-

"Была в начале сила". Вот в чем суть. Но после небольшого колебанья
Я отклоняю это толкованье. Я был опять, как вижу, с толку сбит:
"В начале было дело", - стих гласит. (Гёте "Фауст"). 

“Одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса”.                                                                                  Очень раннее утро, но уже совсем светло. Людей на улицах ещё мало, машин — тоже. Элла попросила таксиста ехать не слишком быстро, чтобы по пути успеть полюбоваться красотами изумительного города. Вот мы и любуемся: Элла и Амала — в первый раз, я — во второй. Таксист — парень лет двадцати пяти — по пути называет достопримечательности. Элла переводит для Амалы на английский. Между собой мы общаемся только на этом языке, чтобы не создавать ей дискомфорта, к тому же Элла с удовольствием практикуется в разговорном инглише. 

Занятно было читать нашего водителя, когда мы втроём вышли из дверей “Антисоветской”. Опытным глазом он моментально оценил очень импортные и очень летние наряды, а также независимые от нарядов параметры обеих красавиц и моментально определил их профессию. Жгучая классовая зависть к молодому буржую, который в своё удовольствие раскатывает по заграницам и может себе позволить аж сразу двух таких элитных тёлок, на которых ему самому даже облизываться нет смысла, сочеталась с приятной уверенностью, подкреплённой опытом: такие не мелочатся, значит будут обещанные два счётчика, не меньше. Тем более, что эта долговязая велела ехать не самой короткой, а самой красивой дорогой. Ха, не знают они город, вот так он и поверил. Хотя, чёрт их разберёт. Этих он тут видит первый раз. Приезжие? Ну уж не из провинции, это точно. Вон, как по-английски чешут, хоть бы раз запнулись. Хотите — пожалуйста. Вы платите, я везу и поясняю. 

Элла тоже правильно оценила ситуацию и мигом вошла в образ. При её-то природном артистизме и после уроков Сандомирова это ей было запросто. Вот из кого получилась бы идеальная боевых гетера, но у неё другое призвание. 

Амалу усадили спереди, мы с Эллой устроились на заднем сиденье. Таксист, как и обещал, слегка замедлился возле интересных зданий и памятников, коротенько, но очень толково информировал. Элла исправно переводила, Амала восхищалась, я ограничивался междометиями. Время о времени Элла со мной целовалась, очень достоверно изображая, что изображает нестерпимо страсть. Сандомиров был бы доволен своей ученицей. Станиславский на том свете — я уверен — тоже. Умница Амала пару раз   взглянула в зеркало, мигом всё поняла и тоже включилась в игру. Поскольку сидела спереди, общаться со мной ей было затруднительно. Ей оставалось только изображать, что она высокомерно изображает непонимание русского языка, когда шофер пытался с ней заговорить. Возле здания с гранитными колоннами я попросил остановиться. Мы вышли из машины. 

— Красивый дом, но, Марк, а что тут особенного? Таких много по всему городу.  

— Не туда смотрите, мои очаровательные коллеги. Идите сюда. 

Выбоина на тёмно-красной с чёрными крапинками полированной поверхности выглядела рваной раной. Что это такое, Амала поняла сразу. Осторожно прикоснулась к камню, как будто опасаясь причинить боль живому существу. 

— Марк, это то же самое, что в том альбоме, который ты подарил немцам? След той войны? Знаешь, я что-то читала об ужасах, что творились здесь. Если так ранен камень, то что же было с людьми? 

Она отвела взгляд от выбоины в колонне и увидела небольшую бело-синюю табличку на стене. 

Это следы одного из 148 478 снарядов 
выпущенных фашистами по Ленинграду 
в 1941-44 гг. 

— Марк, что тут написано? 

Я перевёл на английский для Амалы и добавил, что кроме снарядов были и авиабомбы. Сто семь тысяч.  Цифры поразили индианку. Она силилась понять, как это весь город не превратился в руины. Или превратился и был отстроен заново, как Петергоф? 

— А сейчас, дорогие коллеги, я покажу вам ещё кое-что интересное.  

Наш таксист, между тем, вышел из машины и, стоя чуть поодаль, пытался разобраться в непонятках.                                                                                      
Во-первых, что тут такого особенного в самой обыкновенной колонне, что они с таким серьёзным видом разглядывают и обсуждают?                       
Во-вторых, почему — это же видно — показывает и объясняет этот интурист, хотя, по идее, должно быть наоборот, если девки взялись изображать из себя интеллигенточек. Видывал и таких, но почему тогда у них прикид такой хипповый? Уххх, да они обе без лифчиков! Ну, ё моё! 

