have for me
Пока же я выяснила, что предстоит.
В первую половину дня следовало делать обследования, вторая – принадлежала мне.
И я начала потихонечку обживать город.
Танцевала от печки (от больницы), а потом уходила все дальше и дальше.
Выяснилось, что больница по-чешски - nemocnice
Находилась она на улочке Nemocnice, рядом с Карловой площадью. Больница была связана с Карловым университетом, который находился поблизости.
Карлов мост - замечательный.
Карлова площадь - тоже вполне приличная
особенно дом Фауста, который находится на ней
Карлов университет - старейший. И больница этого самого университета - тоже старейшая, но напичканная суперсовременной техникой и врачами-профессионалами.
В Праге я обнаружила двух героев, обожаемых всем народом. Они красовались на всех открытках. Карл и бравый солдат Швейк.
Позже я обнаружила пивную, в которой якобы любил бывать бравый солдат Швейк.
Город был поразительным, и гулять по нему было сказочно. Правда, гуляла я через день – день гуляла, день болела себе тихонечко.
.
О чешском языке
О этот дивный чешский язык! Ласковый и нежный, чуть чирикающий, чуть что-то напоминающий. Когда бабушка и дедушка звучат, как бабичка и дедочек… Эти уменьшительно-ласкательные суффиксы... Когда медсестра говорит что-то вроде: «дайте ваш задичек, я вам пихну инъекцию». Когда отпрашиваешься у сестры не на прогулку, а на прохазку.
Иногда ошибаешься, потому что многие слова звучат, как русские, но смысл другой – тебе советуют есть хлеб черствы, ты обижаешься, а это оказывается – свежий. Или каву со сметанкой. Что кава – кофе – это уже понятно, но почему со сметанкой? А потому, что сметанка это сливки.
А это обращение – пани! Ты начинаешь чувствовать себя женщиной…пани…
И готова душиться вонявкой (духами).
И все же, несмотря на письма и звонки родных и друзей, становилось одиноко.
Тут-то то появился замечательный человек. Друг друзей. Художник Виктор Пивоваров. Он жил в Праге со своей женой Миленой и двумя детьми. Дочка Милены и сын Виктора. Он меня выгуливал по Праге, приводил домой, где мы дружно со всей семьей пили чай и разговоры разговаривали. И показал мне свои картины. Было невероятно обидно, что картины он вытаскивал с антресолей, а потом укладывал обратно. Их место было совсем не там, а во всех галереях мира. Сейчас так оно и есть, но тогда…
Часто они были темными, но лучик надежды в них был всегда. И парадокс тоже.
Вот такая картина – «Носители узелка розы»
А кроме картин, они обеспечили меня книжками на долгое время – как можно жить без книжек.
И вся та литература, которую в России передавали из рук в руки, а в магазинах, конечно, ничего подобного не было, оказалась у меня на больничном столике рядом с кроватью.
И книга Синявского о Розанове. И сам Розанов «Опавшие листья». И многое -многое другое..
А тем временем я обнаружила магазинчик с русскими книгами. Там было то, что издавалось в России, но достать было невозможно – разве что пойти с зарубежным спутником и его долларами в магазин «Березка». Там был и «Вечерний альбом» Цветаевой, и….чего там только не было.
Великая визита
Книжки в моей палате накапливались. Я их стала складывать на каталку, которая стояла возле кровати. Сверху лежал учебник чешского языка.
Как-то в 6 утра в палату ворвалась нянечка и шумно начала ее убирать. Она отчаянно драила пол, мыла стены и ручки дверей.
Я попыталась выяснить, что происходит.
- Великая визита, - сказала она.
Оказалось, что начинается обход великого профессора.
Все отделение суетилось, в палату забегала сестра, чтобы проверить готовность, и вдруг….. когда уже были слышны шаги профессора со свитой, сестричка вдруг увидела каталку с книгами. Выкатить ее из палаты уже было невозможно. И она в панике накинула на каталку белую простыню.
Вошел профессор. Доктор рассказал ему про вторую пациентку, потом обо мне.
Профессор покивал головой, протянул руку и сдернул простынку с книг.
Все оцепенели.
