В Москве от жары падают желтые листья, в Омске выпал первый снег, а в городе Тверия, что в Израиле на берегу красивейшего озера Кинерет, по-прежнему тридцать восемь.
Жаркое лето 2010 года в разгаре.
На пляжах, под грибками в тени, загорают отдыхающие, в основном из России, но в воду заходят немногие, боятся обжечься. Вода под сорок. Старожилы говорят, что жара спала, ведь два месяца было далеко за те же сорок. Но приезжие в это как-то не хотят верить. Им и тридцати восьми хватает.
          Самое время вспомнить как это было, когда мы были молодыми. О чём мечтали, куда стремились…
          Удивительно, но почти круглый год мы все мечтали о лете. О том времени, когда, уговорив начальство, получаешь-таки желанный отпуск и летишь во весь опор к морю. Раздеваться начинаешь уже в самолете, жаль терять драгоценное время. А там… падаешь на горячие прибрежные камни, о песке даже зимой не мечтаешь, летом на одну песчинку приходится как минимум два разнополых тела.
          Так вот, падаешь на горячие камни, закрываешь глаза, прикрываешь лысину широкополой шляпой и лежишь, лежишь, лежишь. Пока не почувствуешь запах гари.
          В промозглую ноябрьскую погоду, когда за окном барабанит, как по нервам, занудный бесконечный дождь, или декабрьской морозной порой, роли это не играет, такие мысли о летнем отдыхе согревают душу, вызывают интерес к вяло текущей жизни и очень даже сокращают рабочий день.
          Если вы точно также думаете, значит мы обязательно встретимся в июле на лазурном берегу. Ах, море, море…
          И приходят воспоминания. Курортные романы. Имена стёрлись, а ощущения остались. И с каждым днём они всё живее и ярче. И обрастают такими подробностями, придумать которые можно только при сильном подпитии или необычайном воображении. И ты понимаешь, что всего этого не было, но как бы хорошо было, если бы… Приятно вспомнить.
          А ещё кизил. Настоящий, растущий тут же в ближайших горах, крупный как сливы, а сладкий, во рту тает. И всплывает ассоциация его с губами. Нет, не так: «губы её были как тот кизил»… Как красиво, вот только губ не было, а кизил – был.
          И вино. Идёшь на пляж, а по краям аллеи слева и справа стаканчики так и тянутся, только протяни руку. И всё бесплатно. Остановись и поговори, а почему бы и не поговорить с хорошим человеком. Тема всегда найдётся. И по этой дороге так много хороших людей, что, дойдя до пляжа, чувствуешь - море стало тебе по колено.            Ну как тут не помечтать о новом отпуске, когда там всего полно: моря, гор, женщин, вина, фруктов, и ты можешь выбирать: сегодня море, завтра горы, потом снова море, затем ужин при свечах. Живи – не хочу.
          И вы только представьте себе: находятся люди, которым всё это чуждо. И море, что «по колено», и горячая галька, и всё остальное. Эти чудаки ищут как бы потруднее перезимовать июльскую жару. Я и сам такой, как только лето, так сразу в горы и туда - повыше к снегу и ледникам. Для меня нет ничего лучше, как, присев на корточки, залезть под рюкзак, размеры которого не поддаются описанию, зато в нем всё есть, а то, чего нет  (спального мешка и палатки), так они под и над рюкзаком. И два дюжих молодца, крякнув, надевают такой рюкзак на твои плечи, помогают выпрямиться, без этого никак, и слегка подталкивают в сторону гор, мол: «иди Вася». И компания таких «Вась» с ледорубами в руках начинает свой поход.
          И вот я лезу в гору, с меня стекает тысяча потов, и, вспоминая всех святых, давая клятву больше в горы ни ногой, что это в последний раз, добираюсь до подножия ледника. Нахожу там совершенно непригодное место для палатки, устанавливаю её, вбив в ледник крючья, чтобы ночью сильным ветром меня с палаткой не сорвало в пропасть и, кое-как перекусив, забираюсь внутрь, залезаю в спальный мешок и всю ночь дрожу от холода – с ледника уж очень прилично тянет – в ожидании наступления утра.
          И снова вверх, и снова в гору. Наконец передо мной перевал. Ты стоишь на гребне Главного Кавказского хребта. Позади Россия, впереди – Грузия. А кругом снега-снега. Да ещё гильзы – следы войны. Их здесь не поднимают, не уносят с собой. К ним относятся бережно, не так как к обсиженным голубями мраморным памятникам в городах.
