1.

А началось все с того, что в Кремле кто-то стал безобразничать.
То картины Шилова-Глазунова окажутся перевешанными вверх тормашками. То за тяжкими золотыми портьерами кто-то захихикает-захнычет. То на парадном галстуке президента РФ, Юрия Абрамкина, шаловливая рука вырежет новогодние снежинки. Когда же лаковые штиблеты вертикали оказались прибиты к полу корабельными гвоздями, Юрий Иванович непотребно ругнулся по матушке.

И тут на задних лапках из-за гардин вышел чёрт. Черненький такой, непривычно мелкий, издалека напоминающий кота сиамца.

— Я же непьющий?! — протер президент зеницы. — С какого бодуна «белочка»?

Тварь по-гусарски шаркнула ножкой, агатовые глазки сверкнули:

— Позвольте представиться, чёрт Вася.

Сказки Абрамкин любил, хотя в чертовщину, как всякий цивилизованный человек, не верил.

— Это, видимо, у меня психосоматическое нарушение, — пробормотал он. — Типа, управленческих глюков.

Чёрт подвернулся ему под руку:

— Ощупайте, глубокоуважаемый, рожки. Они настоящие. Кость!

Президент РФ покорно ощупал. Крепенькие, чуть в желтизну, без трещин.

— В самом деле…

— Мне бы молочка полакать. Да малёхо настрогать буженинки.

Абрамкин потянулся к красной кнопке звонка, вызвать потомственного камердинера Гаврилыча.

Вася по-кошачьи зашипел:

— А вот это не надо! Никто кроме тебя меня видеть не должен.

Иваныч покорно свернул в боковую кухоньку, из холодильника «Арзамас» достал молоко (жирность 3,2%), микояновскую буженину «Триумф воли».

Чёрт вылакал молоко из горла бутылки. Приличный шмат бужены слопал в два приема. Удовлетворенно погладил мохнатый животик.

— Так это ты проказничал? — президент скосился на визитера.

— А кто же?

— Зачем галстук и штиблеты обезобразил?

— Не так ты живешь, Юрий Иванович, не так! Я тебе об этом сигнализировал.

— На каком основании?

— Я вроде твоего ангела-хранителя.

— Ангел и чёрт в одном флаконе?

— Такое сплошь и рядом. Ты, брат, дошел до точки.

Президент смахнул мясные крошки с полировки стола.

— До какой еще точки?

Васька, щелкая зубами, выкусал из-под мышки блоху.

— Той самой. Ну, думаю, надо спасать парня. Он ведь наш. Родной крови.

— Я защищен армией и ФСБ! — Абрамкин по-гусарски напружинил грудь.

Чёрт достал из пасти пойманную блоху, положил ее на палец, сощурившись, рассмотрел.

— Они первые тебя и сдадут.

— Не верю!

Зазвонил телефон.

— Извини, Василий, глава ФСБ на первой линии.

2.

Генерал Павел Голубев орал в трубку:

— Это агония режима! Мозги во все лопатки рвут за рубеж. Олигархи хоронят денежки в Берне. Простолюдины, суки, отказываются вкалывать.

— Сбавь, Паша, пары! Посадим в «Матросскую тишину» парочку олигархов и все устаканится.

— Увы мне, увы! Низы богатым сидельцам симпатизируют.

— Твои предложения?

— Вы — вертикаль, вы и решайте.

Абрамкин нажал на клавишу отбоя, скосился на Васю:

— Я ж только о народе радею.

Чёрт ковырял когтем в ощеренной пасти.

— В Древнем Китае надоевших дедов молодняк сбрасывал в пропасть. Не плохой, между нами, обычай.

— Да я же полон куража и энергии!

Окаяшка хмыкнул:

— Вот и полетишь в огонь со своей энергией.

Абрамкин глянул на потолок, на крепкий крюк, держащий пятипудовую люстру из камней Сваровски.

— Повеситься, что ли?

— А супруга твоя, Алина Борисовна? А престолонаследник Арсений? Эгоизм чистой марки.

Абрамкин ладонями сжал седые виски:

— Как же мне воротить харизму?

Вася стал выдергивать бурый волос из своей паховой области, клочки складывал на столешницу.

— Это чего? — президент отшатнулся.

Бес скатал из шерсти шарик, катнул его по столу к Абрамкину.

— Вот тебе мой презент. Перетри в ступке для жгучего перца. Размешай в спиртовой настойке полыни. Ровно пол-литра. Каждое утро будешь принимать по 33 капли.

