Арест

17 марта исполняется 10 лет со дня смерти Виктора Кривулина. – одного из самых интересных поэтов Петербурга.
Познакомились мы с ним еще в университете на первых курсах. У нас была общая студенческая компания, трое из нас писали стихи – Лена Игнатова, Лена Шварц и Виктор. Все состоялись как поэты. Но, к несчастью, как раз в это время молодых поэтов и перестали печатать. Так что следующие 20 лет их печатали или за границей, или – нигде. Но вечера поэзии все же проходили, общие посиделки происходили еще чаще – почти каждый день…

    
                
                                         Виктор в лодке.

Через 18 лет после знакомства мы с Виктором поженились.  Жили в коммунальной квартире на Петроградской. По стране в это время начали производиться аресты.  Арестован был наш приятель по литературному клубу Слава Долинин. Сам литературный клуб был под присмотром КГБ.

Это позже – еще через  10 лет все друзья стали печататься, история расставляла все по местам, были опубликованы и стихи Сергея Стратоновского, и сборники Лены Шварц, которая умерла не так давно, и стихи Виктора Кривулина.

Но все это было потом…

А в восьмидесятые все эти поэты и художники считались людьми подозрительными – это была так называемая  "закулисная культура", или  параллельная, неофициальная культура. Загнанная советской "пролетарской субкультурой" в полулегальные клубы и на московские и питерские кухни, где читались и обсуждались новые произведения авторов, не признанных советским режимом. 

Но вот дошла очередь и до нас.

 Убегая от ареста Или просто от тоски ...

Под морозец мандаринный
И подарочный снежок
Я на свечке стеаринной
Все бы рукописи жег

Убегая от ареста
Или просто от тоски
Симпатическое средство
Жечь свои черновики….
* **

Вот такой дразнящий
И морозец мандаринный
И подарочный стишок

А напророчил…

Все бы рукописи жег…

Не жег, конечно, не успел, и, слава Богу. Но ровнешенько зимой же  "под морозец мандаринный И подарочный снежок" к нам пришли с обыском.


А мы были беспечны,  и, услышав ранний звонок в дверь  нашей коммунальной квартиры – а мы еще и не ложились – я пошла открывать .

Вошли незнакомцы – четыре танкиста и собака: четыре гэбэшника и девушка-следователь, как оказалось. И предъявили ордер на обыск.

Коммуналка притихла, а сотрудники прямиком пошли к нашей двери.

Комнатка-то у нас была – метров 8. Что там особенно спрячешь. Но они честно отрабатывали свое рабочее время.

Все наши книги были пересмотрены и сложены в захваченную сотрудниками тару. Все рукописи – Витины стихи, мои наброски к диплому для ВГИКА – все это было помечено, зафиксировано, занесено в список.

Фотографии… Их ведь в протоколе тоже надо было как-то описать.
Фото неизвестного мужчины с девочкой. Неизвестный мужчина – мой отец,  девочка -я.
Письма… Я не читала Витиных писем, если он их мне не показывал. А он – моих. Но были же еще и письма, которые мы писали друг другу.…И их прочли эти люди, облеченные властью. На наших глазах. И это почему-то выглядело так грязно.

Я не выдержала и вышла из комнаты.
За мной немедленно вышел сотрудник.
Вы пойдете со мной вместе в туалет? – спросила я.
Нет, в туалет он не пошел за мной, но у двери квартиры - остановился.
Чтобы я не сбежала с секретными материалами.

Соседи робко выглядывали из своих комнат. Одна всунула мне в руку бутылочку валерьянки, вторая – стакан горячего чая.

Но час моей мелкой женской мести еще не пробил.

Еще через час я поднялась и направилась в кухню. Двое сопроводили меня туда, и спросили – в чем дело.
Сегодня моя очередь коммунальной уборки, - сообщила я. – Нужно вынести наше коммунальное мусорное ведро на помойку во дворе.
Они засуетились.
- Ну, если вы собираетесь меня сопровождать,  помогите, пожалуйста.
Каждому из них я вручила по мусорному ведру: да, в большой коммуналке накапливается много мусора, - посочувствовала я, - и с этим эскортом с ведрами вышла во двор к мусорному баку. Вернулась я оттуда одна – вероятно, они решили обследовать помойку.

Это был уже пятый час обыска.

