ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК

– Ты что, все забыла? (Возбужденно). Он ведь приходил в тот вечер, просто я ему не открыла. Не захотела его видеть. Пошел он к черту, проходимец. Так как он вел себя в последний раз – так нормальные люди не ведут. Нет, нет и нет, я совершенно не хочу иметь с ним ничего общего.

Сдирает резинку с руки, осторожно вытягивает иглу и отбрасывает шприц. В глубине квартиры плачет ребенок.

– Это крайне неразумно. И чего ты добилась? Сиди теперь гордая и одинокая, не девочка, небось, кастинг в таком возрасте выдержать трудно, да ещё с прицепом.

– Ох, как хорошо… (лежит, зажмурившись) последнее истратила. Экономь не экономь, все равно конец настанет. Что теперь делать-то? Хоть бы денег оставил…(Долгое молчанье, потом, спохватившись, громко, перекрывая плач.) Да, с прицепом. Может, в нем смысл всей моей жизни? Буду жить только для него, хватит мне мучиться с этими погаными мужиками.

– Ну-ну. Живи. Посмотрим, как ты запоешь, когда парень выйдет один на улицу: травка, то-сё, бандюги, мужика-то в доме нет, некому будет ему вломить за первую сигарету. А сама? Понадобится – будешь на улицах ловить? Или на работе интрижку затеешь? Не-е-ет, там как раз побоишься. Ты ведь очень чутка к общественному мнению… Мужества у тебя ни на грошь…. Хотя может, зря мучимся? (Задумчиво). На самом деле – это ведь в порядке вещей. Помнишь, сколько раз папина сестра рассказывала про измены своего мужа, да и папуля был не промах, у них, мужиков, это в крови, и ты это прекрасно знаешь… И, если разобраться – все ведь было не так, не так страшно, я имею в виду. Природный кобелизм не отмоешь добела. Ну, нашел бабу, подумаешь! Поматросит и бросит. Тебя убудет? Зарплату ведь носил? Носил. Парня нянчил? Нянчил. Так какого же хрена…

– Заткнись ты со своим поганым непротивлением. Ей скоро на голову срать начнут, а все Божья роса. Всех постоянно оправдывает. Это у тебя от генетического страха. Ты бы меня хоть раз оправдать попробовала…

– Ну, пошли истерические выверты, чего ты несешь? Подумаешь, нежная какая… И оправдывать тебя, дуру, не собираюсь… еще чего. Нет тебе оправдания… А насчет страха…(задумчиво) может, ты и права. Но это не означает, что я буду соглашаться со всеми твоими идиотскими выходками. Вот вспомни, за что ты его выгнала. Вспомни-вспомни.

– И вспоминать нечего. Я выгнала его за вполне конкретную вещь. За измену. С этой тощей лахудрой. С Наташкой. Все.

– Все, да не все. А откуда ты-то узнала про измену? Ты что? Со свечкой стояла?

– Нет (издевательски), с прожектором! Ты прекрасно знаешь, от кого у меня эти сведения.

– А ты их озвучь. Вот скажи сейчас, в полный голос, чтобы все слышали, а потом позвони ему и повтори. Меня в трусости упрекаешь, а сама, сама-то… противно слушать…

– Ах, так? И пожалуйста.

Женщина надолго замолкает. Плачь ребенка тоже. Потом тишину прерывает первый голос. Он обиженно произносит:

– Ну не могу я измену простить, хоть тресни. Я себя знаю. Прощу, позвоню, а душа-то покалечена уже, так и будет зудеть, покоя не давать… В каждой бабе – соперница… Каждую буду сравнивать с собой и не в свою пользу. О-о, как все болит внутри…

