Певек. Чукотка. 90-е.

                                Мафия не дремлет.

            Везде говорят,  «мафия, коррупция, криминоген, незащищённость»  Я лично к этому с полным пониманием. Мне самому проблема жить без государственных гарантий.        На Чукотке от трудной жизни девяностых годов товаров в квартире стало больше, чем в магазине. 

  На днях в шкафу на своей полке за бельём нащупал вдруг объёмную железяку. Ну, всё, сам себе думаю, мафия не дремлет, заминировала меня вместе с трусами и майками. Припомнилась вся ещё не долгая жизнь, что родителей три года не видел, и что полкой ниже лежат ни разу не одёванные белые кроссовки.

            Попросил мысленно прощения у всех и начал обезвреживать взрывное устройство. Остановил дыхание и осторожненько потянул железяку на  свет белый. Устройство оказалось …  килькой в томатном соусе.

             После реабилитации дыхания и сердечного ритма, стал думать о рыбке. «Это сколько же тебе лет, милая?  И кто ж тебя засунул туда, так востребованную на данном этапе моей  жизни?»

            Сюрприз приятный, слов нет. Дефицит! Но где  дефицит, как правило, неприятности с мафией. Вдруг нагрянет?! А у меня только пудель, который лает лишь по недоразумению.

            Я совершенно безоружен перед грозной действительностью. Конечно, маскируюсь, помалкиваю, что нахожусь чуть выше официальной черты бедности. За окном вывесил не курочек в сетках, а каменюки в целлофановых пакетах. Срежет мафия сетки, а там … накось-выкуси! А может еще и по башке шибанет, не окажись проворным злоумышленный мафиози.                           

 Сарайка стоит у меня под окном. Прибил на стену кусок фанеры с предупреждением, «объект находится под спутниковым видеоконтролем». А замок покрасил в красный цвет, чтобы издали видно было, что висит родимый, сохраняет моё добро. Там  яичный порошок и стиральный, овёс не очищенный, гречка, мука, пара сапог кирзовых … . И вообще там полно всего, о чём при свидетелях вслух не расскажешь. Тут ещё сосед Васька приволок оленью тушу под мой замок. Впору ставить вооружённую охрану!

            Нам есть что защищать, поэтому требуем выделить нам оружие и боеприпасы на данный исторический момент!

   Певек 1990 г

                           .

                                              Ностальгия.

                                              «Письмо в редакцию».

            Раньше я хорошо знал вкус и действие сорокаградусной. Будь то «столичная», «российская» или какой-то другой  крепкий иноземный напиток. По эффекту все были похожими, или, другими словами, напивался всегда одинаково.

            После первых ста грамм у меня кудри вылезали на лысине. Вторая порция располагала к громкому и красивому пению. После третьей все женщины  становились моими пассиями, а если были против, то я обижался на них чрезвычайно. …  Где-то к концу бутылки я чувствовал полёт мысли в голове, ставил диагноз президентским указам, анализировал его будущие ошибки. А потом я как-то терял себя в дискуссиях с другом Васей.

            Вчера же купил пузырь сорокаградусной «Донская горькая». Непонятно, почему донская, если изобрели и разливают её у нас в Певеке?!  С тем, что горькая – согласен, а вот, что сорокаградусная – это вряд ли.

            После выпивания оного напитка почувствовал непривычную метаморфозу … . Пошёл в магазин за картошкой, сварил рассольник. В подъезде дома починил дверь и расчистил ступеньки от снега. Дал Ваське сотню на опохмелку. Решил сыну логарифмическую проблему. Поздравил тещу с именинами по телефону. Посмотрел вечерние новости по телеку. Перед сном почистил зубы.

            Раньше после сорокаградусной утром думал только о пиве, а сейчас вот пишу вам.  

Уваж. редакция, на что деньги тратил я?! Водка палёная, с непредсказуемыми патологиями в организме Кому морду бить?!

           Певек   1993г                                                               

                                                           По-соседски.

