Периодически я задерживаюсь на стихийном рынке со всякой, почти никому не нужной всячиной. При этом из всей немыслимой всячины выбираю исключительно книги. Их приносят пенсионерки, для которых продажа книг из домашней библиотеки является маленькой, но стабильной прибавкой к пенсии, которой всегда не хватает на жизнь.

Однажды среди книжного разнообразия я углядел Майн Рида, знакомого мне с детства. Его «Всадника без головы» когда-то я не просто читал – зачитывался им. Конечно, в моей библиотеке, а я ее собираю много-много лет очень тщательно, как коллекцию драгоценностей, имеется этот потрясающий роман Майн Рида, почти ничего не выдумывавшего для своих книг: он описывал личные приключения и впечатления от жизни. Приключений было много, впечатлений – еще больше. Кстати, книги, вернее, не они сами по себе, а содержащиеся в них знания, ценнее, подсказывают мудрые люди, самых ценных драгоценностей.

Открыв на книжной раскладке предлагавшегося на продажу Майн Рида, я прочитал два названия его романов: «Оцеола, вождь семинолов» и «Морской волчонок». «Оцеола, - подсказала мне, улыбаясь, хозяйка книги, ухоженная, не молодая женщина с добрыми, чуть усталыми глазами, - это об индейцах. Очень захватывающая книга». «Я в курсе, - отвечаю. – Меня самого в детстве Оцеолой звали». Хозяйка книги смотрит на меня широко открытыми от удивления глазами, - на индейца ж я, вроде бы, не похож – самый что ни на есть бледнолицый бледнолицый, к которому даже загар плохо пристает, и я, по просьбе хозяйки книги, рассказываю вот эту историю.

Роман «Оцеола» Майн Рида мне понравился много больше, чем «Последний из могикан» Фенимора Купера. Тоже книга про индейцев. Купер интересен, но очень небрежен в изложении. Как отмечал Марк Твен, «он постоянно объясняет и оправдывает мелкие подробности, не требующие объяснения, забывая объяснить подробности существенные». А Майн Рид, при его некотором многословии, таких небрежностей не допускал: его изложение – по-военному четкое следование от факта к факту. Может быть, потому, что Майн Рид был армейским капитаном. Плюс – его блестящий язык. Вот, например, цитата из «Оцеолы»: «Прекрасная Флорида! Кто может смотреть на тебя без волнения, кто может отрицать, что ты благословенная страна, кто может, подобно первым путешественникам, не поверить, что из твоего лона бьют волшебные источники, возвращающие детство и дарующие бессмертие?!» Или: «Когда льется вино, языки развязываются, а под влиянием шампанского самый благоразумный человек превращается в болтуна». А вот слова бесстрашного Оцеолы: «Град сбивает со стеблей цветы, а крепкий дуб поднимает свою крону к небу, навстречу буре, несокрушимый и неодолимый!»

Такого человека – я имею в виду писателя, хочется слушать.  Кстати, в 1971 году по роману Майн Рида восточные немцы сняли фильм «Оцеола» с актером Гойко Митичем в заглавной роли. Тогда, напомню, существовали две Германии: ГДР – восточная и ФРГ – западная, куда периодически сбегали немцы с востока. Совдеповской детворе, включая меня, Гойко Митич был хорошо знаком по трем предыдущим индейским фильмам: «Чингачгук - Большой Змей», «След Сокола» и «Белые волки». Им восхищались, ему подражали. То есть, в школе нам внедряли в мозги рассказы о подвигах мифических пионеров-героев и молодогвардейцев, а за пределами школы мы играли, как все нормальные дети всех стран, в индейцев, а не в пионеров-героев.

Фильм «Оцеола» получился очень ярким. А Оцеола в исполнении Гойко Митича был превыше похвал. Так мы, пацаны, оценивали. И потом долго обсуждали каждый интересный эпизод. А я один эпизод с участием Оцеолы решил повторить – его прыжок с причала в воду, чтобы взорвать корабль бледнолицых, с которого велся обстрел индейцев.

