После очередного заявления – “невиновен” зрители дружно рассмеялись.
Серегин тоже смеялся вместе со всеми, хотя его больше забавляло не действо, происходящее на экране телевизора, а реакция местных темнокожих парней, расслабленно наблюдавших сцену голосования в Штатах.  
Кроме  него и  его партнера Асефа – ливанца с американским паспортом, жившим в Либерии практически постоянно, больше белых в комнате не было. Асеф и затащил Серегина в этот, один из немногих, хорошо сохранившихся, домов в Монровии, где была возможность посмотреть  передачу из Америки  о  голосовании по поводу виновности или нет Билла Клинтона в лжесвидетельстве по делу его связи с Моникой Левински.

                Теплый влажный воздух волнами струился по комнате, подгоняемый  лопастями вентилятора. На подоконнике уселась крупных размеров ящерица, дополняя собой эту, и без того полную сюрреализма, картинку. Животное абсолютно не пугали звук работающего  дизель-генератора и шум, создаваемый людьми в комнате. Из окна за стволами пальм и листьями бананов можно было видеть забор вокруг дома, верх которого был утыкан осколками стекла, что делало его более серьезным препятствием для людей, но как оказалось не для животных. Странным было уже то, что в городе, основательно разрушенном длительными гражданскими конфликтами, в котором не было нормального водоснабжения и не было электричества, люди наблюдали за процедурой, происходящей в  далекой, могучей и благополучной стране, завершение которой никак не отразится на жизни их Либерии и их самих.

                К происходящему на экране местные жители относились снисходительно-скептически.
С одной стороны они не понимали в чем житейская суть проблемы. Ну, занялись люди добровольно любовью, сделала она парню минет – можно только порадоваться за них, дела амурные. Чудят эти американцы. В спокойной и более продвинутой Гане, расположенной неподалеку, Серегин с удивлением  наблюдал как, не обладающие каким-либо материальным достатком дамы, имеют два или три телефона с симками местных сотовых операторов. Объяснение данному феномену  было  романтическое. Как только устанавливались теплые отношения, мужчина дарил своей пассии сотовый телефон  и размещал некую сумму денег на счете данного номера. Таким образом,  достижения прогресса способствовали любвеобильности, которую не слишком сдерживали западные пуританские нормы, иногда приводящие к ханжеству. Ох уж эта жажда жизни и плотская раскрепощенность!
Зачастую в отношениях образовывался треугольник или даже более сложная фигура. Тогда его участница становилась обладательницей нескольких телефонов, поскольку на тот момент двухсимочных аппаратов не было. Ну,  прямо как обладательница ряда наград за услуги.  В случае если отношения завершались, то все происходило достаточно просто – телефон умолкал по причине отсутствия денег  на счете.

С другой стороны. После стольких лет  гражданской войны, с большим количеством убитых,  искалеченных людей и  принесшего столько страданий и разрухи в относительно спокойную и сытую страну (ранее почти треть мирового флота ходила по либерийским флагом), данная процедура казалась им верхом ханжеского морализирования и не ассоциировалась с торжеством демократии и закона.

Голосование продвигалось к нужному результату. Кто-то из находящихся в комнате предложил 5 либерти  (5 либерийских долларов), единственная  купюра, бывшая тогда в обороте, на итоговый результат, но никто не поддержал идею. Асеф посоветовал инициатору

- ты еще бы предложил поспорить  на то, что завтра здесь будет снежная метель и минус.

У Серегина вдруг отчетливо появилось ощущение дежавю. Он вспомнил заседание ученого Совета в НИИ,  где он работал в бытность СССР. Речь шла о достаточно рутинном вопросе – избрании на должность старшего научного сотрудника одной из лабораторий. Обычно, если занимавший ранее эту должность сотрудник не возражал против переизбрания и соответствовал всем формальным требованиям, то объявление конкурса  было чисто протокольным мероприятием и человеку со стороны ничего не светило. Но в данном случае у руководства института проснулось чувство антипатии к данному сотруднику и каким-то странным образом оно передалось (вот ведь заразная вещь) к председателю ученого совета, где вершилась судьба данной вакансии.

                Характеристика соискателя была безупречна. Кандидат наук, за истекший год руководил рядом  дипломных проектов и студенческой практикой, автор нескольких публикаций в серьезных научных журналах, из которых две  не являлись братскими могилами (т.е. статьи без большого числа соавторов, записываемых по принципу нужности).

                Председатель ученого совета предложил использовать для оценки соискателя  методы, применявшиеся в институте, для выявления победителей соцсоревнования, где наряду с  множеством надуманных, но идейно-выдержанных показателей, в расчет не принималось разве что количество сданной тары.  Благо спирт в лабораториях был всегда.

                Присутствующие сотрудники сразу  смекнули, какое решение принято руководством института. У многих возникло неодолимое ощущение под любым предлогом покинуть зал. Но куда ты денешься с подводной лодки?

Председатель совета, 1938 года рождения, получивший благодаря усилиям и возможностям отца, удостоверение ветерана войны, тем временем возводил фундамент обоснования неудовлетворительной оценки кандидата.

- Уважаемые коллеги, хотелось бы обратить Ваше внимание на одну существенную деталь. Вы прекрасно знаете, какое внимание уделялось подшефной работе.  Наша помощь сельскому хозяйству – это наш вклад в обеспечение продовольственной безопасности страны. В этой связи хочу привести ряд цифр. Техник лаборатории, где работает Семен Львович ( неугодный соискатель), в период  сельхозработ  сумел накосить  две тонны сена,  в то время, как Семен Львович всего лишь триста килограмм. Вот я и задаю вопрос: может быть эти две тонны сена ценнее пары этих публикаций?