Из глубин аналитических раздумий его выдернул мой вопрос: 

— Товарищ, у вас в машине какая-нибудь тряпочка найдётся? Желательно не промасленная. 

У парня когнитивный диссонанс резко усилился, поскольку вопрос был задан по-русски, без малейшего акцента. Он выглядел так забавно, что обе красавицы с трудом удерживались от смеха. 

— Н-найдётся. Вам принести7 

— Если вас не затруднит. Вам тоже будет интересно. 

— Так я счас! 

Принесенный клетчатый лоскут я намочил в стоявшем неподалёку автомате с газировкой и вернулся к колоннам. Стёр мокрой тряпкой пыль с одной из них на высоте примерно полутора метров. 

— Смотрите, пока не высохло. Что видите? Присмотритесь. 

Рисунок камня был немного нарушен. Довольно отчётливо выделялся неправильный четырёхугольник. 

Я говорил по-русски. Элла переводила для Амалы. Та догадалась. 

— След реставрации? Да, точно. Мастерская работа! Если бы ты вот так не показал, ни за что бы не разглядела. Да, замечательно. Но, погоди, почему, почему так не сделали там? 

Я не спешил с ответом. 

— Кажется, понимаю. Сохранили для истории. Что бы помнили. И чтобы не простили. Ты говорил, что у твоей семьи свой счёт к немцам. Помнишь наш разговор, когда я рассказала, что мои предки были сипаями? А ты — еврей. Значит, не только... 

— Да, и это тоже. Но, вернёмся к истории. Зимой сорок четвертого нацистов отогнали километров на двести от Ленинграда. Город был в ужасном состоянии. Но ленинградцы решили: всем врагам, самому Сатане назло восстановить свой город. Чтобы он стал точно таким же, как до войны.  Огромный город, второй в стране. Уже в сорок восьмом году Ленинграду вернули прежний облик. По крайней мере — внешне. Как это удалось в разрушенной, истощённой, голодной стране — убейте меня, не понимаю. Не способен понять. Но так было. И вот тогда были тщательно исправлены все, повторяю: все повреждения зданий и памятников. Никаких (я выделил это слово) следов военных разрушений не осталось. Вот это был подвиг! Про военные подвиги помнят все, и беспрерывно вспоминают, и напоминают. Книг и фильмов — море, а вот про такой подвиг... Скромно принимают к сведению. 

— Простите (таксист замялся, не зная, как обратиться), простите, гражданин, не знаю, как вас звать, но если исправили всё, то откуда это? 

Он показал на выбоину в колонне. 

— А вы не знаете? Ну да, понимаю. Неужели даже слухов не было? И интересы у вас были другие. Ладно. Коллеги, помните мой спор с киношниками о научно-историческом подходе к реставрации? Вот бы их сюда. 

— Марек, не интригуй. Давай, выкладывай. 

— Даю. Выкладываю. До последнего юбилея снятия блокады эти колонны выглядели одинаково. А вот перед самым юбилеем здесь и ещё в нескольких местах повыбивали вставки, сделанные реставраторами. На постаменте одного из тех коней, кстати, тоже. Амала, я тебе не показал. Не в тему было как-то. Но там недалеко. Восстановили историческую достоверность. Правильно это было или нет — судить не берусь, и не сужу. 

— А вы, гражданин Марек, откуда знаете? Мало ли, какие слухи. 

— Ага, вражий голос. У меня был дальний родственник. Жил на углу Литейного и Невского. Вы должны знать, там большой магазин канцтоваров. Блокадник. Из всей семьи выжил он один. Вот он и рассказал. Когда одолевала бессонница, бродил ночами по городу. В одну из таких ночей увидел, как долбят вот эту самую колонну. Я же не случайно попросил именно тут остановиться. Он умер недавно. Совсем ещё не старым был. 

Помолчали с минуту. 

— Вечная память. — сказала Элла. 

Амала пробормотала что-то на родном языке. 

— Марек, а ты мог бы его спасти? 

— Не знаю. Когда гостил у него, ещё не знал, что я — Другой. И не умел ни черта. А когда узнал, уже было поздно. Ладно, довольно печалиться. Вся жизнь впереди. Вперёд, мои милые коллеги! Шеф, продолжим экскурсию? 

Вернулись в машину, и теперь уже понеслись с ветерком. Амала загрустила. 

— Что с вами, доктор Нандини? Я обещал вам новые красоты, и мы сейчас приближаемся к ним. 

— Мне стыдно за своё невежество, доктор Штерн. Мне следовало больше знать о вашей стране. 

