EN
Старый сайт
Ну ведь ни в жизнь не узнала бы я этой женщины - если бы не мой любовный роман. Была я тогда на изломе моей личной жизни: мучительно зализывала раны от развода с первым мужем, а до встречи со вторым оставалось еще два года. И чтобы хоть как-то забыться и развеяться, поехала в отпуск - впервые - в Ленинград. И этот город действительно оказался бальзамом на душу, влюбил в себя, завертел, показал свои парки и музей, соборы и набережные.
А еще - подарил романтическую встречу. Познакомил нас живший в Питере и работавший вместе с ним брат моего кишиневского друга. И хотя я понимала, что серьезного продолжения у этой «лав-стори» быть не может, тем не менее, влюбилась по уши. Уж больно этот неожиданно встреченный мужик соответствовал моим чаяниям: талантливый архитектор, поэт, златоуст с необыкновенным шармом, сам большой любитель женщин и пользующийся неизменным успехом у них. Итак, моя ждущая тепла душа встрепенулась, и я «влипла». Мой же избранник распустил хвост и повел атаку по всему фронту: с профессиональным знанием показывал мне свой родной город, до бесконечности читал свои и чужие стихи, угощал у себя дома вкуснейшими блюдами собственного изготовления - то есть в ход был пущен весь джентльменский набор.
Но пролетели две отпускные недели, и я вернулась домой - уже строя планы, как же быстрее снова попасть в так полюбившийся город и к так полюбившемуся человеку. А когда сверхзадача поставлена, то ее решение - это уже дело техники. Уж простите за каламбур, но работала я тогда как раз в Доме техники НТО, учреждении информационно-просветительском. И поскольку функцией моей была организация и проведение научно-технических мероприятий, то мне, как говорится, и карты были в руки. Со всей движущей мной энергией я отправилась к начальству и убедила его, что семинар «Вопросы архитектуры: классика и модерн» - это как раз то, по чему истосковались местные зодчие и проектировщики. Оценив мое рвение, начальство выделило из своего НЗ необходимую на проведение семинара сумму, а я с энтузиазмом взялась за подготовку.
Конечно же, моей затаенной мечтой было участие в семинаре моего ВЗ («Великого Зодчего», как я его прозвала) в качестве основного докладчика. Однако он сразу и недвусмысленно отверг мое предложение, сославшись на запарку на работе и сдачу руководимого им важного проекта - не подкупили его даже регулярно пересылаемые мной с проводниками посылки с его любимыми грушами и персиками! Он был неумолим, и я, горестно вздохнув, стала искать другую кандидатуру. Искать долго не пришлось - многих столичных специалистов привлекала возможность за государственный счет прокатиться в Молдавию, погреться под лучами бабьего лета, а также наесться фруктов и привезти их своим бледными домочадцам. Таким образом, на роль основного докладчика был найден известный московский архитектор.
Ну, это ладно - московский так московский, но мне-то нужно было в Питер, который теперь снился мне ночами и звал к себе. И выход был найден! К семинару всегда готовилась выставка наглядных пособий, и мне пришло в голову, что пособиями, а точнее, иллюстрациями должны служить, естественно, петербургские творения архитектуры, дворцы и соборы, а также самые интересные образцы современного зодчества. Сказано - сделано. Я заранее связалась с моим знакомым парнем, студентом Ленинградской Академии Художеств, будущим искусствоведом. Произведя по моей просьбе разведку, он сообщил, что при Академии имеется замечательный музей, в запасниках и архивах которого есть фотографии и чертежи лучших образцов зодчества Петербурга и Ленинграда.
И вот, получив «добро» шефа и командировочное удостоверение, я лечу в Питер. Сердце мое поет в радости от предстоящей встречи с В.З. Он к тому же гостеприимно предложил мне поселиться на дни командировки у себя, ибо с гостиницами в Ленинграде была большая проблема. Жил он в доме на Васильевском острове, и надо признать, мне, провинциалке, доселе таких домов видеть не приходилось. Достаточно было войти в подъезд, который ленинградцы слегка снисходительно, но не без гордости называли «парадняк». Да что уж там - по мне это был вход в музей: все стены и пол в изразцах, в узких стрельчатых окнах витражи, а витые перила и балясины - красного дерева! Оставалось только дивиться, как это чудо выжило от набегов революционных матросов и солдат, а затем разного рода швондеров - непостижимо, но я это видела своими глазами!
Все шло чудесно: В.З. встретил меня в Пулково, отвез к себе, вручил ключ от квартиры, дал все ЦУ по бытовым вопросам и маршрутам метро и умчался на службу, пообещав на вечер обширную культурную программу. И я, воодушевленная таким радушным приемом - и хозяина квартиры, и самого города, встретившего меня такими нечастым здесь ярким солнцем - поехала выполнять командировочное задание.
