- Наш самолет совершил посадку в аэропорту Шарль Де-Голь, - сказал приятный женский голос... Мы с женой прилетели в Париж.

Весь следующий день прошел в бессмысленных блужданиях по парижским гранитным мостовым. От красот архитектуры рябило в глазах, я вспоминал цитаты классиков русской литературы от Высоцкого

"Нет меня — я покинул Расею,
Мои девочки ходят в соплях!
Я теперь свои семечки сею
На чужих Елисейских Полях."

и до Бродского и Маяковского-

"Я хотел бы жить и умереть в Париже, если б не было такой земли — Москва ..."

                         И входит айне кляйне нахт мужик,

                          внося мордоворот в косоворотке.

При этом я долго напирал на ее литературное образование, пока не был нелитературно послан. Затем были строки

                         Ах, милый Ваня, я гуляю по Парижу…

И наконец

                                                Бульвар Распай,

                                                            проститутки тучею,

                                                                        время самое распроститучее…

Вроде это Владим Владимыч посвятил стрелочнице, которой поездом отрезало ноги, и которая пошла на панель в поиске пропитания, но к ней выстроилась очередь акротомофилов и она неожиданно разбогатела.

В этот момент я обнаружил, что мы как раз сидим на скамейке на том самом бульваре Распай. Увидев почтенного возраста месье, который мог встречать самого Маяковского, я обратился с естественным вопросом, где тут ближайшая стоянка проституток, вдруг увидим ту самую постаревшую на протезах и очередь французов, страдающих уже комбинацией двух извращений – акротомофилией и геронтофилией одновременно. Я даже подумал, что она после смерти должна завещать свой труп группе некрофилов с условием перевода оплаты в детский фонд.

Месье подтвердил, что когда-то давно они действительно тут кучковались, но сейчас они по другому адресу, быстро объяснил, как туда добраться и добавил, что там и для мадам найдется развлечение.

            – Это моя жена, - пояснил я.

            - Бонжюр, мадам, - он с улыбкой приподнял шляпу.

 Но посещение злачных мест не входило в нашу программу и мы приземлились в ближайшем ресторане, живо обсуждая толерантность цивилизованной Европы. Цель нашего визита была сугубо деловой и довольно странной, - это была иммиграция в Канаду. Дело в том, что для иммиграции в Канаду надо подать петицию в любом канадском посольстве за пределами Канады, заполнив анкету и заплатив небольшой взнос. Через пару лет проверок и просьб дослать то один то другой документ, соискатель приглашался с семьей в то самое посольство на собеседование и, почти всегда, получал добро. Неподходящие отсеивались раньше на этапе проверок. Сроки прохождения такой иммиграции варьировались в очень высоких пределах и зависели от страны, где находилось посольство.
Особенно длинными были очереди в тех странах, население которых очень хотело свалить оттуда как можнo скорее- Россия и Израиль. И значительно короче в так называемых благополучных странах. Этим и объяснялся выбор нами посольства.  Правда, мы все-таки рассчитывали, что будет быстрее, но и два года не было проблемой.  Все эти два года мы жили в Монреале, где я делал серьезный научный проект для космической связи, а жена ходила на курсы французского.

Работал я в Монреале просто по рабочей визе, прилетел из Израиля как турист, нашел работу, получил разрешение и работал. На самом деле найти профессиональную работу в Канаде очень непросто и тут был элемент везения. С женой мы познакомились в Монреале, короткий роман закончился браком и теперь мы вместе пытались получить вид на жительство в той стране, в которой уже фактически жили.

Поскольку интервью на иммиграцию в провинцию Квебек обычно проводилось на французском, жена, которая овладела языком Золя и Стендаля на довольно приличном уровне, меня все время тренировала отвечать на вопросы.

– Ну давай, закажи еду на французском, - издевательски предложила она.

    - Же не манж па сис жюр, - сказал я охреневшему гарсону застрявшую в  мозгу фразу, ставшую расхожей после  "12 стульев".
Несколько откормленных рыл за соседними столиками тупо уставились на нас.

            - Месье шутит, - сказала жена и заказала еду.
– Значит так, - сказала она серьезно, - твоя главная задача на завтрашнем интервью в посольстве не спороть херню, и запомни, что все шутки воспринимаются только в данном социо-культурном слое, так что старайся воздерживаться от своих дурацких шуток, а то после контракта нам придется разъехаться по разным странам, ты обратно в Израиль, а я в Казахстан.

Начало интервью на следующий день протекало как переход через пустыню Негев.
Шли нудные формальные вопросы интервьюера. Он задавал их на французском, я их понимал, но отвечал на английском. Это его явно раздражало, в конце он сделал заключение, что, прожив три года в Квебеке, я не проявил энтузиазма в изучении французского языка и культуры и он сильно сомневается в моей пригодности. На что я сказал, что это потому, что у меня жена русская, а вот у моего дружбана Сани - француженка, так он шпарит тока так.
Поучив удар ногой под столом от жены, я понял, что спорол ту самую херню, о которой она предупреждала.