Я решила, что пора кончать этот бардак, и вежливо предупредила, что хорошо бы они закончили минут за 15 – мне пора мыть полы.

Они обратили возмущенный взгляд на Витю. Он рассеянно перелистывал том Андрея Белого, углубился в него...
- Позвольте сюда книжечку, - обратились к нему.
Он разозлился.
- А вот Белого я уж вам не отдам – вы и так половину книг растащили. Это –только со мной

- Тоже вариант, - сказали ему. – Распишитесь здесь, здесь – подсунули ему свои протоколы, - жена ваша тоже пусть распишется, и поехали – машина ждет.

- Нет, - сказала я, - так не пойдет. Это – только со мной.
- Да не волнуйтесь вы так, Наталья Юрьевна, - у нас и места в машине нет. Хотите, сами приезжайте туда, но…не советуем. Да он завтра уже домой вернется. Поговорим – и вернется.
--
Этот вечер…

 Все наши соседи по коммуналке  оказались людьми замечательными. Помогали, отпаивали, давали советы – они знали Витю с детства.

Гаишник-сосед развел руками и сказал:
– Ну, это вы, ребята, маху дали: у нас же коммунальная кладовка – черт ногу сломит. Ну и прятали бы там свою запрещенную литературу.
А в ответ на мои уверения, что и не было у нас такой литературы, махал рукой, иясно было, что не поверил.
Зато через своих дружков разузнал, где именно Витя находится, и сообщил, что все нормально, – якобы ведет там с ними литературные разговоры…

Я села за телефон, обзвонила всех друзей, мы искали связи с зарубежными корреспондентами – нужно было, чтобы с утра уже все было бы известно. Там – о том, что произошло здесь. Это могло помочь.

Думаю, что не посадили бы… Но вот если бы отправили в психушку, оттуда выцарапать человека гораздо сложнее.

И на ночь глядя  поехала в родительский дом – жечь черновики, как предрекало стихотворение.
Черновики, письма, стихи Бродского, отпечатанные на машинке, на тоненькой бумаге… Хорошо, что рядом были друзья… Им я и отдала на хранение то, на что рука не поднялась…

Утром я уже была у того самого нехорошего дома - Большого.
Меня промурыжили некоторое время, а потом объяснили, что Виктора Борисовича уже отвезли домой. Думаю, они мне слегка отомстили, и он еще был там, когда я приехала.

Возвращаюсь домой. Витька уже сидит с друзьями и смеется. В лицах рассказывает  историю, безбожно привирая, но каждый раз обращаясь ко мне за подтверждением. Да я сейчас все, что угодно, подтвердила бы.
- А теперь угадай, как они на меня вышли? – спросил он у меня
- Ну, знаешь, меня интересует совсем другое. Почему они тебя напоследок оставили – вышли-то, небось, давно.

- Ты будешь смеяться – нет, вы все будете смеяться – это из-за Альбрехта.
--
Отступление об Альбрехте

Владимир Альбрехт жил в Москве, его регулярно арестовывали, как свидетеля. И столь же регулярно выпускали. Он был известен тем, что написал знаменитые записки – «Как вести себя на допросах». Там шаг за шагом рассказывалось, что можно говорить, чего нельзя, как себя вести. ( И многим на допросах это,кстати, помогало)

Но, главное – главное, ни в коем случае не хранить дома свою записную книжку –отдать на хранение, выбросить, спрятать в гараже,  заставить собаку сделать на них свои дела – короче,  нужно сделать все возможное, чтобы следователи не добрались до твоих друзей.

Цитата

«Сейчас Владимир Альбрехт живет в США, а в апреле 83-го он жил в России, и здесь же в то время его арестовали, в частности,  за написание и распространение текста, который мы предлагаем вниманию читателей. В обвинительном заключении по уголовному делу N 57912/17-83 по обвинению Альбрехта Владимира Яновича... о его работе "Как быть свидетелем" сказано "...Нельзя не отметить некоторую тщательность литературной обработки рукописи, наличие моментов злобного цинизма и антисоветской сатиры, что делает рукопись еще более привлекательной для лиц, находящихся в длительных конфликтах с правоохранительными органами»...
"Как быть свидетелем"
Следователь: - Откуда у вас Евангелие?
Свидетель: - От Матфея
(Из рассказов о допросе)
Если проникать в тайны литературы узкоспециальной:
….Интересно ли вам знать, читатель, что следователь добивается результатов с помощью не менее чем 18-ти приемов..»
Ели кому интересны эти 18 приемов  и многое другое, вот ссылка  на его книгу :
http://www.index.org.ru/ostrova/albreht.html
---

Так вот, самое смешное, как сказал Витя, было то, что Альбрехта в очередной раз арестовали, и заметьте – с его записной книжкой, а теперь обходят всех москвичей и питерцев по тем самым тайным адресам.