Заранее предупрежденный по телефону мой приятель-студент встретил меня у входа в Академию Художеств, у знаменитых сфинксов, препроводил в помещение музея, а сам вернулся на лекцию в аудиторию. С восхищением оглядывая стены музея и выставленные в коридорах экспонаты, я дошла до двери с табличкой «Администрация», вошла внутрь - тут моя эйфория закончилась, а если сказать проще - получила «топором по морде». Тут я хочу заметить, что общественные связи, или, как сейчас их принято на западный манер называть «паблик релейшнз», то есть умение общаться на любом уровне и получать необходимую информацию, были, вообще говоря, моей функциональной обязанностью - и на протяжении нескольких лет я в этом достаточно поднаторела и успешно справлялась. Конечно, при подготовке каждого мероприятия я сталкивалась с определенными трудностями, но это были трудности рабочего порядка. В целом же, без хвастовства скажу, что на всех стадиях подготовки я своего добивалась.
И кто бы мог предположить, что здесь, в этом Храме Искусства и Культуры, я встречу такое равнодушие, такой однозначный отпор и нежелание помочь! Теперь, задним числом, я думаю: кто я, строго говоря, была для директрисы музея - неизвестно откуда взявшаяся провинциалка с наивной просьбой (правда, подкрепленной соответствующим письмом от руководства Республиканского совета НТО) предоставить мне копии фотографий, макетов и планов известнейших сооружений Ленинграда? Но тогда, тогда я была в шоке, и не видя ничего вокруг себя, уныло плелась к выходу. Я шла музейным коридором - и все картины и гравюры вдруг как-то странно поблекли в моих глазах, а все мысли были только об одном: как найти решение проблемы, как добыть нужный материал? Ведь я ни за что не могла вернуться с пустыми руками, не обеспечив пособиями придуманный мною же семинар.
И тут, прорываясь сквозь фон моих мрачных мыслей, в ушах прозвучал оклик: «Барышня, барышня!» Не поняв, кому адресовано это обращение, я все же обернулась и увидела спешащую ко мне благообразную старушку. Это было явление классического типа петербургских старушек, каких я немало видела в музейных залах, на стуле в углу - в роли смотрительниц. Слегка запыхавшись, она поравнялась со мной. Я с интересом на нее посмотрела - и с того момента навсегда была очарована ею. Нет, не было в ее чертах особых следов былой красоты - но это благородство, эта гордая стать невысокой хрупкой фигурки, это свечение ума в серых глазах, эта дорогостоящая простота одежды - все выдавало в ней аристократку «из бывших». Она представилась - звали ее Любовь Федоровна. Выяснилось, что она искусствовед и работает в отделе документов и рукописей музея (в ее устах это прозвучала «музэя» - и даже в произношении этом было особое очарование). Она тут же посетовала на поведение директрисы - она была свидетельницей нашего с ней разговора - и проникшись моей проблемой, тут же предложила помощь. Оказалось, что Любовь Федоровна по статусу своему имеет доступ ко всем материалам музея и вполне может это проблему решить, ибо ничего секретного или не подлежащего копированию в нужных мне снимках не было.
«Так что Вы, голубушка, приходите завтра, сразу после четырех, нашей «грандамы» уже не будет, а я Вам к этому часу все подготовлю и распечатаю. И знайте, милая - не бывает безвыходных ситуаций». Как же она мне сразу стала симпатична, эта совсем не советского типа старушка! Я как-то интуитивно почувствовала ее дворянские корни - что, впрочем, так и оказалось.
На следующий день, в точно назначенное время я уже сидела перед ее рабочим столом, и она передала мне увесистую, тщательно запакованную папку. «Тут, голубушка, все, что Вам потребуется для семинара, и даже больше, - заверила она меня - Знаете, мой рабочий день закончился. А давайте-ка зайдем в соседний кафетерий да выпьем с Вами чаю». Я была настолько тронута ее участие в моей судьбе и так очарована ее простотой и живостью поведения, что просто потеряла дар речи. Утвердительно закивав и что-то мыча, я схватила папку, и мы вышли на набережную. Любовь Федоровна извинилась, что не приглашает меня к себе домой (она объяснила, что живет на канале Грибоедова в для сотрудников Русского музея, где она проработала все свои годы до пенсии, но в доме сейчас ремонт), а потому мы расположились за столиком уютного кафетерия.
Впервые в жизни я была так принята и обласкана с первого взгляда совершенно мне до того незнакомым человеком, и буквально купалась в этом чувстве. Мы как-то сразу ощутили взаимное притяжение и то редкое осознание родства душ. Моей Л.Ф. было тогда 74(!) года, мне - чуть больше тридцати, но разницы в возрасте совсем не чувствовалось. Чудесно и незаметно за разговорами пролетело время, и мы стали прощаться. А так как в разговоре выяснилось, что Л.Ф. за свою долгую и сложную жизнь не довелось побывать в наших краях, я взяла с нее слово этим же летом приехать ко мне в гости. И - о чудо! - эта далеко не молодая женщина с радостью и энтузиазмом мое приглашение приняла.