– Так. Спокойно. Не было ничего, наврала тебе эта сволочь. Вспомни, с чего все началось, ты её приложила при всех. Кто тебя за язык-то тянул? Ей ведь тот парень нравился, что значит «ничего особенного»? Думаешь, почему она его больше не приводила? По этому самому. Она тебя возненавидела, разве ж такое можно простить? Вот и отомстила в силу своего интеллекта, скажи спасибо, что хоть донос на тебя не написала…(Задумчиво.) Впрочем, может, и написала… Травку курили? Курили. Иностранцы толклись? Письма всякие за границу с ними передавала? Я тебя предупреждала, добром это не кончится. А Полинку зачем приспичило избивать? Импульсивная ты наша. Подумаешь, не вписалась в компанию! Не надо было такую компанию затевать, с Кириллом Андреевичем связываться. Я тебе все уши прожужжала, а ты: «Ах, однова живем, где наша не пропадала, денег хочу…» Дохотела. Правильно Максим ушел. И не собирался он просить прощенья в тот вечер, не пытался вернуться, за порошком приходил. Ты ведь потом пакет нашла за диваном, спрятанный. Идиотка…

– Сама идиотка малахольная. Заткнись, нечего меня пилить. (Зажимает голову руками, падает на колени.) Причем здесь Кирилл, травка, Полинка эта чертова, я просто не допущу, чтобы меня за дуру держали. Я действительно денег хочу, и достану. Мне Кирилл обещал. Принесу ему с работы, что он просил, и можно будет остаток жизни дома сидеть. А там, глядишь, вылечусь и смогу любого захомутать. Это сейчас, когда больна, могу только с Максимом, а вылечусь – и с любым. Хоть на работе, хоть где. И на общественное мнение мне тогда плевать…(Молчит, затем с нарастающим гневом.) И вообще, не позволю себе изменять. Всем скажу, выгнала – потому что изменял. Я не из тех, кто измены прощает. Еще посмотрим, с кем он свяжется. Если с этой лахудрой-малолеткой останется – точно на него заявление накатаю. За распространение СПИДА у нас и срок можно схлопотать…(Сидит на полу, раскачиваясь из стороны в сторону.) Ох, не могу я все-таки без него, что же мне делать? Может, правда, эта сука наврала со зла? И зачем я тогда над ней насмехалась! Нет! Он точно мириться приходил, хотел прощенья попросить, я знаю. Надо было его впустить. Ну, изменял, ну и что? Подумаешь! Или не изменял? (Тревожно.) Ладно. Позвоню. Надо успокоиться и позвонить. Как будто ничего не произошло. Так ненавязчиво спрошу: как здоровьишко, как дела? Устроился ли на леченье? Найду, что спросить.

– Чего тут думать? Звони. Вдвоем легче будет. Но поразительно, как можно прятать голову-то в песок постоянно? Проблема на проблеме. У самой денег даже на молоко парню нет, а все об этом козле скулит. Ведь если тебя загребут – не выживешь, до зоны не доживешь, «умру – парня он не бросит»… очень даже бросит. Вместе ведь разбойничали, значит, его тоже возьмут, и останется ребенок один, больной. Ты про это хоть не забыла? И уж точно в наших грёбаных больницах погибнет. Подумай о нем, пока на свободе. Не о кобеле своем, а о маленьком. Нельзя дать ему страдать. Вот что надо сделать. Надо его убить. Да, именно. Убей его, убей, убей (женщина зажимает уши, трясет головой, голос продолжает звучать), он и не почувствует ничего, помнишь, как ты котят топила? Не от злобы ведь, а потому, что некуда было пристроить… От жалости… Торопись… Больше ему некому помочь… Давай скорее… вставай… наполни ванну… нельзя его одного оставлять… Бог простит. Последний шанс, иначе будет поздно… Они уже близко…

Женщина встает, как во сне, и медленно бредет в ванную. По дороге бормочет:

– Да-да, иду. Или не звонить? Вдруг, правда, не изменял? А я его обидела… Он теперь и смотреть на меня не захочет... Позвоню, а он трубку бросит…

Берет ребенка и скрывается в ванной. Слышен шум воды.

Настойчивый звонок в дверь. Женщина выскакивает из ванной, мокрыми руками вытирает слезы и бежит открывать, приговаривая.

– Я знала, знала, пришёл, теперь у нас все будет хорошо…

Входят милиционеры с понятыми. 

                 *  *  *