Абрамкин сглотнул:

— С детства отвращение к волосу.

— Перебори себя. И пройдешь в козыри.

Президент с недоверием потрогал шерстяной кругляш пальцем:

— Неужели ты и впрямь мой ангел-хранитель?

— А кто же?!

Иваныч аккуратно завернул шарик в салфетку, убрал во внутренний карман кашемирового пиджака.

Зазвонил телефон.

— Что там опять, генерал Голубев?

— Оголенные девицы штурмуют Лубянку.

— Мотив?

— Требуют запретить секретное ведомство.

— Разгони баб водометом.

— С ними экс-чемпион по шахматам Гарри Каспаров. Он же кусачий! Полицейские жалуются. Скандал может получить мировой резонанс.

— Гони сволочей! Посягают ведь на краеугольный камень.

3.

Вечером, после разгона осатаневших девиц, Абрамкин сам перетер в ступке клок чертовских волос, размешал в спиртовой настойке полыни, с утречка принял ровно 33 капли. Стал ждать.

Меж тем, секретарь доставил ему на подпись гору деловых бумаг. Фонд защиты пенсионеров требовал повышения финансирования. Студенты вопиют о скудной жизни. Матери-одиночки… Ах, достали! Стара песня. Всем только дай да дай. У него же нет волшебного крана с жидким золотом.

Накатила тоска. Опять скосился на крюк под люстру.

После обеда часок подрых на диванчике подле открытого окошка на Красную площадь. Лупил дождь. Под непогоду спится хорошо, как в ясном детстве.

Седой, как лунь, камердинер Гаврилыч принес ему после мертвого часа арабский кофе с овсяными тарталетками.

— Хорошо выглядите, господин президент! — проскрипел Гаврилыч.

Абрамкин подошел к зеркалу, глянул.

Гусиные лапки морщин в уголках глаз исчезли. Кажется, и седых волос стало меньше. Муды же (во чудеса!) позванивали, как у жеребца-производителя племенного завода «Красный Октябрь».

Не соврал чёрт!

Захотелось совершить какой-то магистральный поступок.

Набрал номер Гарри Каспарова.

— Привет, Гарри! Это вертикаль. То бишь, президент. Узнаешь голос?

— Надо чего? — окрысился экс-чемпион.

— Чем полицейских кусать, лучше бы заглянул ко мне в гости. Сгоняли бы партию-другую в шахматишки.

— Я же вас, как малютку, уделаю?!

— Заодно поговорим о будущности России.

— Готовьтесь к игре, проштудируйте шахматную литературу.

— Заметано…

Позевывая, в кабинет Абрамкина вошла его супруга, Алина Борисовна. Какие же она отъела брыла! И в плечах появилось что-то борцовское. А грезила ведь о карьере балерины. До сих пор по воскресеньям, после рюмки коньяка, вертится перед зеркалом в белой пачке.

— Юрочка, позвони в Останкино. Достали они своим «Давай поженимся». Пущай придумают что-нибудь свежее.

4.

За какую-то неделю Абрамкин сбросил лет десять. По утрам в охотку стал делать зарядку с эспандером и пудовой гирей. Седина исчезла категорически. Самое поразительное, вместо выпавшего зуба мудрости полез новый. Кремлевский дантист Ибрагим Рабинович, всплеснув руками, сказал, мол, это неподдельное чудо. Аллилуйя!

— Вася! — кинулся Абрамкин к чёрту. — Чувствую — горы сверну. Как быть? Опять летать с вороньем? Вытаскивать с байкальского дна монгольские амфоры?

Василий лакал цельное молочко с палехского блюдечка:

— Только без понтов.

— Может, попасть в книгу рекордов Гиннеса?

— В качестве кого?

— Секс-гиганта. Поздравь меня, за ночь семь раз.

— Не надо. Не забывай все-таки о своем предгробовом возрасте.

Юрий Иванович полюбил чёрта. Относился к нему как к домашнему коту, озорному котенку. Хотелось его огладить по кофейной шерстке.

Сказал как-то:

— Ты, похоже, у меня самое родное существо на планете Земля.

— Ой-ой! Сбавь, президент, пафос.

Абрамкин подошел к витражному окну с видом на Лобное место.

Там опять митингующая толпа с плакатами. На древках портреты В.И. Ленина, Нестора Махно и почему-то международного туриста Пржевальского.

— Вася, — вздохнул президент, — чего им надо?

— Любви.