          Привал не столько для отдыха, сколько для незабываемых впечатлений, для рассказов будущим поколениям. Однако, время торопит, впереди длинный и трудный спуск. Две недели, проведенные в горах, подходят к концу.
          Два часа автобусом и ты на море. Отсюда дорога домой. Бегом вперед: горячая галька, море. Падаю вниз, жар пробирает всего насквозь, меня все осторожно обходят, особенно девушки, они давно не видели такого бледного истощённого тела, одно слово – дистрофик. Я же не скажу им, что весь жир оставил в горах.
          Купе скорого поезда, отпуск остался позади. Впереди мечты о новом отпуске. И обязательно в горах.
          А у тех, кто жил в Сибири, да и сейчас живёт, почти у всех, ни первых, ни  вторых проблем никогда не существовало. Во-первых, далеко, во-вторых, дорого, в-третьих, зачем, когда тайга, горные бурные реки, скалы и многое-многое другое, что есть только в Сибири.       
          Вспоминаю те далекие годы. Ещё только строились Красноярская и Братская ГЭС, ещё не перекрыты знаменитые сибирские реки, но уже прошёл слух среди туристов, что построят эти ГЭС и пропадёт знаменитая на всю округу бирюсинская пещера – вода поднимется и затопит её. И надо торопиться. В последний раз совершить «восхождение» в глубь, снять фильм для тех, кто её никогда не видел и уже не увидит. Собрали команду, каждый написал заявление на отпуск и вперёд - на Бирюсу.
          Мне повезло, я с женой попал в эту историческую группу. Добираться было непросто, а если коротко, то сначала автобусом, затем пешком через горы к Бирюсе, по ней на плотах до входа в пещеру. Последняя ночь перед спуском. На берегу поставили палатки, разожгли костёр, кто-то готовит ужин, кто-то сушит свою одежду. Одним словом отдыхаем. Ярко в ночи светит костёр, пуская высоко в небо быстро гаснущие искры, мятущийся ветер разносит в разные стороны дым. Свой дым глаза не выедает. Без него и костёр не костёр. А что вы знаете о нём? С чем его можно сравнить? Если возле дома развести костер, ну, скажем, для шашлыков, то даже дым его будет другим. Костер на привале, неважно где: в тайге, в горах, в степи – это всё. Здесь не только готовят и сушат. Собравшись вокруг, слушают самые невероятные байки, причём все верят сказанному. Поют задушевные песни. Мечтают о любимых, а не о курортных романах. Вечер у такого костра очищает душу от всякой скверны, скопившейся в городской пыли, и вселяет надежду.
          Так вот, перед нами бирюсинская пещера. Ничем не примечательное место. Горы покрытые лесом, внизу шумит знаменитая река. Где-то, примерно, посредине горы - отверстие в человеческий рост. Это и есть вход в пещеру.  Входим, места не так много, стоим очень кучно. Перед нами ледяная «катушка», уходящая куда-то вниз, в мрак.. Оттуда веет холодом и сыростью. Надо спускаться. Выслушиваем в очередной раз наставление: «Не спускаться по центру, попадём на камни - будут долго собирать». По краю этого вечного ледника осторожно сползаем вниз, все на «пятой» точке. Попадаем в маленький зальчик, усеянный большими камнями. Метрах в четырёх-пяти вверху – там свет, оттуда мы только что сползли. А в углу ещё одно отверстие. Отвесный двадцатиметровый колодец – следующий шаг в покорении пещеры. Для этих целей у нас была верёвочная лестница. Скинули её, первым слез один из самых опытных скалолазов - для страховки. За ним остальные. Должен вам сказать, я никогда не думал, что будет так трудно спускаться. Тогда я ещё не знал, что подниматься много труднее.
          Но где же красоты, о которых нам столько всего рассказывали? Задаю вопрос нашему руководителю Виктору Пономарёву, мастеру спорта по альпинизму и туризму.
- Так это в пещере, - отвечает он мне.
- Как, разве мы не в пещере? – удивляюсь я.
- Что ты, только в начале пути.
         И мы двигаемся дальше, где ползком, а где с помощью верёвок. Наконец команда: «Привал!» Падаем кто куда. А Виктор говорит: «Сейчас мы у самого трудного места, пройдём его и будем считать, что дошли. Это «пищевод».