Интервьюер сочувственно посмотрел на меня повернулся в сторону жены и спросил по-французски, - ну а вы, мадам, говорите по-французски?

            - Авек плэзир, месье (с удовольствием).  

Дальше между ними пошла беседа о влиянии франузской культуры на развитие цивилизации. Там было что-то о Стендале, Золя и Гюго, а когда дошли до Мопасана, я вставил, что он умер от сифилиса, проявив свое знание литературы.
Вторая пиздюлина от жены под столом, дала понять, что мне лучше "вааще не встревать" в разговор двух культурных людей.
Потом они незаметно переключились на французскую живопись, вспомнили Гогена и Тулуз-Лотрека, я благоразумно не стал напоминать, что и эти двое тоже умерли естественной для художника смертью – от сифилиса. Они б еще продолжали, потому что перешли на Достоевского, но время истекло, интервьюер сказал, что она, конечно, поедет жить в Квебек, - ну и муж поедет с вами, - милостиво добавил он после паузы.

            - Ну да, кому-то ж надо налоги платить, - сказал я, предусмотрительно отодвинувшись на безопасное расстояние, чтоб не получить третий пинок.  

Мы вышли из посольства, сели на скамейку, жена закурила, - никогда не ходи в посольства без меня, - сказала она после нескольких глубоких затяжек.

Дальше мы полетели с кратким визитом на родину моей супруги в Алмату, там нам прислали из посольства подтверждение, что мы приняты как иммигранты и инструкцию по прочим формальностям, в которые входила медкомиссия. Медкомиссия шла плавно и тихо, опасных заболеваний не выявили, вот только женщина психиатр спросила, - в армии служили?

            - Да на флоте, старшина второй статьи, специалист первого класса по радиоперехвату, отличник боевой и политической подготовки, - отрапортовал я. 

            - Военный билет давайте? – холодно отрезала она, показывая как все это ей пофиг.
У них там военный билет – это критерий. Служба – это стресс и психи как правило не дослуживают до конца.

            - Видите-ли в чем дело, - начал я историю, - я военный билет сдал, когда иммигрировал в Израиль, а сейчас я иммигрирую уже в Канаду, я там уже почти три года работаю, а сейчас вылетел в Париж для иммиграции, а здесь потому что жена алматинка.

            Женщине психиатру сделалось нехорошо. Кабинет находился в конце коридора, вокруг никого.

            - А вы тут один? - спросила она с ужасом.

            - Нет, жена в коридоре.

            - П-п-позовите, - сказала доктор, - и подождите за дверью.

 Через некоторое время вышла жена с бумажкой, что я психически здоров, мы вышли, сели на скамейку, она закурила и сказала, - никогда не ходи к психиатрам без меня, тебя могут в дурку закрыть. Я кивнул.

Жена осталась в Алмате до формального завершения бюрократической процедуры по иммиграции, а я полетел доделывать космический проект в Монреаль.
Самолет летел через Амстердам, я решил сделать остановку на пару дней для осмотра квартала красных фонарей.

            – К проституткам без меня не ходи, - напутствовала жена перед полетом, - закончится иммиграция слетаем вместе.

            - Все меньше и меньше становится мест, куда я могу пойти один, - подумал я, но всё-таки пообещал.  

 Сидя в амстердамском ресторане с видом на какой-то канал, я достал сигарету.

            - May I smoke here? – спросил я официанта.

            - In Amsterdam you can smoke everywhere, - сказал официант.

            - And everything, - добавил посетитель за соседним столиком, на что ресторан ответил дружным ржанием.

            Когда я вышел, ко мне подошел молодой человек и заговорил по-русски, - вы не могли бы дать мне пять долларов на сэндвич, я два дня ничего не ел, вы же русский.

            - Хорошо, - ответил я, - но я хочу быть уверен, что это действительно на еду, а не на наркотики, зайдем вместе и вам придется съесть сэндвич при мне, я еще куплю вам пива, рассказывать ничего не надо, слушать не хочу.

            - За пиво большое спасибо, выпью при вас, а если оплатите проститутку, то прямо при вас ее вые@у.

            - Моя благотворительность распространяется только на жизненно необходимые блага, - огорчил я бывшего соотечественника.

Пришел я в свой отель поздно вечером.
Ночной портье посмотрел на меня и спросил, - русский? Я утвердительно кивнул.
Он достал бутылку водки и спросил, - выпьешь? Я спросил, - а тебя не уволят?
Он сказал, - кто меня уволит, я владелец, просто дежурю иногда для экономии, а русских люблю, всегда соглашаются, садись, я алкоголик.