— Али я их не люблю, не лелею?

— Юра, будь добр, не юродствуй.

Раздался сигнал внутренней связи.

Чёрт шагнул в кирпичную стену, растворился.

— К вам Гарри Каспаров! — доложил секретарь.

— Проси.

Гарри молодцевато вошел с изрядно потертой доской под мышкой.

— Какие гости и без охраны! — всплеснул президент руками.

— Вы звали меня на шахматную партию. Готов вам дать любую фору, кроме короля, конечно.

— На равных сойдемся, на равных! — дернул Абрамкин плечом.

Каспаров стремительно расставил фигурки. Сам убрал из своей черной рати ферзя и слона.

— Повторяю, не надо мне жертв! — посуровел президент.

— Уделаю как котенка!

5.

Экс-чемпион кусал губы:

— Я же навороченный комп обыгрывал в Кремниевой долине. А тут какой-то любитель…

— Не боги горшки обжигают, — дернул кадыком Абрамкин. В шахматы он сегодня играл второй раз в жизни.

— Мне бы горло смочить… — с горловым клекотом попросил Гарри.

— Там в коридорчике бар. Армянский коньяк. Вискарь на выбор. Сифон с содовой.

Гроссмейстер набодяжил себе бокал «Белой лошади». С оторопью разглядывал через хрусталь Абрамкина. Тот любовно ощупывал и складывал фигурки в доску.

— Человек хочет только одного, любви, — пробормотал президент.

— Золотые слова! — вздохнул Каспаров. — Надо на Руси организовать что-то вроде новгородского Вече. Общим сходом снять все проблемы.

— Значит, так… — приготовился под проблемы загибать пальцы Абрамкин.

Гарри выхватил из кармана блокнот, быстро стал что-то строчить.

— Не можешь запомнить? — удивился Иваныч.

— Записываю ваши шахматные ходы. Они гениальны.

— Значит, так… — повторил президент.

— Ну, чего? — спросил вечером чёрт.

— Какие же дивные волосы у тебя, брат, в паху. Договорились до Вече. Ты подумай!

Мелодией «Владимирский централ» зашелся мобила.

— Вася, — подмигнул Абрамкин, — это мой сынок, Арсений.

Чёрт шагнул в стену.

Арсений вошел весь в подростковых прыщах, сгорбленный, что дедок. А ведь всего-то 19.

— Папа, я думаю о суициде.

— В чем вопрос?

— Ты с каждым днем молодеешь, а я — старик стариком.

— Взбодрись, Арсюша! У Мавзолея есть отличная прорубь. Прими ледяную ванну. Оботрись искристым снегом.

— Папа, сейчас осень. Достали твои глупые шутки, — сгорбившись чуть не до земли, наследник вышел.

6.

Идею Вече народ одобрил. А вот стремительное омоложение Абрамкина принял слегка настороженно.

— Уж не чертовщина ли это? — шептались по углам злопыхатели и агенты спецслужб США.

Однако после Вече о нем позабыли.

Олигархи, испугавшись публичной и вооруженной засветки, перенаправили финансовые потоки на родину осин и берез. Обнадеживающе зашевелились и западные воротилы. Мало того! Под лихой бюджетный профицит увеличили материнский капитал до миллиона баксов. Россиянки принялись ударно рожать. Таджики с китайцами повернули оглобли. Не все, конечно, а самые нервные.

— Как тебе? — ладони потирал Абрамкин.

Рогатый постоялец с треском раздавил в кулаке кремлевскую сушку:

— Настойку из волос пить прекращай. И так уже выглядишь моложе отпрыска.

— Эх, Василий… Не знаю как тебя по батюшке?

— Вельзевулович.

— Так вот, Вельзевулович, без капель страшно.

— Сократи дозняк.

— Это можно.

По утрам теперь Абрамкин делал гимнастику в Грановитой палате вместе с супругой и прыщавым сыночком Арсением.

Алина Борисовна висела на шведской стенке, качая пресс. Арсюша, эдаким матросом Кошкой, карабкался под потолок по корабельному канату.

Талия у супруги стала, как у Волочковой, чудовищные брыла втянулись. Прыщи у наследника практически сгинули. Два-три только осталось, на сухопарой заднице.

— Папа, — с восторгом говорил Арсений, — ты перевернул мою жизнь.

— И мою! — горлицей кричала со шведской лестницы Алина Борисовна.

— Жизнь налаживается! — потирал сухие ладошки чёртик Вася.