Кости есть, а где мясо?

В 90-е годы прошлого века в настроении людей царила безысходность. На моих глазах десятки оптимистов переходили в стан пессимистов, множилось недовольство.

В семидесятых явного протеста в народе еще не замечалось. Те, кто задумывался и пытался что-то исправить, в ответ на тупость и непробиваемость существующей системы замыкался и порой спивался. Те, кто думой о судьбе своей Родины был не отягощен, тащили в свое нехитрое хозяйство из бездонных закромов все что можно, получая свой кусочек „счастья“.

Большинство и не знали, что можно жить по-другому. Все, что нам показывали и рассказывали о загнивающем капитализме, было вроде бы и непотребным: забастовки рабочих, притеснения негров, лачуги бомжей и плесневелый сыр с названием Рокфор. Все считали, что живем мы правильно и справедливо, а всех кто зарывается – непременно покарают.

Но уже в шестидесятых появлялись первые одиночки, которые пытался раскрыть нам глаза на бюрократическое загнивание режима. Их тут же старались изолировать от общества. Основной массе советских людей, такие фамилии как Синявский, Буковский, Галич, кроме национальной принадлежности, ничего не говорили. Ну а средства массовой информации же четко информировали: враги! Действительно, как можно было Галичу в 1973 г. писать такое:

А по шоссе, на Калуги и Луги,

В дачные царства, в казенный уют,

Мчатся в машинах народные слуги,

Мчатся – и грязью людей обдают!..

Нам в глубинке, знакомиться с таким творчеством не давали, а вражьи голоса на коротких волнах глушили почем зря. Оставалось только слушать официальные поношения в адрес отщепенцев и требования изолировать их от советского народа. Все это происходило под дружные выкрики, организованные партийными чиновниками: „Позор предателям социализма!“ Потом звучали возгласы: „Выгнать предателей из страны!“ А следом лес рук означающий: – одобрямс!

 Разделавшись с шестидесятниками, идейные вожди по-прежнему пытались застроить народ под полудетским лозунгом „СССР – всему миру пример!“ И мы действительно строились. Например, скопом выходили на коммунистические субботники, собирались и на демонстрации, ходили на профсоюзные собрания. Там, мы и должны были своим довольным и опрятным видом показать всему миру этот самый пример, олицетворяя счастье жизни в единственной, по настоящему свободной стране.

Коммунистические праздники 1 мая и 7 ноября, трудовой народ вполне устраивали, так как в эти дни, и в их канун, ему давалось официальное разрешение опрокинуть стакан. Да и в последующие несколько дней можно было сослаться, на перебор вызванный преданностью идеалам. Даже милиция в это время, по приказу сверху относилась к такой любви к родному отечеству лояльно. Этот душевный подъем, как никто лучше, осветил в своей песне Юлий Ким:

Все улицы как будто стали краше,

И солнце как бы входит в каждый дом –

Сегодня все трудящиеся наши (и не наши)

Испытывают радостный подъем!

Рабочие, крестьяне, инженеры,

Покинувши заводы и жнивье,

Интеллигенты и милиционеры

Единство демонстрируют свое!

 Былое содружество

Хмурое утро середины 80-х. Праздник Октябрьской Революции (официальное название переворота в 1917 г.). С приличным опозданием я подошел к формирующейся колонне нашего предприятия. Обычно нас собирали за пару часов до начала этого действа. Скукоженные от промозглой погоды сослуживцы и секретарь парторганизации неодобрительно посмотрели в мою сторону. Все флаги и транспаранты уже были распределены. Потоптавшись в толпе пару минут, я решил подбодрить всех своим экспромтом:

Этот праздник как веха для нашей страны, –

По нему мы ведь многое мерим!

По-утрянке наденем теплее штаны, –

Потому что прогнозам не верим!

– Ты это, – поосторожней! – предупредил меня пожилой сотрудник отдела труда и зарплаты. Он видно еще помнил сороковые-пятидесятые, когда за такое могли и срок дать. Мы же про это не знали, ведь в пору нашего детства тех, кто много думал, а тем более говорил, сажать уже перестали, а в пору молодости в 70-х – лишь высылали из страны. Высылали обычно тех, кто был известен, а с остальными личностями поступали проще – их упорно лечили. Находясь в мелкой оппозиции, и страдая несдержанностью языка, я все же не исключал возможности попадания во вторую группу:

Как выдам новую репризу,

Так тянут вновь на экспертизу,

Ну и как водится по блату

Кладут в знакомую палату,

Для наивысшего состава,

Буденный слева, Брежнев справа,

Тутанхамон, Наполеон,

И только я один – шпион.

Табличка на кровати есть:

Агент палаты ноль-ноль-шесть.

Но, скорее всего, я себе льстил. Моя мелкая оппозиция в ту пору, была не к самой власти, а скорее к тупости, бездарности и наглости моих прямых начальников. Хотя… руководители любого ранга и были представителями той самой власти.

Расклад среди этих представителей был таковым: 60% – ни себе, ни людям; 30% – только себе, и лишь 10% были действительно порядочными и деловыми. Их терпели только лишь на сугубо технических должностях или в научных учреждениях. Обычно это были спецы, на которых держались и экономика страны и военно-космические успехи. На моем жизненном пути попадались руководители из наиболее массовой категории, за которыми в народе закрепилось определение – самодуры. Когда-то этому должен был придти конец.

И тут пришел Горбачев и решил все перестроить по принципу: здесь чуть сломал – подштукатурил, доску оторвал – новую прибил. Но внезапно все зашаталось...

И тут ришел Ельцин и дал всем свободу, в том числе и ценам. А при развившейся спекуляции кооператоров в стране пошли сплошные перекосы переросшие в парад суверенитетов братских республик:

– Вы наше масло едите!

– А вы нашу колбасу!

Братскую семейственность победили и теперь мы едим отдельно.

После введения свободных цен у основной массы людей, простых тружеников и пенсионеров, часто подгибались коленки, в тот момент, когда они проходили мимо прилавков, которые быстро начали наполняться не столько отечественной продукцией сколько импортным ширпотребом. Люди стали все чаще жаловаться и на голову и на другие части тела. Вот монолог моего соседа, переведенный в стихотворную форму:

Однажды на голову что-то мне упало,

Так неприятно было мне сперва,

Потом наоборот приятно стало,

Как будто бы чужая голова.

И будто снова я во временах застоя,

Я молодым себя и сильным ощутил.

И хоть и был на выходе с запоя,

Но ощущенье – будто месяц я не пил!

Залез в карман, там рубль сорок восемь,

Да, на портвейн должно бы мне хватить,

Должок с соседа пять рублей испросим –

И погуляю! Чтобы вам так жить!

Куплю грамм двести докторской колбаски,

В томате кильку – тридцать три копья,

Пузырь московской! Это ж просто сказка!

На опохмел оставлю два рубля.

Включу я телевизор черно-белый,

Под чмоканье генсека так идет!

Собрался было я идти на дело,

Но радио услышал – идиот!

Оно всем голосом гнусавым разъясняло:

Подорожало все с сегодняшнего дня,

И голова моя на место сразу встала,

А как задумано красиво было, бля...

Конечно, люди моего поколения часто вспоминают те времена и пытаются ответить на вопрос: где мы прокололись?

И еще один вопрос нас волнует: а обязательно ли устраивать революции? Эволюционный ход событий пусть и медленнее, но дает меньше осложнений. 

Алексей Аимин.

 (бывший представитель прослойки общества).