Осенний хмель - он крепок

    ранним утром! -

от павших листьев и стеблей.

Он - в крике с неба,

    жалобном и грустном,

на юг летящих журавлей.

Печаль сползла

    с деревьев желтой шалью,

укрыла ею всё кругом.

Припудрен горизонт  

    туманной далью,

и небо моросит дождем.

Но прежде, чем

    приказом будем брошены

 в изломы

    свежевырытых траншей,

и пулями здесь травы

    будут скошены,

 и пляс начнется

    жизней и смертей,

пытаюсь надышаться

    поздней осенью -

последней в жизни,

    может быть, моей.

*    *    *

   Рассказ ветерана

Победа наша опоздала.

И праздник этот омрачен:

когда Россия ликовала,

мы возвращались с похорон.

Сидели на последней парте...

И жили с ним в одном дворе...

Пометил место я на карте,

где спрятали его в земле.

Погиб мой друг. Стоял он рядом.

Шальная пуля - вот и всё...

Мы любовались вместе садом -

как много лет уже прошло!

Меня он обнял, вспоминаю,

cказал: «Кончается война...»

А пуля та в цветущем мае

предназначалась для меня.

Вы знаете, как совесть воет?

Не дай вам Бог... Душа во мне

от боли корчится и стонет -

мой друг лежит давно в земле.

*    *    *

Одежду сдали мы в каптёрке.

«Костюм» военный я надел.

Не в пиджаке, а в гимнастерке

ходил в строю и громко пел.

Учился я сгибать в подкову

свою солдатскую шинель.

И постигал азов основу -

стрелял и поражал мишень.

Мы первый бой свой пережили,

и познакомились с войной.

Нас звездным небом наградили -

лежи, любуйся красотой.

*    *    *

По следу беды шли, как волчья свора.

Догнать хотели нас и одолеть.

Война - пора и голода и мора.

От холода спасала чудо-печь.

Тянулись к ней, к той печке-невеличке, 

которую буржуйкой величать.

Мы приносили хворост, щепки, спички -

и ласковой была она как мать.

А был я худ - похож на привиденье.

-  Подвиньтесь! Эй! Садись-ка, паренек! -

охотно я исполнил повеленье.

И пил крутой из кружки кипяток.

Не передать, какое наслажденье -

вдобавок хлеба отломили мне.

И я вторым, еще одним рожденьем,

обязан был душевной доброте

чужих людей, мне вовсе незнакомых.

Двух женщин и седого старика

забыть не смею. Это три иконы.

Молюсь... Я жив лишь им благодаря.

*    *    *

Команда была выбирать якоря.

И берег и гавань остались в дали,

а их раскачала большая волна.       

И вот уж совсем не видать нам земли.

А смерть в глубине затаилась и ждет.

И в небе она же - с крестом самолет.

И в море - она. Это - вражеский флот.

Идем на сближение. Полный вперед!

И взрывы. И ярость. Огонь. Черный дым.

И некогда знать, кто погиб и кто жив.

Врагов наших больше, но мы победим,

и сделали это, себя удивив.

И вот, наконец-то, ликуем - ура!

И вот она - гавань... Отдать якоря!

На пирс мы спустили сначала тела

товарищей наших - Победы цена...

*    *    *

Я в школу шел без букваря.

И нет тетрадей у меня.

Да, что тетради! Нет отца -

на фронте он погиб. Война...

Но я не верил. Нет! Он жив,

и каждый встречный командир

во мне надежду вызывал.

Я очень долго его ждал.

Лишь только много лет спустя

смирился. Рухнула мечта...

Костюм отцовский выходной

надел на вечер выпускной.