Профессор взял в руки учебник чешского языка, и сказал что-то очень одобрительное. Спросил у меня что-то по-чешски, и я ответила.
Все облегченно выдохнули.
Вечером выяснилось, что профессор разрешил мне разнообразные поблажки. Возможность читать в старой канцелярии после отбоя, разрешил поставить там и пишущую машинку друзей, прогулки подольше…Класс! Что. оказывается, может сделать учебник чешского языка в такой ситуации.
И верно, пора учить, а то намедни я попала в сложную ситуацию. Пришла медсестра и стала спрашивать у меня про столицу. Я патриотически сразу сказала - Прага- Москва.
Нет, не угадала. Тогда я прибавила Париж и Лондон. Тоже не то. Она позвала еще одну сестричку, постарше, которая попыталась перевести вопрос на русский.
- Стол, - сказала она.
Я растерялась.
С помощью группы больных удалось выяснить, что "стол" по-чешски то же самое, что "стул " по-русски. В медицинском смысле этого слова.
Надо учить чешский, надо….
Второе отступление о чешском языке
Чем больше я его узнавала, тем больше восхищалась.
Ну, východ, přechod и vstup – это понятно. Выход, переход и вход. Как мне понравился этот вступ – вход. Совершенно точно.
А вот - záchod меня смутил. Такую же надпись я видела и в метро, и в нашей больнице. Оказалось – туалет. То есть, не стесняйся и заходи.
А pozor! ? Огромный плакат с таким словом я увидела возле какого-то строящегося здания. Ну, думаю, знакомо – Они позорят наш город. Ничего подобного. Это означало- осторожно.
Естественно, что меня интересовало и все, относящееся к сигаретам. Оказалось, что окурок – это opalek, а пепльница - popelník
За столиком с этим popelník я часто сидела в комнате для курения в больнице.
Как-то ко мне подошел врач(по-чешски - lékař , что логично) и сказал, что курить мне вредно, и он настоятельно просит, чтобы я это прекратила. И я решила, что больше не буду попадаться ему на глаза с сигаретой. Но сестры не дремали и донесли ему, что я продолжаю курить. Он снова пришел ко мне и сурово сказал
- Если я еще когда-нибудь увижу (или услышу), что вы курите в больнице, я отниму у вас все обезболивающие.
Этого я допустить не могла. И поклялась, что в больнице курить не буду.
Но ведь никто не заставлял меня клясться, что и выходя из больницы я не должна курить
Возвращаюсь к чешскому. Внутренняя логика зачастую связывала его с русским неожиданным образом – скучный - nudný, дурак - - hlupák, а поэт…
Поэт, который связан с необыкновенными историями - básník. Басня – это стих.
И нежный ptáček – птичка. А зимородок - ptáček ledňáček.
Понимаю, понимаю, за что Цветаева Прагу любила больше, чем Париж
--
В Праге меня навестил друг юности, уехавший когда-то в Америку. В Россию ему тогда был путь закрыт, а вот в Прагу он приехал ко мне в больницу.
Странное дело – когда мы пошли с ним гулять по городу, вокруг началось какое-то бурление. Множество местных мальчишек и молодых людей подбегали к нам и предлагали ему обменять доллары.
Когда я гуляла одна. ничего подобного не происходило. Я отошла на несколько шагов и посмотрела на него со стороны.
Рюкзак за спиной, фотоаппарат на груди, и - в воздухе висел четко вырисовывающийся знак доллара.
Хотя он никогда не был богатым человеком, но со стороны выглядел типичным американцем.
У него была четкая программа прогулки. Мы сходили с ним в еврейский квартал города……
Потом через Карлов мост отправились в другую часть города.
На мосту я застыла перед фигурой Христа.
Друг боялся, что мы не успеем в другие места, и раздраженно сказал мне:
- Хватит стоять здесь, ты что – Христа не видела?
Пауза
- Вообще-то нет, а ты?- ответила я, и мы оба поняли комизм ситуации.
После этого мы уже неспешно пошли искать рыцаря, о котором писала Цветаева.
Нашли. Не совсем на мосту, скорее немножко под ним… Но это было счастье
Пражский рыцарь
Бледнолицый страж над плеском века -
Рыцарь, рыцарь, стерегущий реку.