(До сих пор не знаю, так ли оно было на самом деле – вполне возможно, что и так, но допускаю, что эта идея просто пришла Вите в голову, чтобы всех нас развеселить.)


Следующую неделю- другую Витя рассказывал эту историю всем приходящим толпам друзей, история видоизменялась, обрастала подробностями, становилась все ярче иинтереснее, оказывалось, что он все время разговаривал со следователями и в каждом раунде их переигрывал, читал им стихи, а они его слушали и забывали о своем прямом деле.
- Вот только книжки они у меня стибрили, - вдыхал он, - а жаль – там и Ахматова была, и Цветаева, И Пастернак с предисловием Синявского.
- Ну, ничего, - заводился он, - мы еще к ним придем. И они нам все отдадут. Все, что отобрали.
--

Да, какой уж тут морозец мандаринный..

Уже наступала грустная весна.
- А знаешь что, - сказала я, - ты прав: мы пойдем, напишем заявление,  и пусть нам все вернут обратно. И книги, и стихи, и письма – все!
- Наивная, – ответил он, - конечно,  все отдадут – куда денутся. Но книжки –своруют.

Я вышла, наконец, из больницы. Мы оба повеселели  и поехали требовать все, что у нас отобрали при обыске. Договорились. Действительно, нам все собирались отдать, и даже извинялись.
Подъехал приятель с машиной, а они перетаскивали в нее тюки.
Витя что-то учуял и сказал, даже не проверив эти тюки.
- А хотелось бы, чтобы вы еще отдали наши книги – Ахматову, Цветаеву,Пастернака и Белого.
- Обижаете, Виктор Борисович, - ответили ему. – Белый и Пастернак упакованы в лучшем виде.
- А Ахматова и Цветаева, - не унимался Витя.
- А вот с этим накладочка получилась.
- Так что, я могу написать вам же в заведение, что у вас тут книжки воруют, и вы их не желаете возвращать?
- Кто не желает? Я не желаю? – впал в истерику начальник. - Да мне они даром не нужны, читал я вашу Ахматову, читал.
Но на книжки соблазнились такие наши крутые начальники, что последствия могут быть неприятно   неожиданными не только для вас, но и для меня. Так что, Виктор Борисович, забудем, а?
Витя еще немного погоношился, подмигнул мне и сказал серьезно начальнику.
- Ладно, уговорили, забудем, но за вами теперь должок….
И мы гордо отъехали от заведения, чувствуя себя победителями, а начальник тоскливо смотрел нам вслед,  не вполне себе представляя, на что этот наглец намекал.

 Стихотворения Виктора Кривулина

- Одно из шутливых ранних – о Суворове.

    Придет сюда Суворов с хохолком,

   пощелкает проворно языком,

   шпажонкой лихорадочно помашет,

   оглянется, воскликнет - "где же наши?"

   Чу, флейта засвистала за холмом,

   рассыпался горохом барабан.

   Солдат шагает русский Филимон,

   усат и для острастки в меру пьян.

   Подходят и становятся во фрунт

   и голосом простуженным орут:

   "Явились, Ваше высокобородье,

   Как было нам приказано по роте,

   убравши, как положено, живот.

   Куда теперь нам - взад или вперед?"

   - Голубчики мои вы, голубцы,

   Уж я бы вам годился и в отцы!

   Да все мы перед батюшкой-царем,

   как детки, за отечество помрем!

   Ребятушки, за нами ль не Москва?

   Иль наша голова не трын-трава?

   Уж мы ли не покажем всей Европе,

   что за возможности сокрыты в русской жизни?!

   За мной! И задом плюхнулся на снег,

   и мчится вниз, опережая бурный век!
 
                    *  *  *

          Второе – другое…