— Вот я вас и просвещаю. Амала, дорогая, успокойся. Можно подумать, мы с Ольгой знали хоть что-то об Индии, когда ввалились незваными гостями в твой ашрам. Если бы не вертолётные экскурсии с Лалит... Я так надеялся, что ты прилетишь с ней, а ты притащила Джона. 

— Ах так, значит меня одной тебе мало, сексуальный маньяк! Ну, погоди!  

Элле уже расхотелось изображать интердевочку, и всё, что говорилось по-английски, она переводила на русский для таксиста и наоборот — для Амалы. Поэтому хохотали все. Но у парня уже извилины заплетались от усилий понять, что мы за компания. Прямо спросить? Неудобно как-то. А вдруг мы “оттуда”? Связался на свою голову.                                                       
У большинства нормальных людей почти всё непонятное первым делом вызывает страх.  За рулём такие переживания опасны. Он даже не замечает, что уже опасно превысил скорость, стремясь поскорей от нас избавиться. Хорошо, что мы уже за городом. Но и тут не автобан. Я тронул Эллу за руку, показал глазами на напряжённый загривок водителя. Она присмотрелась, поняла и шепнула: 

— Меа кульпа, фикс. (Моя вина, исправлю. - лат.).  

И уже обычным голосом: 

— Знаешь, Марек, такую народную мудрость: тише едешь — дольше будешь? Похоже, наш водитель об этом даже не подозревает. Интересно, куда он так торопится? На свидание с ГАИ или со святым Петром? ГАИ мне пофигу, а вот на тот свет нам ещё рано. 

Скорость заметно снизилась. 

— Прости меня, парень. Это я не в меру расшалилась и решила слегка приколоться. Глупо получилось, признаю. Не обижайся, пожалуйста. Мы не валютные проститутки, а он — не интурист. И мы не провокаторы из откуда ты подумал. Сдался ты им. Расслабься. Мы тебе кажемся странными, так мы такие и есть. Но мы не кусаемся, не бойся. Обычно мы очень даже серьёзные, когда заняты своим делом, но мы же сейчас не на работе, отдыхаем. А быть всё время серьёзным - вредно для здоровья. Это я тебе как врач говорю. Кстати, тебя как зовут? 

Очень правильная интонация, и очень правильным движением она ласково потрепала его шевелюру. Парня отпустило. 

— Толик. Анатолий Владимирович. 

— А я Элла. Элла Феликсовна. Будем знакомы. Можно без отчества. 

Толик успокоился окончательно и теперь уже просто с любопытством продолжил: 

— Ну, ты и артистка! Значит, вы не... эти самые, а он не интурист. А кто ж вы, если не секрет? 

— Никаких секретов. Сборная солянка. Три врача, одна интуристка и одна актриса. Тут ты угадал. 

— Опять прикалываешься? 

— А вот ни капельки. Рядом с тобой сидит доктор Амала Нандини, Она из Индии. Знает несколько языков, но не русский. 

Амала обворожительно улыбнулась. 

— Рядом со мной — доктор Марк Штерн. Выглядит, как пацан, но можешь мне поверить, очень серьёзный товарищ. У них с Амалой общие научные интересы. И, как ты только что слышал, не только научные. 

Элла хихикнула. 

— А я - актриса провинциального театра, Элла Файна. Сейчас на гастролях в вашем театре музкомедии. Мы с Марком старые друзья. Он сопровождает Амалу, я сегодня не занята на сцене. Вот и встретились, чтобы приятно провести время. Ну, сошёлся пасьянс? 

Толик хмыкнул. 

— Почти. Ты же сказала: “Как врач тебе говорю”. Ой, простите, что на “ты”. 

— Прощаю. Так и продолжай. Я тоже врачиха. Пробую себя в новой профессии. Марек, вроде неплохо получается? 

— Не то слово. Шикарно! Восходящая звезда советской сцены. Если не веришь, попробуй достать билет на “Проснись и пой”. Она там в главной роли, Каролу играет. Может и повезёт, но только по блату. 

Глаза в зеркале заднего вида выражали недоверие. Ну, верит-не верит, это его проблема. Главное, что довезёт без приключений. И не настучал бдительно куда следует о странных пассажирах. Я-то эту проблему разрешу за пять минут, но зачем её вообще создавать?                                   
И тут подала голос Амала. 

— Друзья мои, вы обо мне совсем забыли. Я ничего не поняла, но чувствую, что у вас проблемы. Я могу чем-то помочь? 

Элла коротко обрисовала ситуацию. 

— Тебя так огорчает, что ты ещё не знаменитость? Это вопрос времени. Будешь скоро только вспоминать счастливые деньки, когда тебя ещё не узнавали на улице. Знаешь, некоторых очень больших артистов мне приходится лечить от непосильной славы в моих ашрамах или на острове у Виджаи. Кстати, Марк, привет тебе от неё. Но об этом мы ещё поговорим. А пока, вот, парень, держи. 