(О. найду ль в ней мир от губ и рук?!)
Караульный на посту разлук.
Клятвы, кольца... Да, но камнем в реку
Нас-то - сколько за четыре века!
В воду пропуск вольный. Розам - цвесть!
Бросил - брошусь! Вот тебе и месть!
Не устанем мы - доколе страсть есть!
Мстить мостами. Широко расправьтесь,
Крылья! В тину, в пену - как в парчу!
Мостовины нынче не плачу!
"С рокового мосту вниз - отважься!"
Я тебе по росту, рыцарь пражский.
Сласть ли, грусть ли в ней - тебе видней,
Рыцарь, стерегущий реку - дней.
27 сентября 1923 года
Мы прогуляли с ним еще несколько дней…. Ему пора было уезжать. Жаль. Рядом с ним было тепло
Это была поддержка дружеская, моральная и материальная. Забыла сказать, что в первые же недели в Праге, когда я пошла за деньгами в банк, меня тут же на улице и обворовали.
Должна признать, что это был первый и последний случай в Праге, – в остальном, даже когда я забыла свой кошелек в книжном магазине, мне его вернули, как только я пришла за ним. И вообще, готовы были скорее одаривать, чем забирать. Так что жила я с очень маленькими денежками, но поскольку была в больнице, то можно было перенести. Но друг привез мне деньги, и жить стало легче, если бы, собственно говоря ,– не болезнь. Он оставил книжки, которые тут же купил мне. И коробку любимого чая. И чувство защищенности.
--
Рождество
24 декабря я вдруг увидела, что больница опустела. Исчезли все больные, кроме моей соседки, исчезли врачи. На все отделение осталась одна сестричка.
Рождество! Все разбежались по домам: больные – к родственникам, врачи – к семьям.
Приехал Пивоваров, объяснил, что праздник начинается в Рождество, и закончится после Нового Года. И испросил разрешения взять меня к себе домой на сутки. Мы погуляли по праздничному городу,
посидели в кафе, чуть было не сходили в кино (кстати, фильм назывался «Сванова ласка», что я сама уже перевела, как «Любовь Свана»), и уютно отпраздновали праздник с его семьей.
Так что всю неделю я гуляла по Праге. По утрам в больнице мне говорили
- То хладно, пани.
На улице было минус 1. И я грустно думала – знали бы они, что такое "хладно". В Питере было минус 25.
Были места, где меня уже помнили: на почте – я часто посылала письма и посылочки, в книжном магазине с книжками и канцелярскими принадлежностями, в кафе около больницы.
В каком направлении я бы ни пошла – в результате оказывалась около Ратушной площади.
Каким образом? Не понимаю.
31-го декабря я прошлась по улицам. Праздники в Праге - это нечто удивительное. На улицы выходят семьями. Играет музыка, сверкают огни,
на каждом углу продаются сосиски с горчицей и игрушки для детей. Я купила для сына ручку-свисток: хочешь - пишешь, хочешь – свистишь, для себя одну игрушку и маленькую бутылочку ликера. Вернулась домой. В палату. А там – сюрприз. Пачка писем от родных и друзей, а в палате на моей тумбочке елочная ветка в вазочке, пирожные и что-то в рюмочке. В дверях появилась сестричка – это она все устроила.
Когда все больные вернулись из своих домов, они завалили мою палату домашними вкусностями и подарками, кто-то даже связал мне теплую шапочку и шарфик.
Ну как же – пани русская одна, а домашних вкусностей попробовать – святое. Трогательно, конечно. Спасибо.
Но все же я в больнице уже три месяца. Не пора ли домой? И виза у меня только на три месяца.
- Не волнуйтесь, - сказал мне врач, - визу мы вам продлим. Кстати, вы заметили, что стали гораздо лучше говорить по-английски, благодаря нашим разговорам.
- Заметила, - ответила я, - вы тоже. А все-таки, не пора ли мне домой?.
- Ни в коем случае, - возразил он, - сейчас мы как раз переходим к самой важной части обследования.
Бедный врач. Скоро он забудет, как я каждый день отвечала ему окэй на вопросы о здоровье.