В зале воцарилась напряженная тишина, словно зловещая тень  «холодного прошлого» повисла под потолком.  Поведение присутствующих резко изменилось по сравнению с началом заседания. Большинство  ученого совета составляли  кандидаты наук и доктора наук  в возрасте порядка 30 лет, а также заведующие лабораториями  –  чуть постарше. Их поведение  - открытое, непринужденное вначале, сменилось скованностью. Лица с застывшим выражением вглядывались в пол, как будто там можно было найти ответь на мучавший всех вопрос – что происходит?

Серегин не был в дружеских отношениях с Семеном Львовичем. Они даже не работали в одной лаборатории. Просто коллеги, из лабораторий одного отдела, расположенных к тому же на одном этаже.  Он понимал, что надо что-то предпринять, дабы остановить этот постыдный спектакль или,  по крайней мере, не участвовать в нем. Но липкое, неприятное до тошноты ощущение страха  за последствия действий наперекор воле руководства института буквально парализовало мозговую активность. Наконец  в панический хаос, царивший в его голове, забрела конструктивная, как ему показалось мысль, и  он робко обратился к председательствующему:

- Валентин Степанович,  в случае отрицательного голосования по кандидатуре Семена Львовича нам будет необходимо предоставить некое объяснение данному решению.

Председатель Совета взглянул на  Серегина как на назойливую муху.

- Уважаемый Вячеслав, не волнуйтесь. Наше решение мы обоснуем.

Эту реплику он произнес с нажимом на слово «наше». Впрочем, желающих развить или поддержать  «линию руководства» не нашлось за исключением одного из завлабов, получившего лабораторию за плодотворную деятельность в институтском комитете комсомола. Даже  заведующий лабораторией, в которой работал Семен Львович, и несимпатизирующий ему, отмолчался.

Процедуру голосования Серегину, да, наверно, и многим другим участникам того заседания хотелось потом вычеркнуть из памяти. Результаты голосования  получились соответствующими мнению руководства института. Теперь осталось только оформить протокол и обосновать коллективное мнение Ученого совета. Вопрос Серегина, заданный ранее председателю Ученого совета,  выглядел провидческим. Поиски необходимого обоснования затянулись надолго. Очевидно, это была реакция  многих участников голосования на тот постыдный процесс, в котором им довелось участвовать. Теперь, когда они это сделали, напряжение вроде бы спало. Но от них требовалось некое объяснение: почему они это сделали. И вот тут каждый постарался добыть себе как можно больше светлой краски. Формулировку, которую придумали в конечном итоге Валентин Степанович и комсомольский выдвиженец, вспоминал затем неодобрительно даже директор института. А в ученой среде города она послужила основой для серии анекдотов. Основной негатив  заключения  звучал так: ввиду отсутствия связи с работами школы белорусских физиков. 

Каким образом  работа, выполненная в рамках бюджетной тематики, могла  выпадать из направления исследований, выполнявшихся в стране? Может речь шла  о финансировании из-за рубежа? Но в СССР за подобные новации  можно было схлопотать лет десять лагерей.

 А если предположить, что данными исследованиями в Республике ранее не занимались? Тогда  формулировочка  отдает средневековьем.

Сидя в доме Асефа за рюмкой “чая”, по завершению голосования в Америке Серегин молча, тянул текилу. После “сверх демократичного“ голосования с нужным результатом из головы никак не шел тот случай в институте. На протяжении многих лет он приспособился гасить появлявшиеся иной раз воспоминания о том заседании. Но иногда, когда он сталкивался с чем-то напоминавшим о том ученом совете, им овладевало чувство схожее с ощущением физической боли. Это было не локализованное в каком-то месте ощущение и от этого становилось еще муторней.

 Серегин был из поколения послевоенных детей, которому, несмотря на бытовые трудности,  был присущ оптимизм и жизненный задор. Это  сформировалось, очевидно, под влиянием недавней  Победы и окончанием страшной войны. Но  оптимизм и открытость характера подобно шагреневой коже сжимались под натиском лицемерия, практики "двойных стандартов" и навязывания несправедливых решений, которые всё более обволакивали общество, проникая во все сферы. Помогали заготовки, полученные от родителей.

Мама внушала:

 - А ты мысленно потри колечко на руке, которое у тебя скоро появится, и прошепчи, как царь Соломон "И это пройдёт", сделай 3 глубоких вдоха и почувствуешь, как проблема отлетает, словно корочка ветряной оспы.

Отец советовал:

 - При трудностях привлекай оптимизм, веселый анекдот, как мой любимый: 
"Подружка моя такая преданная,  изменила мне всего два раза, один раз – с футбольной командой, а второй раз – с духовым оркестром”.

  Серегин улыбнулся отцовской старой шутке, а деликатно молчавший Асеф подмигнул ему, не отрываясь от бокала, из которого потягивал прохладный коктейль.

                - Американцы, создавая эту страну дали нам много элементов государственного устройства и даже название денег. Но мы пошли дальше. По конституции белый человек не может получить гражданство - только негры.

               - Да,- сказал Серегин, - А как бы все сложилось, окажись Моника негритянкой?

    *  *  *

     Фото либерийцев из сети