         О «пищеводе» нам  много говорили еще в Красноярске. Пока мы карабкались вниз, о нём как-то забылось. Чтобы пролезть дальше, надо пройти участок длиной не более трёх метров. Это узкая расщелина  в виде треугольника высотой метра полтора, может, больше, расширяющаяся кверху. И извивающаяся, как самый настоящий заворот кишок, почему-то названный пищеводом. Надо, понемногу протискиваясь в эту расщелину, отжиматься вверх и ползти вперед. Если руки не выдержат, начнёшь скользить вниз и тебя заклинит. А помочь некому. И при этом, пока ты так двигаешься, твоя голова оказывается рядом с нижними частями тела. Наконец, она выходит наружу и ты понемногу с чувством глубокого облегчения оказываешься на свободе. Минут через пять-десять позвоночник отходит от только что проделанной экзекуции и можно двигаться дальше.
         И вот перед нами главный зал пещеры – цель  экспедиции. Такого великолепия я никогда не видел. В свете фонарей огромный зал, совершенно невероятной высоты с мощными сталактитами и сталагмитами, казался волшебным. Всё вокруг сверкало. Забылись и «пищевод», и верёвочная лестница, и узкие карнизы, по которым мы ползли, боясь сорваться вниз в пропасть, и совершенно дикая усталость. Застрекотала кинокамера, жена, геолог по профессии, начала набивать карманы маленькими, изящными сталактитами, какими-то кристаллами, чем-то ещё. Не худенькая, она стала почти вдвое толще. Но остановить её было невозможно. И всё для коллекции.             Затем мы устроили самый настоящий пир в тронном зале. А немного отдохнув, тронулись в обратный путь.
          Описывать его вряд ли имеет смысл, скажу лишь, возвращаться оказалось сложнее. Всё было бы хорошо, не будь «пищевода». В группе больше всех устала моя жена. Когда подошли к расщелине, Виктор, понимая, что у неё могут быть проблемы, поставил впереди самого сильного, чтобы помогать в случае чего. За ней двигаться должен был я, непрерывно подставляя голову под ноги, создавая таким образом дополнительную точку опоры. Виктор к сожалению не обратил внимания на её толщину. Со своими «побрякушками» в карманах противоэнцефалитной куртки она пролезть не могла. Но полезла. Я, как мог, пыхтел сзади, изо всех сил упираясь в её туристские ботинки. А расщелина не пропускала. Елена вытягивалась к самому верху, но дело не двигалось. Одна попытка, другая, силы её покинули, и она поползла вниз. Заклинившись, Елена пару раз дёрнулась, ничего не получалось. Снаружи был один человек, все остальные ожидали своей очереди. Виктор, лучше других понимая ситуацию,  скомандовал «привал». Вариантов не было, если Елена не вылезет, мы все останемся внутри. Никто не возмущался, не выступал с предложениями, все молча ждали, паники не было.
          Через некоторое время Виктор сказал, чтобы я как можно глубже забрался и помог Елене подняться. То же самое должен был сделать наш товарищ с другой стороны. Последовал сигнал к началу и мы одновременно вложили в свой порыв не только все физические силы, но и нечто большее. Как удалось Елену вытащить из «пищевода», никто потом сказать не мог. После такого происшествия всё остальное нас уже не волновало. К вечеру мы выбрались из пещеры. И снова Бирюса, плот, переход через горы, автобус. Мы дома.
          С тех пор прошло полвека, а память цепко держит все мгновения того «отдыха». Так можно ли его сравнивать с курортным романом, придуманным или настоящим, о котором через три дня после начала первой после отпуска рабочей недели всё забылось.
          Много лет спустя, отдыхая по «цивильной» путёвке в Югославии, я побывал во всемирно известной пещере «Постойна яма». Цветная иллюминация, красивые вагончики, сидишь в них как «король на именинах», слушаешь гида, из грота в грот катят вагончики по узкой колее, дух захватывает. А вышли наружу и осталось у меня в памяти лишь одно: единственная в мире слепая живородящая рыбка  –  символ этой «ямы».
          И я подумал: «Вот так проходит наша жизнь как один большой отпуск перед дальней дорогой и тебе есть, что вспомнить». И ты вспоминаешь…