Теперь, входя в палату, он будет уже спрашивать, какие новые неприятности я ему приготовила.
--
Долго все это тянулась из-за некоторых бюрократических особенностей.
Готова признать, что чешская медицина – лучшая в мире.
И – все замечательно. Тьма случаев указывала на это
Когда однажды врач увидел, что я ору от боли, а такого он от меня не ждал, он сразу куда-то позвонил, меня положили на каталку и вывезли в коридор. С другой стороны здания по тому же коридору мчался рентгеновский аппарат на каталке. Мы состыковались, сделали рентген, и оказалось, что это фантомные боли. От этого мне, правда, было не легче – боль-то оставалась. Врачи вздохнули с облегчением – перелома ноги не было, и мне дали обезболивающие таблетки.
Система сигнализации была на высоте – стоило дернуть случайно какую-нибудь веревочку – тут же звучала сирена и к тебе мчались врачи. Это даже перебор.
Но, конечно же, чешская медицина – лучшая в мире. Бюрократия их только губила.
Например, хотят сделать анализ. Тебя сажают в кресло, везут к машине, машина везет тебя метров сто – в соседнее здание, тебя и кресло выгружают и везут к кабинету. Никакой очереди, все отлажено. Когда все закончено, тебя снова сажают в кресло, потом в машину, и ты – в своей палате. Казалось бы, – мечта.
Но результаты присылают из соседнего здания по почте. Так что идет это письмо около недели. Это сейчас, конечно, не актуально – всюду компьютеры. Но тогда на обследования уходили месяцы.
А какие там были таблетки!
Чешская фармакология.
Это что-то удивительное. Крохотные таблеточки разных цветов. Выдают их три раза в день. Они такие маленькие и очаровательные. Как-то раз я задумчиво их пересчитала. Ребята! Их было 36 на день.
Я уж не считаю, сколько видов глазных капель мне закапывали каждый день.
Правда, были сами виноваты. Они занесли мне какую-то инфекцию, когда обследовали зрение. Зрение тут же выступило с бурными протестами. Глаза были красные и опухшие. Впервые поняла, как видит и при этом чувствует себя алкоголик. У меня двоилось в глазах. Вместо одного стула я видела два и так далее. На улицу меня выпускать перестали. Если я вместо одной машину увижу две, совершенно все равно под какую из них я попаду. А это уже международный инцидент.
Я бодро спросила у врачей: за день - другой справимся?
Они вздохнули. Хорошо, если за месяц.
И оказались правы – за месяц с их капельками я начала видеть. Но целый месяц-то как жить? И тут мне помогло семейство Пивоваровых. По очереди они приходили каждый день. Читали письма, которые мне присылали родные и друзья, газеты и книжки и выводили погулять. С ними – пускали
Нет, я все-таки живучая. Обретя зрения, свалилась с температурой 40, снова вызвав панику у врачей!
К тому же и особенности моей палаты. Я говорила, что палата была на двоих. Одно место для иностранной гостьи, а второе – для умирающих. Так что за это время на моих глазах умерло за полгода четыре человека. Одна все же выжила и навещала меня с подарками, но уже появилась следующая старушка..
Ну все, все намекало, что меня надо срочно отправлять в Питер..
--
Мы вас прослушивали…
Как раз в это грустное время зашел мой врач, и сказал:
- Мы прослушивали ваши разговоры по телефону.
Я вздрогнула, вспомнив советские организации и мучительно размышляя, что такого я могла наговорить по телефону.
- Мы обнаружили, - продолжал он, - что вам звонили из Франции, из Германии, из Швейцарии и из Америки.
- Из России тоже, - робко сказала я.
- Неважно, - отмахнулся он.
- А что важно?
- Мы, наконец, подобрали для вас лекарство, - продолжал он. – Оно не излечит, но остановит болезнь. Стабилизирует ваше состояние. Проблема в том, что в России такого лекарства нет и в нашей стране – тоже. Но в Швейцарии и во Франции оно есть. Я вам выпишу рецепт, и вы пошлете его вашим друзьям в Швейцарию. Или во Францию. Они должны купить лекарство и передать его сюда. По почте лекарства пересылать не разрешается. Мы должны посмотреть, как оно на вас действует, – иногда бывает аллергия.