Она вытащила из сумки, развернула и положила Толику на колени программку с портретами актёров. В центре и крупно — Элла Файна в роли Каролы и Ангелина Карташова в роли тёти Тонни. 

— Я тогда забыла попросить автографы, поэтому захватила с собой. Элла, ещё одну для меня найдёте? 

— Хоть целую пачку. Толик, это оставь себе на память. Ой, что это мы сейчас проезжаем?! Давай, вещай, Вергилий! 

Когда добрались до места, Толик предложил довезти нас до самого дворца. Знает он там одну дорожку. 

— Дворец на холме, вид на все стороны. По радиальным аллеям попадёте в любую зону. 

А что, хорошая идея. 

Вылезая из машины, я взглянул на счётчик, умножил на два, малость добавил и положил деньги на приборную панель. Парень вдруг застеснялся. 

— Это уже слишком. Мне с вами так интересно было.

— Как договаривались. Ты же нас не просто довёз, а целую экскурсию устроил. Мастер своего дела! Бери. Мы тоже не за одно “спасибо” работаем. 

— Тогда можно ещё что-то? 

— Можно. Эллочка! 

Он развернул программку и достал из кармана шариковую ручку. 

— Элла Феликсовна, оставьте автограф, пожалуйста, если можно? 

Вместо стола она использовала крышу “Волги”. Секунду подумала и вывела своим чётким почерком: “Маэстро баранки от дебютантки сцены. С уважением, Элла Файна”. Таксист укатил абсолютно счастливым. Будет о чём рассказать ребятам в таксопарке! 

Амала поинтересовалась, что там было написано, кроме подписи. Состроила страшно высокомерную мину и скрипучим голосом диккенсовской старой девы изрекла: 

— Через десять лет эта бумажка будет стоить очень дорого. Мисс Файна, постарайтесь не забыть, что вы должны мне целую пачку! 

Изумительные русские пейзажи огромного Павловского парка впечатлили Амалу далеко не так сильно, как я ожидал. Гораздо меньше, чем нас с Эллой. А что, так и должно быть, если хорошо подумать. Она — дитя совсем другой природы. А уж английских парков она насмотрелась за годы жизни в Европе предостаточно. Вот и хорошо, меньше будем мотаться. Найдём уединенное местечко среди всей этой северной благодати и спокойно поговорим о наших делах. День недели рабочий, народу в парке немного, что меня очень радует.                                                                         
Карт бланш - карт бланшем, но я ни на секунду не забываю, в какой стране живу.
Идеологические установки и тактика верхушки у нас склонны к измене и к перемене, как ветер в мае. А из этого следует, что даже, если у меня паранойя, это вовсе не значит, что за мной не следят. Когда я шутил в гостинице с Амалой, доля шутки была минимальной. 

 Колоннада Аполлона показалась мне вполне подходящим местом. Белая изящная статуя в окружении стройных колонн, заросшие рыжими лишайниками и зеленым мхом обломки, горбатый мостик над заброшенным каскадом, чистейший воздух и тишина, нарушаемая только стрекотанием кузнечиков и шелестом листьев. 

— Какое романтичное место! Марк, почему ваши реставраторы ограничились только статуей и не восстановили всего остального? 

— Потому, что это “английский” парк. Один из его главных принципов — неизменность. Здесь почти все статуи — чугунные. С самого основания парка их красят в белый цвет. А всё остальное не меняется с 1817 года. Тогда случилась страшная гроза. Размыло каскад и основание колоннады. Несколько колонн упало. С ними вместе рухнула часть верхних конструкций. Видишь отсюда дворец? 

— Вижу, разумеется. Ну и что? 

— А то, что это сооружение прекрасно видно из окон дворца. Когда гроза прошла, вдовствующая императрица Мария Фёдоровна подошла к окну и вместо банального паркового украшения увидела романтические руины. Это ей так понравилось, что она повелела ничего не трогать. Вот и не трогают. Сама природа подправила работу архитектора. 

— Давайте задержимся здесь. Так красиво, тихо, прохладно. Посидим, поболтаем. Элла, Марк, вы не против? 

— Я всеми лапами “за”. Вот прямо на этих обломках и посидим. Сильнее не сломаются. 

Перевели дух и, как принято в приличном обществе, обсудили погоду и природу. А потом перешли к делам сугубо профессиональным. 

