Я помню…

Я помню, мы с мамой по полю бежали.

Над нами немецкий кружил самолет.

Фашисты с людьми в догонялки играли

И знали, что пуля бегущих найдет.

И мир был зловещим, нелепым и вздорным,

Плюющим в людей смертоносным огнем.

И небо казалось не синим, а черным,

Цвело ядовитое солнце на нем.

А мама собою меня прикрывала,

Боясь, что от ужаса я зареву,

У смерти нещадной дитя вырывала,

Но вдруг, покачнувшись, упала в траву.

Большими крестами на крыльях блистая,

Гоняться за мной не увидев причин,

Фашист улетел. И, слезу утирая,

На страшной земле я остался один…

***

Война, как вздорная жена,

Шумела, ухала, гремела.

Она быть тихой не умела,

Поскольку злобою полна.

И, изувечены войной,

Привыкли мы к тому, что рядом

Взрывались мины и снаряды

И грохотал кровавый бой.

Война на крик была легка,

Ей не резон шептать на ушко.

И только смерть, ее подружка,

Была и злобна, и тиха.

Когда же мир пришел, врасплох

Застало нас его молчанье.

Я слушал тишины звучанье,

И мне казалось, что оглох.

***

Их, Победу своими руками ковавших,

Изувеченных этой проклятой войной,

Живота не жалея, страну защищавших,

От людей оградить постарались стеной.

Их собрали повсюду просящих, ненужных,

На которых взгляни – прошибает слеза,

И на остров сослали калек и недужных,

Чтоб они не мозолили людям глаза,

Чтобы видом своим никого не смутили,

Чтобы некому было поплакаться им,

Чтоб как можно скорее о них позабыли.

Так страна воздавала героям своим.

От сравнений грызет мое сердце обида.

Вот, к примеру, Людовик - солдатам отец.

И для тех, кто в сражениях стал инвалидом,

В самом сердце Парижа построил дворец.

***

Друг предложил мне: «А давай пойдем

К развалинам, чтоб фрицев увидать.

Там разбирают разбомбленный дом,

И в пленных можно камни покидать». –

«Ты это хорошо придумал, брат!

Фашиста стукнуть камнем буду рад.

Давай устроим гадам камнепад,

Когда увидим вражеских солдат».

Мы подошли, и друг сказал: «Взгляни!

Фашисты дожидаются камней!»

Но были безоружными они,

А это означало: мы сильней.

Была атака другом начата.

Он торопил: «Кидай скорее! Ну!»

Но я внезапно понял: никогда

Я в безоружных камня не метну!

И не был мной тогда обстрелян враг,

И я ушел, не ввязываясь в бой.

Дружок кричал мне в спину: «Ты – слабак!»

А я считал, что правота - за мной.

***

Не прекращая воевать

И все вокруг крушить,

Мы научились выживать,

Но не умеем жить.

Мы не увидели причин

Заполнить, наконец,

Добром не множество витрин,

А пустоту сердец.

И нам понять пора давно,

Что, жизнью дорожа,

Мы очищаем воздух, но

В грязи у нас душа.

***

В нашем времени плотно уложены несовместимости:

Широки магистрали, но узкие взгляды совсем,

При высоких строениях низкая планка терпимости,

А при массе экспертов все больше и больше проблем.

Медицина такая, какую доныне не знали мы,

Но все хуже здоровье и легче недуг подхватить.

Даже атом смогли покорить и работать заставили,

А свои предрассудки не можем никак победить.

Хуже пищеваренье, поскольку быстрее питание,

Много разных покупок, а радости меньше. К тому ж

В нашем времени есть обжигающее сочетание,

Когда люди большие, а мелких не меряно душ.


А это о дне сегодняшнем:

Нам не под силу пробудить в них стыд.

В них человечье навсегда убили.

Что им до наших болей и обид?

Они давно черту переступили.

Их в чем-то убеждать – напрасный труд.

Они привыкли к злобной атмосфере.

В том ареале люди не живут.

В тех дебрях обитают только звери,

Которые грозят на всех напасть

И уничтожить или изувечить.

Какая б ни была в тех джунглях власть,

Ей не удастся их очеловечить.

Булгаковский профессор был мудрей,

Хоть псу людского не сумел добавить.

Но он и в страшном сне не мог представить,

Что из народа сделают зверей.