Второй раз за день моя национальность была безошибочно идентифицирована, по моему хлебальнику. Я вспомнил как на втором курсе института мы с другом решили посетить ресторан гостиницы Европейской на Невском, где публика почти вся иностранная.
Мы оделись во все импортное и подошли к двери.
– Нет мест, ребятки, - сказал швейцар с красной рожей.

            - А почему вы к нам по-русски, - спросил друг, - а может мы иностранцы.

            - Так ребятки, не смешите пожалуйста, я ссать хочу, а сменщика давно нет.

            - Так сходите, мы тут за вас подежурим, - предложи приятель, - работа простая, всем говорить, что мест нет.

            - А вот и не всем, недорос ты, сынок, до нашей работы, - ответил швейцар.

            - Понял, - сказал друг, затем достал из кармана засаленный трёльник и сунул его в пухлую лапу швейцара со словами, - это вам на чай.

            - Так все, чувствую обоссусь с вами, идите, ну вас нахер, ресторан там в конце коридора и трёльник забери, тебе как раз его на чай хватит, жаль не увижу как менты вас крутить будут, когда вам расплатиться не хватит.

Бухали мы с владельцем отеля до утра.
Уже когда у него язык еле ворочался, он начал рассказывать мне про амстердамских карманников, которые самые искусные в мире. По его словам, они мелким напильником спиливают с металла пыльцу, прыскают на ноготь клеем и напыляют металлическую крошку, затем на абразивном круге затачивают ноготь. На нем почти ничего не видно, но на вершине ногтя остро заточенный пилообразный метал, который легко вспарывает все подряд в том числе и кожаные куртки. На второй пальчик наносится незасыхающий клей, поэтому карманник одним пальцем вспарывает куртку, вторым цепляет лопатник и быстро передает пробегающему мимо под видом спортсмена подельнику.
Выходит, все совсем не так как нам показали в фильме «Место встречи изменить нельзя», или это просто прогресс. – А турист дурной, - шептал заплетающимся языком владелец отеля, - а бабла у каждого долларов по триста, а за день аж по пять лопатников стряхнуть можно, некоторые на это даже бизнесы открывают.
Он демонически засмеялся и уснул мордой в ящике с ключами. Я взял свой ключ и пошел к себе.

В самолете написал стихотворение:

                                    В Амстердаме городе

                                    покурить я смог

                                    то, за что на родине

                                    мне бы дали срок… (и так далее)

Монреаль встретил меня ярко и радостно, правда без жены было скучно. Как-то ночью не спалось, включил телевизор, там ясновидящая Жожо Савард в рекламе предлагала прямо сейчас предсказать ближайшее будущее по телефону. Позвонил. У нее на самом деле там штат предсказателей, но я нарвался прямо на нее. Пошуршав картами, она сказала, что все будет в порядке и что еще она ясно видит «зеленый свет в Америку» и что он зажегся недавно. Я сказал, что это чушь, но поблагодарил.
На следующий день я достал из почтового ящика большой конверт с надписью “National Visa Center”. Это официальное извещение посольства США о том, что мы выиграли грин карт в лотерею.
Я совсем забыл, жена перед отъездом закинула письмо (тогда играли через письма). А вскоре она приехала и мы оказались с двумя видами на жительство в Америке и Канаде одновременно.
Вот она- мечта нелегала! Приперлись и устроились. Мы тогда сфоткались с двумя грин картами сразу, это не сами карточки, а официальные правительственные документы.
Вот она - моя красотуля, счастливая с двумя бумажками (натуральная брюнетка с голубыми глазами – редкое неустойчивое сочетание в природе).

А это я с теми же бумажками, делающими человека счастливым.

А эта предсказательница Жожо Савард потом прославилась.
Когда шел процесс над ОДжей Симпсоном, ее все спрашивали сядет он или нет. Тогда всем казалось, что все очевидно, должен сесть, но она сказала, - сядет, но не сразу. Все были озадачены, но так и получилось.  

А в тот судьбоносный день, когда я с женой познакомился, была пасха.
В этот святой для христиан день моя бывшая шалава пригласила меня к себе и обещала познакомить со своей подругой, которая раньше была проституткой, но раскаялась и решила попробовать постоянные отношения (жене доложили ту часть моей биографии, что развивалась до ее приезда). Я не пошел к бывшей, а пошел в другое место, где, собственно, и встретил жену.
Когда я ей говорю, что если б не она, я б не иммигрировал ни в Канаду ни в Америку, она добавляет, - и был бы женат на проститутке.  

                    Амстердам, "Красный квартал" /фото из сети/

                                                 *  *  *