— Элла, мне не дают покоя рассказы тех двоих, на вашей артистической вечеринке. Поняла вашу затею, но не слишком ли радикально вы действовали? Так ведь можно и совсем сломать личность. У меня бывают пациенты с душевными травмами такого рода, но я действую осторожно, мягко. Простите, но резать без анестезии едва затянувшуюся рану, даже, если под рубцом гнойник — это, по-моему, неприемлемо. Мне Марк тогда подробно всё пересказал. Вы же знаете о его абсолютной памяти. Мне очень хочется вам помочь: вам и этому актёру и актрисе. Надеюсь, я вас не обидела? 

Элла улыбнулась. 

— Вы же знаете о способности Марка читать людей. Он и меня обучает этому искусству. С удовольствием приму помощь опытной коллеги. Только сначала добавлю немного информации к той, что у вас уже есть. Вы не против?   
Так вот, Надежда Ивановна. Очень волевая и очень умная натура. Очень высокая, но ничуть не завышенная самооценка. Прирождённый лидер. Но не только. Она людьми пользуется. Причем она это делает так, что они сами получают от этого удовольствие. Интересно, да? Реакцию родителей тогда, на новогодней вечеринке она прекрасно поняла, приняла и даже не обиделась бы за ту выходку матери, заставившей её ходить голой перед одетыми друзьями. А что? Отличное воспитательное мероприятие. Есть русская поговорка: клин вышибают клином. Очень эффективный технологический приём. Но дальнейшие действия мамаши её привели в состояние хорошо контролируемой ярости. И к ненависти на всю жизнь. Она поняла, что для матери на первом месте не она — дочь, а партийная карьера и место в высшем свете. Ну, для этого особой мудрости и не надо было. Значит, малейшая огласка события в её ханженско-пуританском окружении означает полнейший крах. Прикинула, что к чему, и засадила мамашу в очень удобную для себя ловушку. 

— Очень интересно. В какую? 

— Пациенциа, коллеги, пациенция! (терпение - лат.) В прекрасный во всех отношениях день своего рождения мамаша вернулась из своего горкома в самом радужном настроении. Стала готовиться к приёму гостей, а чтоб не скучно было, включила японский двухкассетный магнитофон, где уже стояла кассета с её любимой заграничной музыкой. И услышала свой собственный голос. Обалдела. А когда поняла, что этот её голос говорит, мигом выключила и истово, по-коммунистически перекрестилась — от радости, что домработница в этот момент гремела посудой на кухне. Выдрала кассету из аппарата и весь свой светлый праздник провела с приятными эмоциями грешника на адской сковородке. И только поздней ночью прослушала через наушники свои с мужем домашние разговоры. На самые разные темы.                                                                                    
     Итог: дочка Надя закончила школу с золотой медалью, с первого раза поступила в тот театральный ВУЗ, который сама выбрала, и служит в театре, который ей нравится. А мамочка из кожи лезет, чтобы у доченьки не было никаких проблем. 

— Жуткая интриганка! Но большая проблема у неё есть. Это без сомнения. Какая? 

— Мамочкин урок не прошёл бесследно. Осталась прямо-таки патологическая стыдливость. Она не может полностью обнажиться даже при женщинах, по крайней мере, без тяжёлого дискомфорта. Плюс вагинизм. До сих пор девственница. И это при такой внешности, что даже мне завидно. Пыталась лечиться. Без толку.  Я занимаюсь с ней, но пока результатами недовольна. Готова принять любую помощь, хотя бы дельный совет. 

Мы с Амалой переглянулись. Задача только выглядит простой. С этой Надеждой Ивановной надо знакомиться ближе, изучить её. А это потребует времени, для которого сейчас самое неподходящее время. Такой вот грустный каламбур. Но, похоже, Элла пока действует правильно. Так мы ей и сказали. 

— Спасибо, утешили. Я ей уже рассказала про “Школу”. Сперва напущу на неё Таню, а потом ты подключишься.  Ладно, поехали дальше.                 
Лёша. Актёр так себе, но Гена утверждает, что способен на большее. Он сам о себе всё рассказал. Добавлю только, что он единственный сын у матери. Отца не помнит. Воспитание чисто женское. Что — Марек, как    по-английски “хреново”? — ага, shitty. Запомню. Свою историю он для публики подредактировал. Мне он рассказал всё. Так вот, не успел он отогреться после холодного душа, прискакала подруга с его портфелем. Он его забыл, когда удирал в пылу панической атаки. И дверь дома не запер. Она спокойно зашла. И спокойно, как всё, что она делала, утешила и объяснила. Не буду пересказывать. Только суть, как я её поняла. У бабушки — ещё не очень старой, лет примерно шестидесяти — было какое-то психическое расстройство, которое проявлялось, в первую очередь, конфабуляцией и гиперсексуальностью. Существо безобидное, в быту вполне адаптированное. Поэтому никто и не думал её госпитализировать. К тому же это такой позор — родную маму, да в психушку. Просто после пары неприятных случаев её прятали от гостей, а на её болтовню просто не обращали внимания. Ну, иногда обрывали: “Мама, перестаньте такое вытворять при девочке!”. 

