Памятник "закрытым" матерям

Всё позади. Суды и адвокаты,
Уже не будут больше обвинять,
Но в зоне отсидела до звонка ты,
И, в сущности, сидела за меня!
Я ждал тебя. Я ждал тебя, родная!
Все эти годы верность сохраня,
И сын наш очень быстро подрастает:
«Где моя мама?» - мучает меня.
Свиданки, передачи и посылки -
Теперь лишь просто лагерная пыль.
Приехал забирать тебя из ссылки,
Припарковал я свой автомобиль
Напротив зоны. Вышки, часовые,
На КПП сказали тупо ждать.
Жара. Июнь. Вдруг тучи грозовые
К баракам стали с тыла подступать.
Всё потемнело. Небо затянуло,
И налетел на землю ураган,
И всё в песке как будто утонуло,
Навис над зоной из песка туман,
Из пыли лагерной... В мою машину,
В открытые окошки и глаза,
Засыпал весь салон и всю кабину.
Вдруг грянул гром! О, Божьи образа!
...И на пороге строгой женской зоны,
В открывшихся воротах, у тюрьмы,
Поправшие валютные законы,
Которые теперь отменены,-
Возникли женщины! И хлынул ливень,
Смывая с лиц и слёзы, и песок,
По каждой новой лагерной морщине,
И падая дождём у наших ног!..
...Ты вышла, как Мадонна, из врат Ада,
В том платье, что в посылке высылал,
Как Дева Лотарингская, Дарк Жанна,
А летний ливень слёзы нам смывал!
Из Ада, но рождённая для Рая, -
Ты вынесла все мерзости тюрьмы,
Седая, постаревшая, святая -
На фоне туч и ливневой воды!
Я замер на мгновенье — как икона!
Картинка отпечаталась в мозгу -
Как я бежал когда-то за вагоном,
Тебя же уносящем в Колыму,
Бежал сейчас. Наверное, быстрее,
За мной по лужам поспевал сынок,
Я никогда не обнимал сильнее,
И на колени пал у твоих ног!
Так мы стояли под дождём у зоны,
Как памятник закрытым матерям,
Всем женщинам, безвинно осуждённым, -
Мать-зечка, сын, и на коленях я...

Primum non nocere

"…Мой срок и статью опер вскинул на глаз:
«Двойная сплошная и встречка…»
И где-то мой ватник, наверно, сейчас
Строчит одинокая зэчка..."

По всем концам Советского Союза,
Как «Памятник закрытым матерям»,
От Магадана до Экибастуза –
Мои стихи летят по лагерям!
Рецидивист  поэзии советской –
Шлифую, будто надфилем, свой слог,
И ухожу этапом Соловецким,
Кусок души оставив между строк!
В малявах, бандеролях и посылках,
В карманах телогреек, гнидников,
От холода дрожа на пересылках,
Я души грел теплом своих стихов,
Я жёг сердца людей своим глаголом, -
Вот ни единой клеточкой не лгу, -
Распял я свою Музу на Голгофе,
Прибив табличку с надписью ко лбу:
«Не навреди!» - вот заповедь на тризне,
Как на скрижалях, кровью написал,
Определил понятия по жизни
И без понтов отвечу за базар!
Секи, начальник, сколько в человеке:
Единственная заповедь во лбу –
«Не навреди!» Как бирка в телогрейке!
Вот ни единой клеточкой не лгу,
Впечатана, мне, видно, хирургией
Та заповедь моя «не навреди!»
Наколоты на лбу слова такие,
Я как с молитвой с ними впереди,
По жизни – до прозрачности открытый,
Я ни единой клеточкой не лгу,
Ни мусору, ни вертухаю в «крытой»,
Ни другу, ни подруге, ни врагу!
И рядится в Химеру моя Муза,
Мои стихи летят по лагерям,
По всем концам Советского Союза,
Не внемля ни заборам, ни дверям!

 Искупление

  "Уж за полночь, и мы давно вдвоём.
  Спит женщина, луною освещаясь,
  Спит женщина - в ней семя спит моё,
  Уже, должно быть, в сына превращаясь..."
              (гарик)

 --------------------------------------------------------

Меняю ночь на день для моей Лиры.
Всегда один. И, как всегда, ничей.
Меняю женщин, города, квартиры
Моих бессонных выжатых ночей…

Я сам себе лишь ночью потакаю,
Когда все спят. Спит правда и враньё,
Спит женщина, желанная такая,
Спит моё семя в чреве у неё.
И вот тогда ко мне приходит Лира,
Тогда равняю я перо к ножу,
И рассекаю я реальность мира
На «до» и «после». По ночам пишу,
Они мои, и неподвластно Время,
Днём некогда – работа и цейтнот,
Я только ночью проливаю семя
Своё - в неё, духовное – в блокнот.
Я только ночью душу раскрываю,
Как лапаротомия за столом –
Я всё-таки хирург. И я решаю,
Чем резать мне: ножом или пером?
Судья, палач и пленник моя Лира,
Она выходит где-то после двух,
И на бумаге синие чернила
Вдруг обретают очертания букв…
Миг истины! Остановись, мгновенье!
Я рассекаю Время, не дыша…
Рождаясь, получает искупление
Моя раскесарённая душа!