Ну а я, выполнив командировочное задание и распрощавшись с героем моего романа (как впоследствии выяснилось, навсегда - я ведь знала, что надежды на серьезное продолжение не было никакой, однако все же надеялась), я вернулась домой. На работе я вовсю развернула подготовку к семинару, ну а дома - к приезду моей гостьи, в оживленной переписке с которой я находила подлинное наслаждение. Вот уже и дата ее приезда была обговорена, и взят билет на поезд, и наконец, я стою на перроне, а в окне плавно останавливающегося вагона - ее прекрасное лицо. Эта женщина, в ее почтенном возрасте, совершенно не потеряла умения восхищаться. По дороге от вокзала к моему дому в старой части города, она, петербуржанка, умилялась мелькающим сквозь окно троллейбуса тенистым улочкам, небольшим домикам, цветущим фруктовым деревьям. Кишинев пришелся ей по душе сразу - и она не могла нарадоваться солнцу, теплу и южному колориту города.
За пару недель, проведенных ею у меня гостях, я услышала много рассказов о ее жизни, о неординарных событиях, свидетельницей которых она была, а главное - я, наверное, впервые в жизни обогатилась общением с человеком такой породы, настоящей аристократкой духа. Эх, мне бы записывать за ней эти потрясающие рассказы - ан нет, я была озабочена оказанием ей надлежащего (по моим понятиям) приема и почти не отходила от плиты. Да и то сказать - не возможно было не растрогаться от ее комплиментов по поводу так полюбившихся ей наших национальных блюд. Она приходила в восторг от моего фирменного лечо, фаршированных перцев и голубцов в виноградных листьях - блюд, которых она в своем туманном Питере не видывала и уж точно не едала. А я - рада стараться, тушила и жарила!
Тем сильнее сегодня мое раскаяние: не записала, а запомнила только по верхам - а уж не спросишь... Помню только, что с первых дней войны она со своими коллегами без устали готовила к эвакуации сокровища Русского музея и, пройдя через все тяготы войны и послевоенных лет, оставалась верной музею долгие годы. Вела исследовательскую работу, вместе со своим мужем-искусствоведом, по художникам «Мира искусства» и помогала ему в написании монографии о Константине Сомове. Замечательная рассказчица, живая и остроумная, она подарила мне много счастливых минут подлинно интеллектуального общения. А вот запомнилась мне только такая неизменно повторяющаяся бытовая картинка. Я накрываю стол, ставлю на него всяческие разносолы, поворачиваюсь к плите за новыми - и всякий раз из-за спины слышу робкое: «Полиночка, а можно, если Вас не затруднит, ножик?» И ежедневно я, краснея, этот чертов нож ей клала - а назавтра забывала вновь. Ну не принято было в нашей не шибко аристократической семье ежедневно сервировать стол полным набором приборов! Ну, а она не могла изменить себе и принимать пищу по-другому. Как писала Цветаева, «и самую косой косовороткой ты шеи не укоротишь»...
Или вот еще такой факт - в ту же «копилку». Наутро после своего приезда Л.Ф., распаковывая чемодан, достала из него небольшой сверток и сказала: «Полиночка, это Вам». Я развернула тонкую бумажную упаковку, в ней была плоская коробочка, я ее открыла - и не смогла сдержать восхищения. В ней лежали оливкового цвета, тончайшей кожи длинные перчатки. «Ох, огромное спасибо, но, Любовь Федоровна, стоило ли тратиться, у меня ведь есть осенние перчатки, правда, вязанные. - Ну что Вы, голубушка, каждая уважающая себя Дама обязана иметь лайковые перчатки. Я их выбирала специально на Вашу ручку». Так я узнала от нее, что такие именно перчатки зовутся лайковыми. Они и до сих пор у меня, и всякий раз, когда я их надеваю - правда, зимой, ибо наши зимы более теплых и не требуют - я всегда с наслаждением поглаживаю оливковую кожу и вспоминаю эту благородную, умную и веселую петербургскую Даму.
Прошло пять лет, и представьте, Л.Ф. снова побывала у меня в гостях - и я снова поражалась ее энергии и выносливости, в-частности, во время наших долгих прогулок, а ведь дело-то шло к 80-ти! Но ей так полюбился наш край, так мы за эти годы, переписываясь, сдружились, что она решилась на эту поездку. Я к тому времени обрела новую семью, мы с мужем и сыном жили уже в благоустроенной квартире в одном из живописных новых районов, и Л.Ф. и тут находила свои прелести - большой зеленый двор, близость к остановкам транспорта, новые магазины.
Мы снова, уже всей семьей, слушали за ужином ее занимательные истории, боясь пропустить даже слово. И только иногда (как со смехом мне теперь напоминает мой вполне взрослый сын) ей самой приходилось перебивать свой рассказ робкой фразой: «Полиночка, если Вас не затруднит, будьте любезны - ножик»!
Мастинская Фаина 
МЯСКОВСКАЯ (АРКАДИНА) АЛЁНА 
Стефанюк Cтанислав. 
Аксёнов Алексей 
Тарк Андрей 
Рысь Ирина 
Городецкая Лина 