Свои игры с мальчиками девочка организовала очень толково. Ключ оставался в замке, значит открыть снаружи — никак. Раздевались в её комнате — самой дальней от входа, а игрались — в самой близкой. Если бы кто-то из родителей (или мало ли кто другой) заявлялся не вовремя, простыня исчезала, шалунишки перебегали в девочкину комнату, и, пока мальчик приводил себя в порядок, девочка в домашнем халатике неторопливо шла открывать. Вслух уроки учили, не сразу расслышала. Да и случалось такое всего пару раз. Родители только радовались, что мальчики дружат с их не очень красивой дочкой. 

—Какая умница! Но ключевой момент — бабушка. 

— Именно так. За бабушку внучка не переживала. Если она что-то увидит и расскажет, от неё просто отмахнутся. Она и не такую чушь несёт. А бабушка подглядывала. Как-то раз не утерпела: разделась догола и пришла составить компанию. Мальчик тогда был не такой, как наш Лёша. С другим характером и с некоторым опытом. Не испугался, а развеселился. И они продолжили свои забавы. А девочка заметила, что в присутствии бабушки ощущения острее. 

— “Свидетель“ с китайских картинок. 

— В “яблочко”! Помнишь, как ты тогда на поляне устроил показательное раздевание Тамары. Черта с два ты довёл бы её только этим до оргазма, если бы мы все на вас не смотрели. 

— Согласен. Продолжай. 

— В общем, Лёша оклемался, и их игры продолжились. И не только с ней. Парень осмелел и игры стали интереснее, не только с этой подругой и её бабушкой. 

— Вот и хорошо. Значит мы с Марком ошиблись, и у этого парня всё в порядке. Или проблема всё же есть? Элла, да вы просто мастер интриги. Приготовили нам что-то очень необычное. Так? 

— Актриса, не томи душу по Станиславскому, выкладывай!  

— У него не получается, когда он с женщиной вдвоём! Нет, всё получается отлично, весь процесс идёт нормально, но кульминации он не достигает. Можно сказать, что почти для любой женщины он идеальный сексуальный партнёр. Акт может продолжать до предела своей физической выносливости или пока сама женщина не решит, что ей больше не надо. А вот для себя он в этом плане сущее несчастье. Имеется этакая фоновая депрессия, с которой он живёт уже давно. 

— Но это же азбука сексопатологии. Расстройство из области неврологии. Вы же именно в ней начали специализироваться? 

— В ней. Но вся “неврология” куда-то пропадает, когда есть третий! В присутствии бабушки у него всё было идеально. Опережаю ваши вопросы: не только бабушки. Фантазии у девочки хватало. Была у неё подружка. Лёша отлично управлялся с обеими. Потом школа кончилась. Вступительные Лёша провалил, призвали в армию. В увольнении, случалось, снимали одну проститутку на двоих-троих. Как только умудрился не подхватить какую-нибудь гадость? И никаких проблем: ни физических, ни психологических не было. И по сей день действует простая формула: 1 +1 = 1, но 1 + 2 = 3.  

У Эллы явно была какая-то своя рабочая гипотеза и она была уверена, что понимает причину такого занятного расстройства. Но мне было интересно мнение Амалы. А у той созрел вполне закономерный вопрос. 

— Коллега, а вы уверены, что вам он изложил не отредактированную версию? Может у него тоже конфабуляция, как у бабушки? Или ещё проще: он любит групповой секс и пытался вас привлечь к этому увлекательному развлечению. 

Элла ответила предельно лаконично: 

— Проверила. Не врёт. 

И добавила после небольшой паузы: 

— Я провела контрольный опыт. На второй раз договорилась... не важно с кем... зайти в комнату по моему условному сигналу. Как только он вошёл, Лёша прямо уууух! Сперва решила, что это у него истерика, но потом почувствовала, что нет. Не истерика. Как в твоём, Марек, анекдоте про лягушку и танк: “Вот это был мужчина!”.  

При этом выражение лица у неё было такое, что мы с Амалой просто покатились с хохота. Элла продержалась несколько секунд, и теперь хохотали мы уже втроём. Какая же она молодчина, что сменила профессию. Хороших невропатологов много, а вот такая артистка — одна. 