         Ближе к полуночи в подъезде загромыхало децибелами левитановского баритона: «Да здравствует Советский Союз!» После такого заявления когда-то вскакивали с насиженных мест и застоявшимися лёгкими выдыхали в зал раскатистое «урр-р-ра!» А сейчас за дверью было тихо. Потом шмякнувший звук упавшего тела на бетон, и опять тишина. Я вышел на лестничную площадку. Так и есть, ключ в замочной скважине, на коврике у двери устраивался в калачик сосед Николай Иванович – не работающий пенсионер. Сразил алкоголь советского патриота у дверной ручки собственных пенат. Я внедрил хозяина в квартиру, погрузил на засиженный диван и пошёл на свою жилплощадь продолжать личную жизнь. Но будничного благодушия не было, в башке толпились разные-всякие мысли.

            Наши старики отдали государству  десятки лет работы во благо и воплощенным итогом этого – мой сосед Николай Иванович. Известная пенсия, на которую не выкупить «потребительскую корзину» для жизни. Здоровье уже не позволяет активно подработать. Драма в личной жизни, и не заказать объявление в местной прессе, что не дряхлый ещё пенсионер ищет спутницу жизни, нормальные условия жизни гарантирует.

            Были молодыми, свято, как учили, верили в коммунизм и что партия – ум, честь и совесть. Что жить надо, приближая светлое завтра, без оглядки «пахать и пахать». Была, конечно, смута, а не дурак ли я, ведь на дураках пашут?! Но от жизненной логики не уйти, пахать всё-таки надо, альтернативы нет. И вот, приехали!

            Искренно плакали на похоронах Сталина. Последних генсеков провожали с кощунственной иронией. Наконец, самый последний обнадёжил сильно, что надо перестроиться, поднажать и «завтра» все-таки наступит. Но оказалось не только в нас дело. В стране не хватало демократии, реформ, суверенитета. А как началась последняя катавасия, тут и пенсия подоспела вместе с инфляцией.

            Ничего, покуда, не дал нам ни рынок, ни демократия, ни суверенитет кроме как безысходной бедности .   Я тебя понимаю, Николай Иванович. Пить нельзя,  и не пить тоже нельзя при такой жизни. Но всё равно, ты побереги своё здоровье, не спали его в алкоголе до конца в отчаянии. Надежда должна умереть после нас.

            Без всяких сомнений голосовали на референдуме за нас всех, повязанных одной судьбой семь десятков лет. За СССР! Но нас опять обманули, поменяли « великий и могучий» на какое-то невкусное СНГ на палочке.

            Демократия? Да и раньше жили вольно! Драли горло за справедливость, не вникая особо в смысл её. Была своя жизнь, её негласные законы  и умели постоять за них. Без воплей по радио и в газетах стерегли свои устои, когда профком, партком были все-таки гарантами нашего благополучия на местах. Это сейчас на службе у предпринимателя исполнитель вынужден держать язык в заднице, лишку ляпнешь  -  себе дороже станет. И эти новые хозяева не импортные акулы империализма, свои, доморощенные в недавней среде комсомольско-партийной действительности.

            Лес рубят  -  щепки летят. Конечно, должны быть издержки у рыночной экономики, да и не привыкли мы жить без жертв. Но отчаянно хочется верить, что мучения кончатся прижизненно, что «завтра» будет во благо всем и лично тебе.

            Ты посмотри, сколько коммерческих магазинов вдруг открылось! И за прилавком не гражданки в грязно-белых халатах, а симпатичные, улыбчивые девчонки в ярких фартучках. Картошка свежая, не сушёная, причём круглогодично. А ананасы? Ты же их не пробовал за всю свою жизнь. Конечно, сегодня они не по карману тебе, да и мне тоже. Возможно, что это симптом светлого будущего?

Мы всю жизнь ждали его, но ведь жизнь еще не кончилась. Блажен тот, кто верует.

            Подождём ещё, Николай Иванович?

                                                          .  .  .

P.S. Николай Иванович умер через месяц.  Певек 1990 г