Расскажу подробнее об этом прыжке: Оцеола, а его имя, к слову, означает Восходящее солнце, увидев очередной выстрел из корабельной пушки, не спеша снимает с себя куртку, отбрасывает ее и… прыгает в воду. Но прыгает так, что от его прыжка захватывает дух – вытянувшись и вытянув руки… по швам. И оператор держит Оцеолу в кадре: вот он находится в почти горизонтальном – относительно воды, положении, вот чуть склоняется к воде, вот погружается в воду. И руки у него все время вдоль тела вытянуты. Очень эффектный трюк. Кстати, серб Гойко Митич был спортсменом – закончил институт физкультуры, ему такие трюки были вполне по силам. Впрочем, почему был? Он и сейчас жив: 13 июня 2025 года ему исполнилось 85 лет. 

Прыжок Оцеолы я, четырнадцатилетний пацан, выросший на берегу большой, почти как в фильме, - так, по крайней мере, мне тогда казалось, реки, решил повторить у себя в селе. И таки повторил. Опущу детали, как я готовился, расскажу о другом, не менее важном.

Для исполнения прыжка я выбрал трамплин, установленный у нас на пляже – на берегу реки, проще говоря, куда летом собирался народ. В основном, мы, пацаны, потому что у нас были каникулы. Трамплин из себя представлял… обычную, но мощную, доску, один конец которой надежно закреплялся на берегу. Если чуть подпрыгнуть на этой доске, которая называлась по-простому – нырялкой, она подбрасывала ныряльщика и он, если обладал навыками, красиво – ласточкой, как восхищенно говорили наблюдавшие, входил в воду. Как кухонный нож в ожидающее завтрака сливочное масло.

Нырялка была установлена в самом глубоком месте, где, к тому же, вода вела себя по-особому – вращалась медленно: на поверхности был большой – широкий, водоворот. И поэтому вынырнувшего вода сама несла к берегу.

Не скажу, что я был виртуозным ныряльщиком – обычным. А вот под водой держаться мог долго. Однако для повторения прыжка Оцеолы не это нужно было. Нужно было психологически настроить себя на прыжок, чтобы руки не подвели – не бросились навстречу воде.

Когда я вынырнул, возле нырялки стояла очередь – все хотели повторить прыжок Оцеолы. С того дня он у нас в селе и получил его имя. То есть, с трамплина теперь у нас прыгали несколькими способами: обычным, солдатиком – малышня, побаивавшаяся высоты, хотя она была минимальная; бомбочкой – девчонки, поджимавшие под себя ноги; и - оцеолой. Причем нырнуть оцеолой считалось признаком принадлежности к особым людям – к индейцам. После первого прыжка такому индейцу разрешалось носить особое украшение в виде зуба дракона. Изготавливался он просто: аккуратно вырывался из земли стебелек папоротника и его корень, действительно похожий на зуб, становился символом отваги и геройства.

Тем же летом, помнится, меня с товарищем остановила в соседнем микрорайоне, который называется Крепостью (там древний земляной крепостной вал находится) компания местных пацанов. Они были чуть старше нас, встреча эта явно ничего хорошего не предвещала. От крепостных спастись можно двумя способами: уверен в себе – бей, не вступая в дебаты, не уверен – убегай. А нам бежать было некуда – нас, чужаков, обступили со всех сторон.

Страха тогда не было, но растерянность присутствовала. И вдруг кто-то из приставших к нам объявляет, указывая на меня: «Так это же Оцеола!» И нас… отпустили с миром. Между прочим, узнавшего меня я вообще не знал.

Спустя еще сколько-то лет, когда я уже отслужил срочную военную службу в морском десанте Тихоокеанского флота и мог на турнике подтянуться на одной руке, однажды поздно вечером я провожал девушку, жившую… в Крепости. И уже возле ее дома нас окликнули: «Натаха, ты? А кто с тобой?» «Оцеола», - ответил я самому себе, а моя спутница громко повторила: «Оцеола!» «Какой еще Оцеола?» - раздалось из темноты, и я с грустью понял, что времена славного индейца по имени Восходящее солнце прошли. Вместе с детством… А Майн Рид, которого я - в компании с Оцеолой, я встретил на улице, позволил мне в него вернуться.


              Гойко Митич в роли Оцеолы (кадр из фильма)

                                                                                        * * *

           Ощутить себя индейцем мне довелось и после детства

                                                                                       * * *