— Ну, кончили ржать? Тогда слушайте, как я всё это понимаю. Вспомните, Лёша сказал: “Всё у меня получилось. Почти.” И именно в этот момент нарисовалась эта чёртова бабушка. Парень впечатлительный и тогда сексуально абсолютно неопытный. Это он думал, что “почти”. А его мозг в этот момент... если строго, то это не транс, но что-то вроде. Так или иначе — сознание деформировано, мозг уязвим. У кого-то от такого приключения импотенция, кому-то смешно, а у него замкнулась вот такая ассоциативная связь. Правдоподобно? 

— Вполне. Выглядит он не шибко сильным, но это так, первое впечатление. Протестировать его на нашем “потенциометре” и, исходя из объективных данных... Ну, и по-своему я его посмотрю. Попробуем понять, где у него коротнуло. А вот надо ли насовсем разрывать эту связь. Взять бы её под контроль, вытащить на уровень сознания. 

— Марек, мы об одном и том же думаем? 

— Наверно. Как всегда. Но думать нам с тобой ещё много. Спешить некуда. У тебя гастроли до середины августа? 

— Надей займётся Таня в “Школе”, а Лёшей — мы с тобой. Или Оля? 

— Оля займётся новыми “зайками”. Наверно уже занимается. А свой химзавод она же не оставит. Это для неё главное, и там у неё своих дел по самое “не могу”. А у тебя — театр. И кино. Ты тут в культурной столице очень ярко засветилась. Вот увидишь, скоро на пробы будут приглашать. А по совместительству станешь главным сексологом Мосфильма. Будешь сиять на весь Союз. 

— “Ой, что вы, что вы! Вы мне льстите.” —  этого вельможный пан от меня не дождётся. Сиять хочу и буду. А вот вопля в темноте посреди сияния: “Ох ты, мать-перемать, пацаны, это ж вот она меня от той контузии лечила! Ну, ё-моё!” — этого я совсем не хочу. 

— Этого никто не хочет. А работу надо начинать. Уже очередь есть. 

— Научишь меня, как “заек” учить. То ненадолго. Ну, и с Таней в “Школе”. Время от времени. Так? 

— Так. И быть по сему. 

Мы говорили по-английски. Амала внимательно слушала. Когда поняла, что что-то важное мы уже решили, подала голос. 

— Если бы вы забыли обо мне или обсуждали что-то секретное, то говорили бы по-русски. Значит, ваш диалог был для меня и не исключает моего участия. Вам интересно моё мнение? 

— Слово “интересно” недостаточно точно. Нам необходимо твоё мнение. 

— О’кей. Или, как говорят у вас, ладно. Относительно этой актрисы — очень трудное имя — совершенно согласна. Её восстановление займёт много времени и потребует больших усилий. Но в успехе я уверена. Актёр Льоша. Очень интересный случай. Обожаю разгадывать такие головоломки. Ваша гипотеза привлекает своей простотой и очевидностью. Браво, Элла! Но, скажите: а он сам хочет избавиться от своего забавного расстройства? В среде богемы не так уж сложно найти второго или даже третьего партнера для секса. Тем более, что это для него вполне приемлемо, а пол третьего не имеет значения. 

Элла тяжело вздохнула 

— Не в этой стране Тартюфов и геронтократии. 

— Сорри? 

— У нас другая богема. Да, нравы чуть свободнее, но только чуть. Всё общество пронизано лицемерием и ханженством. А правят им престарелые идеологи, у которых из всех природных человеческих влечений остались только стремление иметь хороший стол и регулярный стул. Всё остальное — мерзкая отрыжка империализма и покушение на самую высокую в мире социалистическую мораль и коммунистическую нравственность. Уволить с работы за “аморалку” — у нас это запросто. К тому же Лёша по своей природе не человек богемы. Артист он очень средний, мягко говоря. Заметных ролей у него не будет. Он это знает. Его это вполне устраивает, как ему кажется. Он не хочет приключений и проблем. И это при сильном типе половой конституции. 

Боги олимпийские, индуистские и прочие бессмертные!
Как лукавая улыбка украшает умную женщину! Дуры на такое неспособны; тем и отличаются красавицы от красоток.  

— Мне кажется Марк не очень хочет полностью избавить этого Льоша от последствий психологической травмы. Он хочет только научить Льоша этим управлять. Включил-выключил. Так? А самого Льоша... не использовать, нет, это грубо... привлечь в ваш проект реабилитации пострадавших на этой войне. Я уже знаю, там не только мужчины. Научить мужчину так контролировать свои эмоции, а главное — рефлексы, это очень трудно, даже опытных в йоге. Сужу по своим сотрудникам. Марка на всё не хватит. Он руководитель. А Льоша надо только понять ваш метод. Остальное у него уже есть. Я бы его к себе переманила, если бы не языковый барьер. 