А дальше произошла сказка.
Друзья из Швейцарии купили лекарство, передали своему знакомому, который ехал в Германию. Тот передал его человеку, который отправлялся в Прагу.
На все ушло около недели.
Лекарство подошло. Но принимать его нужно было по 6 таблеток в день. Ни в России, ни в Праге, как было уже сказано, его не существовало.
Наступил день отъезда.
Утром пришел мой врач и вручил мне три коробки лекарств, заключения врачей, и список лекарств, которые меня должны поддерживать. Сказал, что в 3 часа дня меня отправят на больничный машине в аэропорт и посадят на летадло.
Airrlane, - пояснил он.
И я начала собираться.
Бабушка на соседней койке как-то подозрительно стонала. Я вызвала медсестру и вышла в холл. Теперь можно и покурить – уж очень тревожно.
Скоро пришел Виктор.
- Что случилось? – спросил он, - на тебя лица нет. А я собирался с тобой пройти по Праге перед отъездом. И сумку тебе надо купить большую. Иди, собирайся.
- Там старушка, - зарыдала я, - пойди посмотри – она еще жива?
Вернулся он не сразу.
- Твое еврейское счастье, - сказал он. – Старушка умерла.
Но есть и положительные новости. Я договорился с врачом, он отпускает тебя до трех часов. Я взял твои вещи, и мы пойдем покупать сумку. Да, это тоже от врача – немедленно прими ,– и он выдал мне таблетки.
- Какая сумка? Человек умер!
- Да, - сказал он, - и ты этому человеку уже не нужна. Небось, всю ночь за ней ухаживала.
Прав. Но это не меняло положения.
Мы с ним прошлись, зашли в универмаг, купили сумку. Рядом продавались кожаные куртки. Он подвел меня к ним.
- Примерь
- Какие куртки, тут старушка.., - начала я.
- Спокойно. Только примерь
Куртка была черная, замечательной красоты. В Питере я такой никогда не видела.
Подошла продавщица, полюбовалась и сказала
- То стройнит пани.
При моем тогдашнем весе это звучало музыкой.
Но… старушка…, денег нет, и вообще не до веселья.
Виктор куда-то исчез, я стояла в куртке и оглядывалась.
Он подошел
- Можешь не снимать, я уже заплатил, а тебя она и впрямь стройнит. Пошли праздновать.
Вот ведь, понял он сердце женщины и чем ее можно отвлечь. И мы пошли праздновать из одного кафе в другое, а потом вернулись за полчаса до отъезда.
Я кинула оставшиеся вещи в сумку, залезла в больничную машину, и мы понеслись по Праге в аэропорт.
Там уже объявляли по радио
«Пани КовалевА! И что-то вроде того, что непременно нужно бежать в летадло.
Мы с сопровождающим добежали до стойки, он передал меня в руки русскоязычной стюардессы. Самолет, где я мгновенно заснула, аэропорт, родные, которые встречали меня в Питере.
До свидания, Прага! Здравствуй, Питер!
Счастливый конец
Мои друзья из Франции в течение 10 лет передавали мне лекарство (стоило оно дорого). Звонили и узнавали, сколько у меня еще осталось, и передавали следующие порции. Практически, они спасли мне жизнь.
То есть, на этом лекарстве я продержалась до своего отъезда в Израиль. Здесь мне сделали операцию.
Такая вот невероятная рождественская история, которая так напоминает Рождество в Праге.
И к этому рождественскому концу – еще одна картина Виктора Пивоварова.
По теме можно читать на сайте работу С.Талейсника (кликнуть)
| ЗОЛОТАЯ СВАДЬБА В "ЗЛАТОЙ ПРАГЕ" (Путешествия (Путевые заметки))--16.12.2008 г. |
Мендельсон Иегуда 
Аарон Борис 
Борисов Владимир 
Нисина Ляля 
Коровкина Ирина 
Дорман Валентин 
Демидович Татьяна 
Городецкая Лина 
Талейсник Семен 
Мастинская Фаина 
Вайнер Ирина 
ЛеГеза В 
Андерс Валерия 
Лейшгольд Ирина 