— Язык выучить не проблема. Есть другие барьеры. Первый раз в жизни радуюсь, что они есть. Похищать у меня кадры вздумала, акула капитализма! Не отдам!  

— Жадина! А если я тебе Лалит пришлю? 

— А кто тебя будет на вертолёте катать? 

— Сама научусь. И Чарну в придачу. Пусть посмотрят мир. 

— Не надо. Зачахнут они здесь, дочери тропиков. Вспомни себя в Европе. 

— Лучше не напоминай. Если серьёзно, Марк, чем я могу тебе помочь? Я понимаю, что это у вас секретный проект. У вас всё секретно. Иначе мы беседовали бы в отеле. 

— От тебя в этом проекте секретов нет. Иначе мы не беседовали бы об этом вообще. 

— У тебя есть сильный покровитель. Понятно. Иначе ваши ханжи не разрешили бы ту вашу выставку. 

— Очень сильный, но не всемогущий. Выставка была многоцелевой, там решались не только художественные задачи. Потому она и состоялась. 

— Хм, она была общедоступной? 

— Нет. 

— Но вы все, трое Других, там были всё время, пока она была открыта. Промолчу о том, что поняла. 

— Отлично.  

— Я готова на любую помощь тебе. В память зверски убитого любимого мужа и во имя человечности, назло этим зверям. Ты опасаешься старых ханжей наверху. Или молодых сразу под ними? Эти могут оказаться опаснее. Они активны. Такое не только у вас. Везде так. Ты хочешь создать среди них контр-лобби? 

— Я хочу лечить людей. Хочу из того интуитивного хаоса, что мы имеем сейчас сделать нормальный метод, которому можно обучать, по которому можно методические указания писать для обычных врачей, чтоб не нужен был Другой, чтоб это было как рецепт: Recipe X, adde Y et Z. Misce. Da. Signa: По столовой ложке перед едой. Пусть это будет на красном бланке, как Морфин или Кокаин — для особых случаев. Но пусть оно будет, черт бы их там всех разодрал! Но пусть будет меньше несчастных! Я не хочу зависеть от идиотов с Моральным Кодексом, которые сами такой разврат творят, что золотаря стошнит, если он это увидит. 

Блин, что это я так разбушевался? Элла смотрит на меня с испугом, а Амала... Амала, пожалуй, с жалостью. Дожил. Но эта мудрая женщина даже не пытается меня успокаивать или утешать. 

— Марк, ты видел сам: среди гостей в “Нирване” и на острове у Аджаи нет ни одного гражданина моей страны. В другом ашраме вы с Ольей не были, но там то же самое. К нам очень трудно попасть и к нам очень дорого попасть. Ты понимаешь, для чего это так. Не почему, а для чего. Для чего это “ашрам”, а не санаторий. Отлично понимаешь, мы с тобой говорили об этом. У тебя проблема та же. Но, как бы это сказать? Зеркально та же. Мне видится зеркальное решение. Я уже размышляю об этом. Знаешь, я не настолько наивна, чтобы не понять, с чего это ты меня так нянчишь, хитрый саиб. Все эти красоты, парки, дворцы... надоело. Там, у меня, ты себя показал не только как великолепный любовник (Великая Мать — это истинно так!), но и как столь же прекрасный работник, сотрудник. Мы с тобой славно потрудились тогда и ни секунды не скучали. А тут мне уже скучно. Чем ты ещё собирался меня развлекать, чёртов чичероне? 

Я послушно изложил всю программу. И узрел в непосредственной близости от своего носа преизящнейший кукиш. 

— Мисс Файна, я правильно выполняю эту русскую мудру? 

Мы шли к выходу из парка по великолепной еловой аллее, тёмной и таинственной даже в такой солнечный день, с наслаждением вдыхая аромат тёмно-зеленой хвои. 

— Сначала вы мне подробно расскажете, что вы сотворили из моего СТС. Потом мы летим в Москву к твоему шефу. Уверена, этот милый человек не откажется меня принять. Я сама хочу увидеть и попробовать всё. Потом покажешь мне этот ваш “потенциометр”. Как я сама не додумалась? Живу в стране мистики и традиций. Он уже запатентован? Так я и думала. Какие же вы наивные! Закажешь один для меня. Потом летим к тебе. Я хочу видеть вашу “Школу”. Поучусь. Мне нужна информация, чтобы думать о стратегии. А вопросы тактики будем решать прямо сейчас.                                              Боже мой! Как же я устала отдыхать! 

                                                   *  *  *